Однажды Стравинский предложил Дягилеву послушать произведение, которое должно было вылиться в оркестровую пьесу об ожившей кукле, два отрывка, которые он уже закончил, назывались «Русский танец» и «Крик Петрушки». Дягилев немедленно предложил поставить новый балет о Петрушке, русском аналоге английского Панча, французского Полишинеля, немецкого Касперле и нидерландского Яна Классена. Схематичные фигуры commedia dell’arte и персонажи кукольных театров (Арлекин, Пульчинелла, Коломбина, Пьеро и т. д.) были представлены в произведениях рубежа веков в бесчисленных вариантах и вдохновляли самых различных композиторов.
Генеральная репетиция «Петрушки» собравшая весь Париж, не обошлась без происшествий. Через двадцать минут после предполагаемого начала спектакля занавес все еще не поднялся, на сцене ничего не происходило и публика в зале начала проявлять признаки беспокойства. «От нетерпения люди роняли монокли, обмахивались веерами и программками, – писала Мисиа Серт. – Вдруг дверь моей ложи распахнулась. Дягилев, бледный и в поту, подошел ко мне: «Быстро! У тебя есть четыре тысячи франков?» «Есть, но не здесь, дома. Зачем тебе? В чем дело?» «Костюмер отказывается выдавать платья, пока не получит оплаты. Это ужасно! Он говорит, что слышать обо мне больше не желает и что уйдет со всеми костюмами, если ему немедленно не заплатят!»
Еще до того, как он закончил говорить, я уже выскочила на улицу. (Это было то счастливое время, когда можно было не сомневаться в том, что ваш шофер будет ждать вас на том же самом месте, где он вас высадил.) Десять минут спустя занавес был поднят». Успех «Петрушки» был очень важен для труппы, так как теперь стало ясно, что «Русские балеты» могли добиться признания не только благодаря русской или восточной экзотике или эффектным па. В «Петрушке» у Нижинского почти не было прыжков, элемент зрелищности был сведен к минимуму, ему приходилось полностью полагаться на свое актерское мастерство.
Единственным человеком, не испытывавшим удовольствия от успеха «Петрушки», был Александр Бенуа. Незадолго до премьеры междун ним и Бакстом возник новый конфликт в очередной раз по тривиальной причине. Когда декорации прибыли в Париж, оказалось, что одна деталь из второго акта – портрет фокусника, взиравшего со стены на солиста, – была повреждена и требовала реставрации. Ввиду того, что сам Бенуа в тот момент по причине болезни оставался дома, Бакст решил перерисовать портрет по собственному усмотрению и при этом изменил всю композицию. Когда Бенуа в день генеральной репетиции вошел в зал и увидел изменения, с ним случилась истерика. Он буквально набросился на Бакста и начал кричать во время репетиции: «Я не допущу! […] Это черт знает что! Снять, моментально снять!!» Бенуа настолько вышел из себя, что опустился до брани и антисемитских высказываний, обозвав Бакста «жидовской мордой».
Бенуа покинул театр и больше не появлялся после принесенных ему Дягилевым и Бакстом извинений, ни после визитов Нувеля, пытавшегося примирить поссорившиеся стороны, ни после того, как Серов воссоздал портрет в первоначальном виде в полном соответствии с эскизом Бенуа. Дягилев был слишком занят, чтобы долго сокрушаться о произошедшем. Ему нужно было везти свою труппу в Лондон, где ей предстояло выступить во время торжеств, посвященных коронации Георга V, двоюродного брата Николая II, с которым, кстати, будущий британский монарх являл поразительное сходство. Открытие лондонского сезона состоялось 21 июня 1911 года, и это был триумф. Билеты в Ковент-Гарден были распроданы на несколько дней вперед, а пресса посвящала труппе длинные хвалебные статьи.