«И вот, захлестнутые радостью, мы подошли к Иерусалиму во вторник, за восемь дней до июньских ид, и чудесным образом осадили [город]. Роберт Нормандский осадил его с северной стороны, возле церкви первомученика св. Стефана, где тот был побит камнями за Христа; к нему примыкал граф Роберт Фландрский. С запада осаждали [город] герцог Готфрид и Танкред. С юга, укрепившись на горе Сион, близ церкви св. Марии, матери божьей, где господь был на тайной вечере со своими учениками, вел осаду граф Сен-Жилль.
<…>
В понедельник мы отважно пошли на приступ; мы ринулись с таким порывом, что будь наготове лестницы, город был бы в наших руках. Все же мы разрушили малую стену и подняли лестницу на главную стену, по ней полезли наши рыцари, завязав рукопашную с сарацинами и защитниками города, — они дрались [с ними] своими мечами и копьями; многие из наших, а еще больше из неприятелей нашли [здесь свою] смерть. Во время этой осады мы не могли почти десять дней достать и купить хлеба, пока не прибыл вестник с наших кораблей, и мы настолько нуждались [тогда] в воде, что с большим страхом отводили на водопой наших лошадей и прочий скот за шесть миль. Правда, нас выручал Силоамский источник, что у подножия горы Сион, но все-таки вода ценилась у нас дорого.
<…>
Во время этой осады мы так мучились от жажды, что сшивали шкуры быков и мулов и приносили в них воду за шесть миль; из таких-то сосудов мы пили отвратительную воду, и точно так же, как от этой мерзкой воды, каждодневно страдали мы от ржаного хлеба. Сарацины же, конечно, расставляли нам тайные засады у окрестных источников и речушек; они везде убивали наших и разрубали на части тех, кого встречали; а скотину уводили в свои пещеры.
И призадумались тут наши сеньоры, каким же образом взять город, чтобы можно было войти в него и поклониться нашему Cпасителю: и вот воздвигли две деревянные башни и соорудили многие другие приспособления. Герцог Готфрид соорудил свою башню, снабдив ее разными ухищрениями, и точно так же поступил граф Раймунд. Деревья же им приволокли из дальних земель. Сарацины, видя, как наши строят эти орудия, замечательнейшим образом укрепили город, нарастив ночью башни.
Но наши сеньоры, разведав, где укрепления слабее всего, передвинули туда, в восточную часть, нашу деревянную крепость и осадные орудия: это было [совершено] в субботнюю ночь. На рассвете они их установили, а потом, в понедельник, вторник и среду, оснастили и подготовили башню. А в южной части подготовлял свою башню граф Сен-Жилльский. Между тем мы были доведены до такой мучительной жажды, что никто не мог за денарий получить воды в достаточном количестве, чтобы утолить свою жажду.
Ночью и днем, в среду и четверг, мы двинулись со всех сторон на приступ города; но, прежде чем вторгнуться туда, епископы и священники, проповедуя и увещевая всех, повелели устроить Бога ради крестное шествие вокруг укреплений Иерусалима, усердно молиться, творить милостыню и соблюдать пост.
В пятницу на рассвете мы ринулись на укрепления, но ничем не смогли повредить городу: и мы были все поражены и охвачены великим страхом. Затем, с приближением часа, когда Господь наш Иисус Христос удостоился претерпеть за нас крестную муку, наши рыцари, стоявшие на башне, яростно схватились с неприятелем; среди них были герцог Годфруа и граф Евстафий, брат его. В это время один из наших рыцарей по имени Летольд взобрался по лестнице на стену города. Едва только он оказался наверху, как все защитники города побежали прочь от стен. Наши пустились следом за ними, убивали и обезглавливали их вплоть до храма Соломона. Там была такая бойня, что наши стояли по лодыжки в крови…
Войдя в город, наши пилигримы гнали и убивали сарацин до самого храма Соломонова, где скопились турки. Враги дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец мы одолели язычников.
Радуясь и плача от безмерной радости, пришли наши люди поклониться Гробу Спасителя Иисуса и вернуть ему свой долг. На следующее утро наши люди незаметно влезли на крышу храма, бросились на сарацин и, обнажив мечи, стали обезглавливать мужчин и женщин.
Наши люди постановили в совете, что каждый сотворит молитвы и подаст милостыню, дабы Бог избрал кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом».
Анонимная хроника «Деяния франков»
«...После всего этого франки направились к Мааррат ан-Нуман, остановились там и осадили город. Жители города упорно сражались с ними. Франки увидели их силу и стойкость и испытали их самоотверженность в сражении. Тогда франки сделали деревянную осадную башню, которая была вровень с городской стеной, и на ней шел бой, но большого урона мусульманам не причинили.
Когда наступила ночь, некоторые мусульмане испугались, и ими овладело чувство бессилия. Они подумали, что если укрепиться в больших зданиях, то им удастся отбиться. Они ушли со стен и оставили свободным место, которое должны были охранять. Другие увидели это и поступили так же, и их место на стене также оказалось лишенным защитников. И так одни следовали за другими, пока вся стена не опустела. Тогда франки по лестницам поднялись на стену, и когда они оказались на ней, мусульмане растерялись и разбежались по домам, а франки предали их мечу и избивали мусульман три дня, перебив более 100 тысяч, и захватили множество пленных. Овладев городом, они оставались там 40 дней, а потом пошли на Ирку и осаждали ее четыре месяца. Они пробили несколько брешей в городской стене, но не смогли взять город. Мункыз, правитель Шейзара, отправил к ним гонца и заключил мир. Тогда они направились в Химс и осадили город, но его правитель, Джанах ад-Даула, заключил с ними мир, и они отправились в Акку, но не смогли взять ее».
Ибн-ал-Асир. «Полный свод всеобщей истории».
7 июня 1099 года в рамках Первого Крестового похода началась осада Иерусалима.
Через 5 недель (15 июля) город будет взят и разграблен. Точнее, не просто разграблен. Претерпевшие во время похода немало испытаний и мучений от голода и жажды, разозленные оскорблениями, которые позволяли себе воины эмира во время осады, отравлением колодцев, долгим сопротивлением и упорством гарнизона, рыцари, ворвавшись в город, устроили настоящую резню, убивали всех без разбора – мусульман, евреев, не пощадили даже тех, кто пытался укрыться в мечети Аль-Акса. В общем, к утру 16 июля все население города было перебито.
Вот как пишет об этом Гийом Тирский:
«Невозможно было смотреть без ужаса, как валялись всюду тела убитых и разбросанные части тела и как вся земля была залита кровью. И не только обезображенные трупы и отрубленные головы представляли страшное зрелище, но ещё более приводило в содрогание то, что сами победители с головы до пят были в крови и наводили ужас на всякого встречного. В черте храма, говорят, погибло около 10 тысяч врагов, не считая тех, что были убиты повсюду в городе и устилали улицы и площади; число их, говорят, было не меньше. Остальные части войска разошлись по городу и, выволакивая, как скот, из узких и отдаленных переулков несчастных, которые хотели укрыться там от смерти, убивали их секирами.
Другие, разделившись на отряды, врывались в дома и хватали отцов семейств с женами, детьми и всеми домочадцами и закалывали их мечами или сбрасывали с каких-либо возвышенных мест на землю, так что они погибали, разбившись. При этом каждый, ворвавшись в дом, обращал его в свою собственность со всем, что находилось в нём, ибо ещё до взятия города было согласовано между крестоносцами, что по завоевании каждый сможет владеть на вечные времена по праву собственности, всем, что ему удастся захватить. Потому они особенно тщательно осматривали город и убивали сопротивляющихся. Они проникали в самые уединенные и тайные убежища, вламывались в дома жителей, и каждый христианский рыцарь, вешал на дверях дома щит или какое-либо другое оружие, в знак для приближающегося — не останавливаться здесь, а проходить мимо, ибо место это уже занято другими».
Точное число погибший в этой резне неизвестно – переписи населения тогда были не в чести. Христианские хронисты называют цифру в 10 тысяч или чуть больше, арабские преувеличивают это число в разы.
Впрочем, разве в цифрах дело?
Произошедшее само по себе страшно. Хотя в ХХ веке мир видел такие примеры бесчеловечности, по сравнению с которыми ярость этого штурма не просто меркнет, а подобна Солнцу в сравнении с Альдебараном.
Для сознания средневекового рыцаря сочетание хладнокровной жестокости, презрения к "другим", жажды наживы с истовой верой, беззаветной храбростью и благородством было нормой.
К тому же, некоторые хроники сообщают, что отдельные вожди крестоносцев пытались проявить милосердие. Например, знаменитый Танкред. Многих вождей и простых воинов, согласно свидетельствам, потом мучила совесть за то, что они поддались ярости и убивали безоружных, сдавшихся на их милость.
Легче всего с высоты веков осуждать.
Но стоит ли, памятуя о том, что происходило весь ХХ век с молчаливого одобрения, а подчас и по инициативе «цивилизованных стран» и происходит сейчас в нашем свихнувшемся мире?
Крестовые походы и крестоносное движение в целом – интереснейшее и очень значительное историческое явление, требующее изучения, анализа, понимания, но никак не эмоциональных суждений и ярлыков.
Краткая предыстория этих событий такова.
Тяжелое поражение Византии в битве с сельджукской армией при Манцикерте в 1071 году фактически означало потерю важнейших ближневосточных провинций. Слабеющая империя еще сопротивлялась, но не могла остановить продвижение турок-сельджуков на территорию древней Финикии и Палестины. Апогеем этого наступления стал захват Святой Земли и Иерусалима.
Все это происходило на фоне смуты и междуцарствия в самой империи, завершившихся только с отнюдь не мирным и нелегитимным воцарением династии Комнинов.
В 1095 году император Алексей I Комнин решил обратиться за военной помощью к западному христианскому миру. Он надеялся получить от Запада войска, крайне необходимые как для того, чтобы защитить существующие позиции, так и для наступления на сельджуков, которые теперь контролировали Малую Азию. Для византийского императора проще всего было обратиться к папе, духовному лидеру Запада. Соответственно, Алексей отправил послов к понтифику Урбану II.
В марте 1095 года в Риме находился антипапа Климент III, а папа Урбан II председательствовал на церковном соборе в Пьяченце в Северной Италии. Там к нему явились византийские послы. Судя по всему, настойчивость просьб Византии произвела на Урбана сильное впечатление. Послам предложили обратиться к собору, который, как утверждают документы, насчитывал 4 тысячи церковников и более 30 тысяч мирян.
Византийцы так и сделали. В горячей публичной речи они обрисовали слушателям страшную картину мусульманского завоевания Востока – вплоть до самых стен Константинополя. Есть основания полагать, что они особенно подчеркнули тот факт, что Иерусалим и Гроб Господень осквернялись руками язычников. Последнее было представлено собору как одна из главных причин того, что чрезвычайно важны и срочно необходимы совместные действия христиан против турок. Папа Урбан II, очевидно, был так же взволнован повествованием послов. Утверждают, что он лично обратился к собору с просьбой поддержать византийцев.
15 августа понтифик отправил французским иерархам требование встретиться с ним на Клермонском соборе 18 ноября. 14 ноября папа Урбан прибыл в Клермон.
Заседания Клермонского собора официально открылись в воскресенье 18 ноября 1095 года. Количество участников оценивается различными авторами по-разному. Но каково бы ни было точное их число, представляется очевидным, что совет посетили несколько тысяч архиепископов, епископов, аббатов и других высокопоставленных церковников, в основном с юга Франции. Десять дней было посвящено обсуждению чисто церковных вопросов, связанных по большей части с дисциплинарными реформами в церкви. Затем было объявлено, что во вторник 27 ноября папа обратится к общему собранию священнослужителей и мирян. На этой встрече Урбан произнес свою знаменитую речь-призыв к Крестовому походу, которую завершил такими словами:
«Иерусалим – это пуп земли, край, самый плодоносный по сравнению с другими, земля эта словно второй рай. Ее прославил искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением. И этот царственный град, расположенный посредине земли, ныне находится в полоне у его врагов и используется народами, не ведающими Господа, для языческих обрядов. Он стремится к освобождению и жаждет освобождения, он беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Он ждет помощи от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечательной силой оружия. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного».
Когда папа сказал это, всех, кто там был, соединило общее чувство, так что они закричали в один голос: «Так хочет Бог!».
Услышав это, понтифик возвел очи к небесам, возблагодарил Бога и, мановением руки потребовав тишины, заговорил снова:
«Возлюбленные братья! Сегодня мы видели, что, как сказал Господь в Евангелии от Матфея, "где двое или трое собраны во имя Мое, там я посреди них". Ибо если бы не Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших уст такой глас, который он же вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: "Так хочет Господь! Так хочет Господь!"
Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием. И пусть женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных опекунов. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу. Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне. Священникам и клирикам любого ранга не следует идти без дозволения своих епископов, ибо, если отправятся без такого разрешения, поход будет для них бесполезен. Да и мирянам не гоже пускаться в паломничество иначе, как с благословения священника.
И тот, кто решит совершить это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, выполнив обет, вернуться домой, пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток. Тем самым такие люди выполнят заповедь Господню, которую он сам предписывает в Евангелии: "И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня"».
Когда все это было сказано, все опустились на колени, били себя в грудь, просили отпущения грехов. Отпущение было дано, последовало благословение, а после благословения толпа разошлась.
Идея Крестовых походов - не выдумка папы Урбана. В призывах к европейским рыцарям принять участие в Реконкисте упор тоже делался, прежде всего, на религиозную сторону вопроса - освобождение христианской земли от власти язычников. И за четверть века до описываемых событий произошел так называемый Испанский крестовый поход (1064 год).
Впрочем, еще Отец Церкви Блаженный Августин в своем труде «О Граде Божьем» (а до него эту идею развивал Амвросий Медиоланский) создал великолепную апологию священной войны - настоящее руководство для всех, кто водил армии под знаменем Христа.
Да и вполне логично для европейского рыцаря конца XI века, чьи предки не столь давно молились неистовому Вотану и громовержцу Донару, воинственным богам битвы и победы, воевать во имя веры и Небесного Синьора. Еще более логично было отвоевывать земную синьорию Христа. Это вполне согласовывалось с понятиями феодального права, в которых они были воспитаны. Так что эта война была законной в их глазах и юридически, не говоря уж о религиозной подоплеке. К тому же мусульмане были давними врагами, еще со времен падения Вестготского королевства и битвы при Пуатье. Ну а кто именно – арабы, берберы, турки – европейские рыцари часто и не задумывались и далеко не всегда вообще понимали между ними разницу. Тогда религиозная принадлежность была важнее этнической. Так что никаких этических препятствий для похода согласно их менталитету быть не могло. Скорее, наоборот. Перефразируя выражение Блаженного Августина, можно сказать, что преступно было бы не отправиться в него. А то, что поход организован самим наместником Святого Петра и возглавляется (наряду со светскими вождями) одним из его легатов, делало законным и позволенным в глазах участников любые жестокости, совершенные во имя истинной веры.
Многочисленные факты искреннего раскаяния военачальников и рядовых рыцарей за резню, учиненную в Иерусалиме, массовое принятие ими схимы и отбывании церковных наказаний свидетельствуют о том, что несмотря на привычку к повседневной жестокости, вполне объяснимую в то суровое время, вера крестоносцев была много искренней, а сердца чище, чем у политиков ХХ и XXI века, которые равнодушно убивали и убивают миллионы, прикрываясь высокими идеалами.
