Андрей Романов, житель Козельска, вел личный дневник в феврале-марте 1942 года Великой Отечественной войны. Долгое время об этих записях никто не знал, впервые они были опубликованы в сборнике «Козельские краеведческие чтения» двенадцать лет назад. «Из-под спуда забвения» дневник извлек В.А.Цветков. Вот каким текстом он предварял эту историческую публикацию:
«Двадцатишестилетний Андрей смог (скорее всего, даже не подозревая, как его слово отзовется) не только сохранить ценнейшую информацию, которая без его записок была бы безвозвратно утеряна для потомков, но и передать атмосферу той жизни, полную лишений и тревог, ожиданий и надежд».
19 февраля 1942 года, четверг. Козельск.
В общем, жизнь улыбается. Погода стоит чудесная: солнце, тихо и температура — минус четыре градуса днём, минус 18 градусов с утра. Сегодня хотели было последовать примеру некоторых — поехали за кониной, но привезли берёзок, так как к конине подойти нельзя. Вонь, да и вообще «еда» отбивает аппетит. Когда рубили берёзки, пролетали два самолёта. Как будто бы наши, звёздочки, правда, не видел, хотя они летели очень низко.
«Трещотка» летает над городом с красным флагом. Вот как выражает свой подъём духа перед днём Красной Армии.
Боёв ни от Белёва, ни от Сухиничей не слышно, но в ночь под 17 на сухиничском направлении было жарко, над Калегаевым домом как молнии сверкали, и гул непрерывный — наверное, «Катя».
В городе идёт кинокартина «Музыкальная история». Хотели было сходить, но хотя пошли рано, билетов достать не смогли: народу – гибель. В мирное время столько бывает в исключительных случаях. Играет баян. Барышни и военные обоих полов в буквальном смысле заполнили и даже переполнили город.
Сейчас я читаю «Правду» за 16.02.42. Надо сказать, откровенно: с приходом наших от жизни мы почти не отстаём, разве только сам заленишься поискать газетку. Вчера ходил и по Лосевской, и Карла Маркса, и Ленинской улицам, словом, исходил почти весь город, но там разрушений немного.
Уже снова светит луна, к нашему несчастью. Да, хотя она и главенствует в штате ночных светил, и ни один поэт без неё не обходится, но поскольку она нас демаскирует и тем лишает заслуженного отдыха, мы бы не возражали, чтобы она пока не светила, до конца войны. Или уж, в крайне случае, получше бы маскировалась тучами.
Интересно, что за прожектор — очень жиденький и, главное, один — вот уже несколько дней шастает над городом. Возможно, какой-нибудь сигнал для машин. Самолёты же сейчас днём почти не летают, а ночью беспрерывно над городом пролетают. Вот и сегодня уже пролетали.
Читаю сейчас только Лермонтова, да газеты: ничего подходящего нет, да и неохота.
Работают почти все организации, но не по своим зданиям. Всё перепуталось. Центр стал к больнице пока. Только кино, горсовет, почта — в своих зданиях, хотя кое в чём тоже изменились.
20 февраля 1942 года, пятница. Козельск.
Утром температура минус 22 градуса. Мы с Зиной (жена автора дневника — прим. В.Ц.) съездили по дрова, но больше поехать не придётся, так как «казаки» ругаются. Ну, Аллах с ними. Днём приезжала тётя Паша с Дусей и «Радиком». Лена уехала с ними, вероятно, до вторника. Сегодня имели счастье лицезреть три советских истребителя. Охраняли поезд. Немецкие самолёты летали (сейчас, например, полетел на Белёв). Обстреливали военный городок.
Читал в «Рабочем пути» речь Черчилля. (Что-то, по-моему, крутят или какой-то сюрприз готовят.)
Приказ о мобилизации городского населения на работы прочли с Ив. Фёд. Только, по-моему, таких работ у нас не найдут. Разве чем-нибудь заменят. Ну, да Господь с ними. Давали бы только кусок хлеба. А вот с ним дела обстоят кое у кого совсем плохо. О себе уж я помалкиваю.
Днём температура поднялась до минус семи градусов.
23 февраля 1942 года, понедельник. Козельск.
Перед вечером 20.02 мы с Зиной пошли в Лубны. Возвратились сегодня утром. Поход этот был предпринят в связи с тем, что я, как «вопытный» портной, взялся перелицевать Зине пальто, а машинки на дому не было. Хоть в моих портновских талантах и сомневались все, но я доказал, что при желании всё возможно. Конечно, в «Ателье-мод», скажем, в Париже, возможно, сделали бы и лучше, но и у меня (отбросив излишнюю скромность), к моему удивлению, всё расположилось по своим местам. Единственно с чем и поломал голову, это с рукавами да воротником. И вот сегодня пальто уже готово, и если оно и выглядит несколько необычно, то это не по вине портного, а просто с непривычки. А притерпеться да не попадаться на глаза соседям — и носить можно. А скаким увлечением я работал!
Даже на самолёты, которые вчера несколько раз где-то обстреливали из пулемёта, не обращал внимание.
Ну, в Лубнах, как и всегда, новостей вагон. Там знают всё: когда кончится война, где наши, и где немцы, кто в настоящий момент отступает, почём пуд хлеба в Голодной степи и пр., и пр. С целью же проверить свои сведенья и почерпнуть новостей «Сарафанного информбюро», слоняются (местные жители — прим. В.Ц.) из дома в дом и все сплетни и вздорные слухи впитывают как губка. А насколько ж они мнительны, ужас!
Двадцатого, с утра был туман, потом он к часам 10 рассеялся. Когда же мы пошли в Дубны часов в 5, то есть в 17, туман снова спустился, и такой, что шагах в 30 ничего не видно, даже ближе. Туман, правда, слишком густой да снежный. (Через час примерно, или немного позже, он осел на землю. Сначала стала видна луна, потом крыши изб и деревья, и в конце концов остались отдельные клочья, как облака. Но и они рассеялись ветром.) Словом, необычный, и вот кто-то «догадался»: газы! И всем вдруг «запахло» — кому горелой пшеницей, кому фиалками (запах одного из боевых отравляющих веществ — прим. В.Ц.) и ещё бог знает чем. У одной потекли слёзы, у второй заболела вдруг голова, третью затошнило, некоторые заболели «медвежьей болезнью» — до того расстроились желудки. А если бы туман ещё подержался, то были бы и жертвы. Без сомнения.
Сегодня утром, немного не дойдя до моста Потросовского (только что мы «разминулись» с женщиной с портфелем, вероятно, учительницей и девочкой), Зина остановилась подвязать чулок. Вдруг выстрел, второй, третий и, как нам показалось, пули цок-цок в автомашину, разбитую шагах 10-15 спереди нас. Мы быстренько выскочили на дорогу и за снежным завалом пошли к городу.
Только миновали этот завал, снова два выстрела. Прямо слышно, как свистнули пули, и больше ничего, до самой Казачьей.
Температура, как пришли, часов в 9, была минус 25 градусов, а сейчас, в 15 часов 30 минут — минус шесть градусов.
Сегодня хоронят Семёна Ивановича Сафронова, моего сослуживца по «Торгплодоовощтресту», повесившегося 21.02.42. Как мне его жалко. Когда я ехал в Сергеевку, то поговорил с ним. Он плакал. Володьку посадили, самого таскали в НКВД. Словом, укатали сивку крутые горки.
Все его осуждают, а мне просто жаль его и, в особенности, его жену. Вот переносит! Два года тому назад застрелился сын-школьник, лет 14, сына посадили, муж повесился. В прошлом году кого-то из семьи зарезало трамваем. Эх, господи, жизнь.
Вывесили сегодня приказ о мобилизации с 17 лет с 1924 года по 50 лет, если военнообязанные, и о явке их 27 февраля к 9 часам с вещами и продовольствием на пять дней к военкомату. Как будет выглядеть Калегай Колька и Егор Назаков — потеха. Аники-воины.
В субботу сходил в баню (первый раз месяца за 3-4), только открыли в пятницу, постригся. Словом, вид на 100%.
Вчера приходила Пелагея Александровна Волкова, ходили в церковь причащаться.
25 февраля 1942 года, среда. Козельск.
Вчера написал и отнёс три открытки: отцу (в ответ на письмо от 25.9.41, полученное нами 23 февраля), Ильчинкову и Грише Лещеву.
Перед вечером получили телеграмму от Шурок от 15.10.41. Мать испугалась, думала что-нибудь страшное, не умерла ли, мол, Шурка. А там всего-навсего, что они «из Санино переезжают в Сибирь».
Нового ничего. Правда, в ночь под 24 февраля была тревога, и всю ночь шли танки куда-то. По улице (то есть по домам) бегали военные и собирали своих бойцов. Танки якобы пошли на Губино.
На станции гудели паровозы (которые изредка откуда-то к нам наезжают). Словом, была ночка самая благоприятная для паники, но мы, к сожалению, проспали и лишись того удовольствия, что поимели все, слышавшие тревогу.
Сегодня весь день шёл снег, а температура с утра ноль градусов, днём плюс три. Сыро, ветер.
Прочёл за день сборник рассказов «Комсомольское племя». Перед вечером слышали три залпа из винтовок. Вероятно, кого-то хоронили.
Ещё 20 часов, а приходится ложиться спать, так как свету нет, да и заняться нечем. Карты надоели.
Лена ещё не приехала. Сейчас вышел на улицу, думал, кто-то стучит, а это кошки на крыше уже устроили концерт. Я на них цыкнул, так они, как прыгнут, чуть мне не на голову. Словом, уже весной запахло. Пока, правда, от кошек.
26 февраля 1942 года, четверг. Козельск.
Сегодня ходили с Зиной в Лубны за кормом для «коллективной» коровы. С утра было всего минус три градуса, пока собрались идти, стало минус пять градусов. Но главное то, что всю ночь шёл снег, и днём поднялась сильная метель, так что о дороге не могло быть и речи. Но всё же кое-как слазили, в некоторых местах по колени.
У тёщи стоят семь человек, начальство, одна женщина. Замечательная гитара. Я и то немного поиграл, почитал газету «Правда» за 25 февраля. Здорово немцу хвоста накрутили! Я, кажется, скоро поверю в нашу мощь, а главное, в предсказания о победе над немцем. То, что до настоящего времени происходит, нам говорили ещё во время начала войны, но верить своим газетам, правда, не верили. Сейчас же можем убедиться в правдивости их слов. Не подкачали бы только наши союзники.
Когда мы шли уже домой, над нами пролетели два немецких самолёта. Очень низко. По большаку ехали трактора, машины, лошади, и они даже не обстреляли. Перед вечером же обстреливали военный городок, два раза бомбили около «Союзутиля», но, как будто бы, безрезультатно.
1 марта 1942 года, воскресенье. Козельск.
Температура с утра вчера и сегодня минус 28 градусов, днём поднимается до минус шести. Самолёты летают часто. Вчера, в 23 часа обстреливал, а сегодня часов около 14 бомбил возле «Пищевика» и банка (разрушенный и сожжённый и до этого). Но добомбился.
Лошадьми в город везли, упал в трёх км от нас. О судьбе лётчиков не знаю.
Наши ястребки летают почти беспрерывно, звеном — три шт. Кроме того, в городе установили зенитки, которые тоже заставят уважать наш город (Чтобы раньше такую защиту городу!). Призыв идёт полным ходом, вероятно, поэтому и истребители летают.
3 марта 1942 года, вторник. Козельск.
Вчера температура (с утра) минус восемь градусов, днём повысилась до нуля. Сегодня, с утра температура минус пять градусов, днём же стало минус шесть, а вечером снизилась до минус 11. Ветер, полная луна.
День прошёл спокойно. Правда, много ходило военных, ночевали три человека у нас. Записывать при них неудобно. Прочёл «Луганцы». Читаю «Черниговцы». Сегодня утром приехали на призыв ребята. Ваньку, Гришку и Кольку (Гришкова сына) взяли. Сегодня и угнали на д. Манаенки. «Лейтенанта» всё гоняли по комиссиям, не знаю результатов. «Люсика» оставили на год на поправку — «подрость».
И вот мы играли в карты. Зина заметила, что от военного городка низко над землёй летят самолёты. Я только глянул, сразу понял по их виду, что это немецкие. Но я видел один, а их летело три штуки. Мы выскочили в сенцы. Как раз они опустили крыло и начали строчить по Казачьей. Мы вошли в комнаты, а минут через пять пришла мать и сказала, что горят две избы в Казачьей. Мы вышли, самолётов уже не было и в помине, а там видно, как народ тушил. Выяснилось, что обстреливал он казацких колхозников, вёзших рожь, а ранили одного бойца в машине. Больше жертв не было.
Вчера шесть самолётов очень сильно бомбили и обстреливали ребятишек 23-24 годов, «вояк», на Белёвском большаку. Ребята все разбежались кто куда. Побросали сумки. Еле-еле их собрали ночью. Что-то горело там же. На Городке (по большаку Белёвскому) роют окопы, а у нас церковь (не ту, что сейчас служит) превращают в ДЗОТ. Ходят слухи, что от Белёва хотят пустить немцев. Но, где они пойдут? Укрепляют и Дешовки.
(Два листа из дневника кем-то вырваны — прим. В.Ц.)
Часовые тоже в белых халатах. Кажется, монголы. Во всяком случае, их склады. Такие же точно «хранилища», а, возможно, и огневые какие-то точки устроены на всех больших дорогах. А по дороге к Попелёво — даже две.
В Лубнах полным-полно военных и колхозников, присланных на расчистку аэродромов. Мы тоже получили повестку до 20 марта (дальше, бог даст, продлят). Народу этой работой занято уйма. А я уверен, что и самолёты-то к нам не прилетят, а уж столько, сколько можно ожидать по размерам аэродрома, разумеется. Его всю весну строили и лето, а ни один не садился. Всё это только шумиха, чтобы, с одной стороны, занять народ — зачем ему дома сидеть? — а с другой стороны, показать свою мощь и запугать кого-то. По-моему, пока самолёты к нам прилетят, снег сам пять раз успеет стаять и не чистимши, и трава вырастет по колено.
Вчера над городом летали четыре истребителя, и один упал на луг, сбитый крылом второго. Наверно, практиковались таранить немца. Не знаю, живы ли, остались лётчики после такого опыта. Самолёт сегодня повезли в город. По-моему, о героизме этих лётчиков тиснут в газетку. Сегодня весь день бьют орудия по направлению к станции, прямо совсем близко. По-моему, км 5-7 отсюда. И всё приближается вроде бы.
11 марта 1942 года, среда. Козельск.
Вчера температура с утра была минус три градуса, днём — ноль. Ветер. Сегодня с утра — минус два, днём — минус один градус, вечером — одиннадцать градусов. Ветер.
Вчера день был совсем спокойный, а сегодня самолёт пролетал несколько раз. Истребитель. Наших нет.
Солнце днём пригревало хорошо, в городе ветра нет, тает.
14 марта, суббота. Козельск.
С утра температура — минус 18 градусов. Это 12 марта 42 г. 13 марта 42 г. — минус 12 градусов. Ветер был, но неособенный. А сегодня весь день так метёт, что нельзя выйти даже на улицу. Ветер сумасшедший, и температура в сенцах весь день стоит минус 16 градусов.
Сегодня «Евдокей», значит, если курочка напьётся у порожка, то на летнего Егория уже была бы хорошая трава. Из того же, что сегодня такая гадкая погода, заключают, что весна будет поздняя.
По Сретенью судили, что весна будет ранняя. Словом, будем посмотреть сами. (И здесь сохранена подлинная фраза. Она, возможно, шуточная — прим. В.Ц.)
В такую погоду, как сегодня, заставляют чистить дорогу. Зинка с утра ходила, норму выполнила. Стали снова собирать на работу — пошла мать.
марта ходили мы с Зиной чистить аэродром, но в 12 часов ушли Лубны. Да лезть пришлось целиком (ударение на «е»: целик — снежная целина — прим. В.Ц.). Дороги нигде нет, а снег по колени.
Дорогой на речке пришлось подкрепляться и отдыхать. Я пробовал к ногам привязывать лопаты. Было бы неплохо, если бы можно было хорошо их привязать. Но всё же в 1 ч. долезли чуть живые до деревни. Угрелись так, что, хотя раздевайся, несмотря на ветер.
Как много заячьих следков, в особенности по речке, и совсем свежие. Видно, они прыгали перед самым нашим носом, но мы не видели. На следах валяется клочок шёрстки, там помочился заяц, и ещё не замело. Словом, они-то нас, наверное, видели из кустиков и посмеивались. Нам же их посмотреть не пришлось.
На улице сейчас метёт как будто бы меньше, но ветер не унимается. Намело сугробы выше забора, почти вровень с Марьиной крышей. Вот сейчас наступать по чистому полю по такому снегу — гибель. Согласишься лучше умереть на месте, чем пролезть с километр.
Интересно, как сейчас в Невинке? Наверное, грязи, как у нас снегу, и тепло.
14 марта 1942 года, воскресенье. Козельск.
С утра температура минус 20 градусов в сенцах. Днём поднялась до минус 17 градусов. А ветер всё такой же. Сугроб от нас и до Марьи. Уже выше моего роста. Забора, калитки и наших саженцев ракиток не видать. Если бы не заборчик, то снегу нанесло бы возле двери по крышу. У нашего петушка даже обморозился гребень, чего и зимой не было.
Сейчас маленькая ранка и капут, домерзнешь сразу. Да и идти против ветра здоровому и то не под силу. Вот это такая весна!
Если таять будет дружно, то Казачью не зальёт, а совсем унесёт в Жиздру. Столько снега ещё, кажется, и не было.
Сегодня опять гоняли чистить дорогу. Зина ходила. Сенцы полные набило снегу. В хате тоже холодно.
17 марта 1942 года, вторник. Козельск.
Вчера с утра температура — минус 20 градусов, днём минус двенадцать, а сегодня утром — минус 19 градусов, а днём — минус 9 градусов.
Бомбил и вчера и сегодня. Вчера где-то возле мельницы бросил три штуки, а сегодня далеко за станцией и за ж.д. мостом через Жиздру.
Я как раз входил в парикмахерскую, и четыре штуки бомбы летели почти через голову. По нему стали бить из пулемётов зенитных. И он пострелял из пулемёта с большой высоты и улетел.
В основном всё спокойно. Вчера прислал письмо дзяя (так — в тексте. Что это — описка или домашнее детское название дяди? — прим. В.Ц.) Гавриил.
Погода улучшилась. Ветер есть небольшой, но бить перестало. Сугроб намело возле нас, возле калитки. Он мне по нос. А со стороны Марьи — выше моего роста примерно на метр. Мы находимся как бы в кольце из снега. Очень красиво. Я бы желал, чтобы снег у нас во дворе превратился в камень, но только не на огороде, а то уподобишься королю Мидасу (царь Фригии, правивший в 738-696 годах до н.э. Согласно одному из мифов, всё, к чему он прикасался, превращалось в золото. Так что БЕДНЯГА умер голодной смертью — прим. В.Ц.)
Читаю рассказы Тургенева. Некоторые читал и раньше. Особенно понравился «Дневник лишнего человека», хотя он и без начала. Прежде всего, понравился слогом. Писан как раз в моём вкусе. Во-вторых, этот тип чем-то напоминает меня. В общем, лучше почитаю готовое, чем самому ерунду писать. Уже вечереет, а света нет.
19 марта 1942 года, четверг. Козельск.
Весна в полном разгаре. Уже в это воскресенье — «жаворонки», а ещё и грача ни одного не видно. Вчера, например, было с утра минус 28 градусов, днём — минус 12, сегодня же то же самое: утром было минус 29 градусов (в 8 часов), сейчас, в 14 часов, минус 14. Даже на солнце вчера выносил термометр, и то было всего ноль градусов. Так что о проталинах не может быть и речи.
Тургенева дочитал. Больше браться не за что.
Придётся читать трагедию Шекспира, хотя пока и не хотелось бы.
23 марта 1942 года, понедельник, Козельск.
Температура 20 марта утром — минус 22 градуса. 21 марта — минус 18. 22 марта — минус 16, днём — минус 8. Сегодня утром — минус 15,5 градусов, днём — минус 8, ветер.
Вчера уже были «сороки». Народу в церкви было много. Я ходил в Н. Прыски к Андрею Васильевичу. Но его почти не пришлось видеть: то вызвали «срочно» в сельсовет, после этого — на собрание. В общем, работа в тылу агитационно-общественная, конечно, идёт полным ходом. Актив в беспрерывном движении (из дома в дом) — то проверяют помещения: в достаточной ли чистоте они содержатся, и нет ли больных. За несоблюдение санминимума — штрафы и суд. Это по частным квартирам, а в госпитале на военном городке раненые спят на соломе, окна выбиты. Легкораненые ходят по домам, побираются, и сами — как трубочисты. Это в порядке вещей. Об этом в слух даже говорить нельзя: в лучшем случае поагитируют да пригрозят «представить к делу», а то и без предупреждения «представят куда Макар телят не гонял пасть». Я 21 марта работал на аэродроме, и там ещё нашёлся один тип из военных, который в споре привёл слова Молотова, что мы на случай войны и голода обеспечены всем необходимым на 10 лет, а один старичок «поддержал» его. «Молотов, — говорит, — может, и на 20 лет всем обеспечен, а «мы» да «вы» уже и сейчас девятый хрен без соли доедаем».
Вчера бомбил и сегодня бомбил возле станции. Четыре самолёта немецких вчера обстреливали Полошковский большак.
Температура часа в четыре дня была минус один градус. В городе по дорогам стоит вода, лужи. Над лесом засинело. Наверное, потеплеет. Сегодня получили от отца письмо. Завтра отвечу. Мать на аэродроме, Зинка в Лубнах.
26 марта 1942 года, четверг. Козельск.
Прежде всего, погода и температура. За 24 марта: утром — ноль градусов, днём — плюс два. 25 марта: утром — плюс два, днём — плюс восемь, солнце, но перепархивал снежок. К вечеру подул лёгкий ветерок, и сегодня утром — плюс один градус, днём — плюс два, но ветер такой, что жуть. В общем, как был как-то до этого и барометр — на «73».
Вчера день был всё же сравнительно солнечный. Зина даже в лес ходила в пиджачках. А сегодня за весь день солнце показывалось не больше, как на пять минут, но грачи уже будто бы есть. Слышал крик и видел его, если не ошибся.
Самолёты эти дни не летали. В этом отношении прошло спокойно.
Читаю «Три цвета времени» А. К. Виноградова о жизни французского писателя Стендаля.
24 и 25 марта ходили в лес по дрова. Снег стал уже рыхлым, а по дорогам уже (по городу) течёт вода.
На аэродроме работы ещё не закончены. Деньги все зачислены на оборону (не обидно было бы, если, правда, на оборону, а то так, лишь бы вымозжить), а работников «премировали» по сто грамм песку сахарного, сто грамм печенья и по куску мыла за свои деньги. Дали по сто грамм и на карточку песку (за три месяца). Сегодня получили сразу два письма от Шурок. Оказывается, с 21 февраля у меня имеется племянница Оля. Интересно. Был в городе.
28 марта 1942 года, суббота. Козельск.
«Самое мимолётное, что есть в природе, — его величество случай. Жизнь коротка и всё-таки очень хороша. За её пределами нет ничего, даже сожаления о ней, поэтому живём!» — слова комиссара наполеоновской армии Анри Бейля, лит. псевдоним — Стендаль.
Давно как-то я записал определение этого слова — «случай» — самим Наполеоном. Какая разница. Хотя ошибся — он определял слово «судьба» — только вспомнил. В общем, выражено умно и красиво. Только слова «поэтому живём» для нас не подходят. И до войны мы не жили, а сейчас просто «отживаем». Проще же говоря, в том смысле, в каком он написал, эти слова для нашего времени не подходят.
А, в общем, и книга «Три цвета времени», и Анри Бейль как человек мне нравятся. Как писатель, возможно, и понравился, но, к сожалению, не читал. Да он и писал, как видно, не для меня: что-то хотя и умное, но скучное. Мериме же, его друга, читал (если это он) «Восстание ангелов» и ещё что-то ещё в Н-ке — понравилось.
Ну-с, о своей жизни…, а писать нечего. Сегодня сдал письма отцу и Гавриилу. Вчера был в бане. Бойцы там мылись снова. Они обрели голос — поют. Это неплохой признак.
Ветер стал как будто бы тише, но всё же и так чрезмерный. Температура вчера была минус два. градуса, а сегодня — минус семь. Словом, пока снова достаточно на «плюсы», и начало «минусить».
Бомбить, не бомбить, но летают, и наши их бьют, но не сбивают.
Андрей Романов родился 31 августа 1915 года в деревне Киреевское-Первое Козельского района. Окончил 7 классов, что по тем временам было весьма основательным образованием. Проживал по адресу: Козельск, улица Максима Горького, дом № 26. Отец — Романов Степан Афанасьевич. И до войны и после Андрей Степанович работал бухгалтером.
Зрение у молодого человека составляло «минус семь», у него была прооперирована язва, при этом удалено две трети желудка, так что по состоянию здоровья он освобождался от военной службы. Тем не менее, Романова всё же призвали на фронт. Осенью 1942 года его мобилизовал Козельский районный военный комиссариат Смоленской области.
Андрей Степанович нёс службу стрелком и писарем. Причем в секретной части штаба. К секретной работе он был допущен 18.1.43 распоряжением №163 00 НКВД 324 СД. Что подтвердило распоряжение №92 от 15.1.45 отдела контрразведки «Смерш» 324 СД.
Война для сержанта Романова закончилась в Восточной Пруссии. Ранения Андрея Степановича, по счастью, миновали.
Андрей Степанович завершил свой земной путь 1 ноября 1976 года.
Опубликовано по материалам сборника «Проблемы археологии, истории, культуры и природы Козельского края. Козельские краеведческие чтения. Вып.7. – Козельск, 2008.
Публикацию подготовила редакция газеты "Козельск"
Фото и видео из данного материала в более в качественном формате доступны на сайте газеты "Козельск"
Газета Козельск: Мы передаем смыслы
Официальный сайт издания gazeta-kozelsk.ru
Подписывайтесь на наш канал и ставьте лайки 👍 если понравился материал