– Иван, да ну тебя! – Иван и правда сидел на той же самой лавке–скамейке, что и месяц назад. Это для него месяц прошёл, а для всех других считай, ничего.
Перед Иваном стоял и делал вид, что аж запыхался весь, вот как его искал, Фролка – князев слуга, на ближнем подхвате, так сказать.
Полной уверенности у меня конечно же нет, но сдаётся что надо хотя бы чуть–чуть, хотя бы пару слов, сказать об этом Фролке, на всякий случай, как говорится.
Фролка, а иначе его никто не звал и не называл, был при князе кем–то вроде порученца, или адъютанта, непонятно короче. Потеряет, к примеру, князь какую–нибудь вещицу, а она нужна, ну хоть тресни. Если позвать бояр–дворян ближних, ну или слуг и сказать им, чтобы нашли вещицу эту, то лучше навсегда забыть о ней, так оно проще будет.
У князя было заведено так, говорят, сам царь Горох придумал: за одной из дверей его покоев, как бы в предбаннике, день и ночь бояре–дворяне толпились, это у них называлось службу княжескую служить. Кто–то из них готов был по высочайшему повелению сразу же на коня и хоть на край света, только прикажи, князь–государь. А кто–то ни себя ни дня, ни ночи не жалея только и ждал того момента, когда у князя хорошее настроение случится. Вот тогда слуга этот, верный, тут как тут, за милостью княжеской, стало быть. Человек десять, а может быть пятнадцать их там таких и все бездельничали, хотя каждый из них и все вместе были уверены, мало того, готовы были доказать, что при деле постоянно находятся, службу княжескую служат.
На самом деле служба княжеская – дело хоть и нелёгкое, зато очень скучное. Вот они сутки напролёт в предбаннике том языками и мололи, разговоры разговаривали. На самом же деле, это и дураку понятно, ругались промеж собой постоянно, всё никак не могли выяснить, кто князю слуга самый ближний, ну и самый верный, соответственно. А проще говоря, кому милостей княжеских полагается больше, чем другим, и в первую очередь.
Но польза от них была и временами очень даже большая польза. Такое счастье и несчастье, одновременно, как скакать куда–то неизвестно куда или же голову кому–то с плеч рубить с каждым годом выпадало всё реже и реже, стар стал великий князь – ничего не поделаешь, годы. Так вот, бывало что сидит князь на своём троне, думу думает, да и задумается, крепко задумается, иногда даже похрапывать начнёт… А слуги верные, они никогда не спят, некогда им спать. Они дела княжеского ждут, ну и милости конечно. Покуда ждут, занимаются тем, говорил уже, что разговаривают меж собой, а вернее, ругаются на чём свет стоит. Иногда вот так вот задумается князь, а слуги верные в это время орать да шуметь начинают, вот князь и просыпается. Польза? Конечно же польза!
А с другой стороны покоев княжеских, за другой дверью, находилось и происходило всё в точности тоже самое. За этой дверью тоже слуги постоянно дела княжеского ну и милости конечно ожидали, и тоже, покуда ожидали ругались меж собой и скандалили. Вся разница между слугами этими была только в том, что первые были слугами рода знатного, как минимум, дворянского, а вторые происхождение имели самое обыкновенное, простое, из народа.
Вот так и жил, правил своим княжеством князь–батюшка. Хлопотно скажете? Согласен, хлопотно, а по другому никак. Княжество большое, народу в нём много, всем при деле надо быть, вот они и были… Только те, которые за дверями, они к делу княжескому и государственному ближе всех находились, вот так вот.
Объяснял долго? Ничего не поделаешь. Говорил же, княжество большое, значит и объяснение должно быть соответствующим.
***
Вот что значит, когда слуг верных множество великое, совсем памороки забили, разговор–то о Фролке…
В отличии от тех, которых было много и которые были самыми первыми по близости и верности происхождение Фролка имел непонятно какое и никому неизвестно какое, даже Ивану. Возраста он был с ним приблизительно одинакового, вся разница между ними была лишь в том, что если Иван был человеком образованным, а значит премудрым, то Фролка – ни в зуб ногой. Но не дурак и далеко не дурак, это точно. Как говорил один очень знатный иностранец, только не о Фролке, но это без разницы: «Понятлив, расторопен и нет такой услуги, которую он не смог бы оказать», почти один в один.
Откуда он взялся, тоже никто не знал, взялся и всё тут. Говорят, то ли во время охоты княжеской прибился, то ли ещё где. Известно одно: понадобилась князю какая–то мелочь, срочно понадобилась. Он слугам верным, найдите мол. Те искать, а толку никакого, ругаются только, да друг дружке мешают. Тут–то Фролка и появляется и вещицу эту, князю больше жизни потребную, протягивает, и кланяется, но не как те, которых много, не до земли, лишь голову склонил, но с уважением и с достоинством.
Понравился Фролка князю, расторопностью своей понравился и тем, что надо–не надо, спину в поклонах не гнул, не лебезил значит. Так и остался он при князе в качестве, нет, не слуги, а как бы в качестве ещё одной руки, дополнительной: подай–поди, найди–принеси, но только чтобы быстро.
Вот и получилось, не само собой конечно, что было у князя два самых ценных, насчёт верности всякое говорили, помощника – Иван, да Фролка. Иван был незаменим и очень полезен когда слово какое надо было сказать или разговором умным да непонятным голову кому–нибудь так забить, что никакая водка не поможет. Вот здесь лучше Ивана никого не было, здесь он на самом деле был Премудрым. А вот насчёт найти что–то или кого–то, причём очень быстро, лучше Фролки никого не было.
Если не развозить вот это всё по бумаге, то получалось так: если князю слово мудрёное подсказать требовалось, лучше помощника чем Иван никого не было. А если найти что и очень быстро, Фролка надобен и больше никто. Вот если бы сегодня, например, князь приказал бы слугам своим верным, что тем, что тем, быстренько найти Ивана, оно как бы происходило? Беготня по всему дворцу началась бы да крики, вплоть до матерных. И так продолжалось бы с неделю, а может и больше. Ивана, не, Ивана они не нашли бы, потому что слугам тем, верным, важен был процесс, а никак не результат. Вот так вот.
Видать срочно Иван князю понадобился, раз он Фролку за ним послал, а тот, сами видите, быстро его и сыскал.
– Князь тебя к себе требует, срочно.
– Что, послы какие нагрянули?
– Нее, купцы какие–то припёрлись, с подарками.
– Ладно, пошли…
– Расскажешь потом?
– Конечно…
***
– Ну и где тебя, шалопутного, носит? – человеку непосвящённому и уж тем более не премудрому могло показаться, что князь на Ивана сердится и даже очень сердится, но…
Но Иван был человеком посвящённым, не говоря уже о том что Премудрым. Все настроения князевы, вплоть до их мельчайших оттенков, знал он не хуже премудростей, в университории полученных.
Иван сразу понял, что князь чем–то озадачен и озадачен сильно. Дело тут не в Людмиле и не в её хороводах, сразу видно, а в чём–то другом, как бы не в более серьёзном.
– Я, князь–государь, до каморки своей шёл, мне тут мысль одна в голову пришла, надо было её обдумать как следует чтобы потом тебе доложить. – сочинял Иван просто мастерски. А чего вы хотите? Университорий – штука серьёзная, тем более если при этом всё время по заднице.
– Ладно, врать–то. – махнул рукой князь. – Знаю я твои мысли. Людмила где?
– Почём я знаю?! – Иван сделал вид что обиделся. – Говорил же, не соглядатай я. У меня в голове думы исключительно для пользы государства, других там и не бывает.
– Ну коли так, тогда слушай.
Если предстоял какой–нибудь серьёзный разговор, без дураков, князь всегда сначала немного ворчал на Ивана, обвинял его в чём–нибудь, по мелочи, а уж потом приступал к делу. Ивану такая премудрость князя была хорошо известна, поэтому он нисколько не обижался, потому что сразу понял:
«Кажись вот оно, началось. Быстро однако Черномор сработал. Хотя нет, рано ещё, Черномор чуть позже своё слово скажет».
– Купцы у меня только что были. – продолжал князь. – Как ты говоришь, транзитом через наше княжество следуют. Тьфу ты, язык сломаешь. Так вот, пришли, подарки принесли, всё как положено, ну и рассказали, что в мире творится.
– И что же там творится? – придуривался Иван.
Он прекрасно знал, что творится и где именно творится. Это он так перед князем премудрости нагонял. А князю, тому хоть бы хны, видать сильно новости зацепили–то. Можно сказать, за живое задели.
– Торговали они в царстве царя Салтана, вот и порассказали какие там дела творятся.
– Князь–батюшка, дозволь присесть. – это Иван опять хитрил. – Чувствую, дело серьёзное, значит, и разговор предстоит долгий.
– Да, садись. – махнул рукой князь. И тут же. – Не перебивай, дальше слушай. Знаешь же, где–то с год назад овдовел царь Салтан. – князь вздохнул, скорее автоматически чем ради приличия. – Так вот. Стал он себе новую жену искать, это ты тоже знаешь. А вот остального ты не знаешь! Неизвестно откуда появилась в его дворце какая–то женщина, наверняка ведьма, и вызвалась царю Салтану невесту сыскать.
«И это я знаю. – про себя усмехнулся Иван. – И что было дальше, тоже знаю. Ладно, рассказывай давай, послушаю…».
А князь тем временем рассказывал, как будто страшную книжку пересказывал:
– Ведьма эта, привезла с собой девок разных и уговорила царя Салтана всех бояр думских и не думских тоже, по–новой жениться! Представляешь?!
– Ужас! – отреагировал Иван. Сами понимаете, уж если самого князя так впечатлило, то Ивану тоже надо впечатлиться.
– Переженить–то она их всех переженила, а царь Салтан не дурак оказался, на местной женился. Потом война у него с кем–то случилась, и пока он воевал царица–то с царевичем исчезли! Не иначе как ведьма та их извела. А сейчас, так вообще, купцы говорят, царь Салтан рвёт и мечет, жену с сыном ищет ну и казнит всех без разбору.
– Да уж, ситуация, хуже не придумаешь. – Иван выглядел крайне озабоченным, вернее очень сильно задумавшимся. – Но нам–то какое дело? Мы–то здесь причём?
– Как причём?! – князь аж с трона вскочил. – А вдруг нас, как ты говоришь, зацепит?
– Не беспокойся, князь–государь. Нас не зацепит.
– Это почему же?
Иван опять сделал вид, что задумался, как бы слова удобные и правильные подбирал:
– Ты извини меня, князь–батюшка, но сдаётся что царь Салтан – дурак набитый, набитее не бывает.
– Ну ты это, ты особо–то не того, знай своё место…
– Я–то знаю, а вот он, выходит что не знает. – как ни в чём ни бывало продолжал Иван. – Ну, посуди сам. Это кем же надо быть, чтобы допустить к государственным делам постороннего человека, а? Нее, нам такое не грозит.
– Это почему же? Ну–ка, давай, выкладывай свою премудрость.
– Ну во–первых: ты, князь–государь – правитель мудрый, не то что Салтан. Во–вторых: у тебя есть я, а у царя Салтана, видать, такого человека нету.
– Кажись ты прав. – это князь согласился с Иваном насчёт своей мудрости, а не насчёт того что Иван при нём состоит, правда, князь это не уточнил. Да и зачем уточнять, если и так всё понятно, без слов, ну разве что каждому по–своему.
– Здесь вот так вот сразу не решишь. Здесь думать надо.
– Вот и думай, давай, на то ты здесь и находишься.
– А я и думаю… Знаешь что, князь, тут спешить особо не надо. Как я понимаю, Салтану ты помогать не собираешься?
– Конечно не собираюсь. Скажешь тоже!
– Тогда из всего из этого пользу для нашего княжества извлечь надо и чем больше, тем лучше. А для этого мне подумать надо, крепко подумать. Дай мне на это четыре дня, а лучше неделю.
– Через три дня чтобы тут был и чтобы всё про пользу эту мне доложил! Понял?!
– Понял, князь батюшка. Как тут не понять?
– Тогда иди. И смотри у меня! – последнее князь сказал так, на всякий случай и погрозил Ивану кулаком, тоже на всякий случай.
А Иван, довольный тем что получил у князя целых три дня отдыха отправился хороводы водить, за месяц–то соскучился. Что делать дальше, он прекрасно знал, Черномор проинструктировал, так что и отдохнуть можно, хороводы поводить… Эх, красота, хороводы эти!
***
– И правда, на следующий день свадьбу–то и сыграли. Матрёна, так та аж зелёная вся от злости ходила. Но ничего не поделаешь, улыбалась, поздравляла, царь всё–таки.
– А что подружки? Ну, те с кем ты тогда? – Старуха даже о пряже забыла.
– Подружки? – Царица усмехнулась. – Одна тем же утром к родителям уехала, а вторая, не знаю. На свадьбе я её не видела, да я сама себя не видела: народу полным–полно, все кричат… Сама понимаешь.
– Понимаю конечно. – Старуха вспомнила свою свадьбу.
Вообще–то неважно кто жених, царь или не царь, свадьба тебе полагается – вынь да положь! Конечно же, каждой невесте наверное, исключения в этом случае не предусмотрены, хочется чтобы на её свадьбе было много гостей и чтобы гости говорили молодым много добрых слов, пожелания всякие желали. Что на этот счёт думают бывшие и будущие женихи тоже известно, но эта версия почему–то особой популярностью у невест, как бывших, так и будущих, не пользуется. Хотя, сами знаете, в жизни оно по–всякому бывает.
Старуха, было, начала вспоминать свою свадьбу, да вовремя опомнилась, и правильно сделала. Свою–то, её в любой момент можно вспомнить, а вот про царскую тебе не каждый день рассказывают, причём, из первых уст. Кто её знает, вдруг как передумает Царица и начнёт вспоминать что–то другое, детство, например? Хоть и приятно ей о своей свадьбе рассказывать, по глазам видно, но тяжело, тоже по глазам видно, вон, в слезах вся. Так что, надо слушать дальше, а вдруг как передумает?
Оно видать и правда, тяжко было вспоминать и рассказывать царице, потому что дальше она особо в подробности–то не вдавалась:
– Народ ещё недели две гулял, а моё гулянье той же ночью закончилось.
– Это как?
– А вот так! Обещала богатыря родить? Обещала. А перед этим сама знаешь, чем надо заниматься. Вот и занимались, да так, думала с ума сойду.
Точно не скажу конечно, но подозреваю что такие подробности любой женщиной в первую очередь воспринимаются с завистью, а потом уже зависть эта в зависимости от того какого она цвета превращается, сами знаете во что она может превратиться.
Старуха, хоть и не была обделена мужниной лаской и ласка та с годами не ослабевала, но всё равно позавидовала, не иначе как в силу своей женской натуры и природы.
– Царь, как будто спешил куда, боялся не успеть, измучил всю. – Царица, говоря это, улыбнулась. Видать, хоть и тяжело вспоминать, но всё равно приятно. – Я уже начала подумывать, где бы от него прятаться. Говорю же, сил никаких, измучил всю.
Не иначе как услышал Бог мои молитвы, понесла я. Сказала об этом царю. Он сначала было не поверил, а может дошло не сразу, не знаю. Но с этого момента ни–ни. Мамок–нянек всяких нагнал, теперь уже они своими заботами мне покоя не давали. Я–то их понимаю, не по своей воле заботились. Чуть что, сама понимаешь, у царей на этот счёт разговор короткий, а тут дело наследника касалось, вот они и старались. Но мне–то от этого не легче!
Ну и вот, мне уже рожать скоро, как война случилась. Уж не знаю, кто на царство наше напал, да и не моё это дело, только всё равно, воевать–то надо, никуда не денешься. А кому войском командовать да битвой руководить? Царю конечно! Вот он, сердешный, и поехал на войну.
Как только уехал царь, так Матрёна, вот она! При царе–то подойти боялась. Он ко мне кроме им же назначенных мамок–нянек, вообще никого не подпускал, сам за этим следил. А тут уехал, и ещё неизвестно вернётся или нет, война всё–таки. А если вернётся, то когда?
Всех нянек с мамками Матрёна разогнала, значит, и своих приставила. Нет, отравить меня они не отравили, всё как было так и продолжалось. Вся разница лишь в том, что лица у нянек другие, а так не отличишь.
Но всё равно, надоели что те, что те, хуже некуда. Я ведь как думала? Думала, рожу, к сыночку близко никого не подпущу. И ведь случилось по–моему, только по другому случилось–то.
Пришло время, родила я. Мальчика родила, крепенького, пухленького. Матрёна, так та чуть ли из сарафана не выскакивала, как ей хотелось ребёночка моего на руки взять, да поняньчить. Только я ей его даже не показала, да что там, я вообще никого к нему не подпускала.
Жалко, думала, отца рядом нет, воюет где–то, вот бы порадовался! Написала ему письмо, подробное, что родила ему, как и обещала, сына–богатыря, назвала Гвидоном, и что ждём мы его, не дождёмся, с победой конечно.
Сама–то не повезёшь, не поскачешь, отдала письмо боярину знакомому, чтобы гонца отправил. Тот пообещал, и видать отправил, вот только куда и кому, до сих пор понять не могу.
Уж очень скоро почему–то приходит от царя ответ, а там такое что аж не поверила. Пишет царь, я так и не поняла за что: надо, мол, меня с сыночком в бочку закатать, засмолить бочку эту и в море бросить. Представляешь?
Пряжа давным–давно была заброшена, не до неё. Царица историю свою грустную и страшную рассказывала и плакала почти постоянно, а Старуха слушала и тоже плакала, правда немного поменьше. Вот слёзы–то они и вытирали, да сморкались, на пряжу времени не оставалось. Сначала платки в ход шли, но платки очень быстро закончились, вернее, мокрыми стали. Тогда в ход подолы пошли. Подолы–то, они большие, не то что сейчас, их надолго, если слёзы вытирать и сморкаться, хватит.
– Посадили нас с сыночком в бочку, крышкой закрыли и в море. Я молилась, спрашивала у Бога: ладно я, видать грешна в чём–то, но сыночек–то мой, Гвидон, он–то чем успел нагрешить?
И знаешь, опять Господь услышал мои молитвы. Представляешь, в бочке почему–то было светло, как вот сейчас. Кушать не хотелось. А самое главное – сыночек мой, Гвидон, рос прямо не знаю как, я такого никогда не видела.
Я почему знала сколько дней мы в бочке той проплавали – день у Гвидона как бы за год выходил, он каждый день на год старше становился. И вот вижу, вырос он уже, женить пора, а я наоборот, старею. Думаю, а что если вот так всю жизнь в бочке этой и проведём? Ладно я, много ли, мало, но пожила всё–таки. А Гвидон, сыночек? Он что, всю свою жизнь вот так в бочке и проживёт, белого света не увидев? Ты даже себе не представляешь, как мне его тогда жалко стало!
Смотрю на него, радуюсь, что растёт красивым и здоровым и плачу–печалюсь, что света белого сыночек мой не видит и возможно никогда не увидит.
Но есть Бог на свете, теперь я это точно знаю. Сначала мы подумали, что волна так сильно ударила или ещё что, ан нет. Оказалось, к берегу бочку принесло, ну а дальше ты знаешь.
Да уж, грустный рассказ у Царицы получился. Ничего не поделаешь, другого не было. Но хорошо, что всё хорошо закончилось. Закончилось ли? А вдруг как наоборот, только начинается?