ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Про то, что дерево для кошек — вещь очень полезная
Наступила середина декабря. Настроение у нас было праздничное во всех отношениях: и Новый год скоро, и у Тимофеи пузо растёт с котятами. Мурыч был весь в нетерпении. «Мам, — спрашивает, — а котята у нас под ёлкой родятся в самый-самый Новый год?» «Нет, — говорю, — сынок, котята у нас только в январе будут. Думаю, числах в двадцатых». «А январь — он после воскресенья будет? Сегодня пятница, потом — суббота, потом воскресенье и — котята?». «Нет, Мурыч, котята будут после Нового года — через тридцать дней». «А-а-а... Но я, мам, знаю, что если очень-очень захотеть, то надо только с кошкой поговорить, а потом сильно-пресильно её погладить — и тогда котята сразу родятся!» Пришлось торопыге долго объяснять про процесс развития кошачьих эмбрионов. Мурчелло быстро заскучал и ускакал в свою комнату — мультики смотреть. А я отправилась в гостиную, то бишь в кошачью комнату — на чудо-дерево любоваться.
Посреди комнаты в глубоком удовлетворении на полу сидел мой Андрюха. Лицо — как у Королёва после возвращения Гагарина на Землю. Во всяком случае, я думаю, что у Королёва было именно такое выражение лица.
Андрюхин «Гагарин» спал на самой верхушке суперстроения под названием «кошачье дерево». У кого была морда счастливее, это можно было ещё поспорить — у создателя или у испытателя. Картина идиллическая, требующая кисти большого мастера... Дерево было великолепным, можно сказать — сказочным. Высота метра три, не меньше, ствол и полочки для кошачьих медитаций были все обиты натуральными джутовыми ковриками. А макушка дерева сделана была из круглой деревянной столешницы — тоже с ковриком. Не дерево — мечта! Очень полезным было это дерево во всех отношениях...
Одной только Тимофее это дизайнерское создание не по душе пришлось. Она ведь как думала: вот сейчас на Сене будет отрываться, и ничего ей за это не будет. Но случился казус: кошка моя дерева этого испугалась и забираться на него категорически отказывалась, разве что на самую нижнюю полку, и то с большими уговорами. Зато Сэнсэй сразу оценил все достоинства убежища, и ежели жена вдруг за когтеприкладство бралась, сразу на дерево сигал и чуть ли не язык ей оттуда показывал. Такое дело страшно раздражало Тимофею, а так как адреналин ей девать некуда было, то она со всей злости на клетку с попугаями запрыгивала, ложилась на неё и Кешу с Кирюшей когтями пугала. Я ей грозила полотенцем, конечно, но так — для профилактики.
А ещё дерево очень Мурычу приглянулось. Он по вечерам просил нас стремянку к нему приставлять и забирался на одну из веток-полочек — с Сеней поиграть и побояться. «Ай, боюсь! Ой, высоко! Мам-пап, смотрите: я кот!» — и кидал мышку Сэнсэю на полочку. А мы, хоть и страшно было, любовались этой парочкой мужиков, свободных от земных забот…
