Начало
Предыдущая часть
Костя был похож на размотанную тысячелетнюю мумию. Только говорящую, хоть и плохо. Состояние стабильное, но хотелось бы лучше. Необходимо наблюдение и его желание тянуться к жизненному свету. А желания не было. Брат был пуст внутри, как бамбук.
- Братишка мой! Я так рада видеть тебя. Жаль, что при таких обстоятельствах.
- И я рад, – промычал в ответ Костик.
- Не переживай ни о чем. Я все обеспечу, ты главное борись с меланхоличными состояниями. Нужно возвращаться к жизни!
- Катька. Ка-а-а-тька, - пропел брат, - люблю-ю-ю-ю!
- И я люблю, Костик. Родной мой.
Я держала брата за руку и находилась в полном смятении. Его настолько измотала ситуация, что выглядел он лет на пятнадцать старше своего возраста. Больно смотреть. Когда зашла мать, он отвернулся и заплакал, а мое сердце сжалось в маленький комочек. До таких размеров, что его можно было впихнуть в корпус от шариковой ручки, дунуть, а оно беспрепятственно полетит в пустоту. Но, в то же время, я видела нежность между братом и матерью. Настоящую детско-родительскую нежность. Это поражало неожиданностью. Оставив их вдвоем, я вышла из палаты и задумалась. Все-таки их отношения пережили серьезные изменения, а вот мои так и остались на уровне выпускного класса. Это нужно решать. Пришла пора двигаться вперед.
***
Дома я немного поработала над книгой и, пыталась собраться с силами, чтобы вызвать мать на продолжение разговора. Проигрывая различные сценарии в голове, каждые пять минут я порывалась выйти к ней, но трусила. Какой бред, боже мой! Какой бред! Я все еще боюсь ее. Столько всего изменилось, а моя душа все так же в кандалах детских страхов.
Из этих страхов меня резко выдернул тихий стук в дверь, и легкий ее скрип. Мать спросила разрешения войти. Входи!
- Дочка, нам договорить нужно обязательно. Ты не против?
- Садись. Я и сама хотела.
- Позволь я начну. Долго собирала мысли в кучу, очень уж хочу открыть всю правду.
- А что, ты многое скрывала? – иронизировала я.
- Может и не скрывала, но замалчивала, а стоило бы говорить.
- Начинай!
Я уселась напротив матери, прямо на пол, оперевшись о платяной шкаф, стоявший когда-то в нашей с Костиком комнате. А мать, тяжело вздохнув, начала рассказ.
- Я только прошу, не перебивай. Столько лет вынашивала я внутри все эти мысли, боюсь не высказать всего. Ты уж послушай внимательно. Мы ведь Костику тогда не позволили переехать в квартиру не от жадности, или принципов каких-то. Он ведь, Катя, пьет ужасно. Последние лет десять мы его тащим из этой ямы, а он все обратно. Связался с компанией дурной, еще когда жили в городе, в милицию сколько раз попадал. Его Гена вытаскивал. Представь, оставили бы его одного там? Да мы, из-за него то и поехали в даль такую. И не работает он в городе, это он тебе так говорил, красовался. Стыдно было. Он в деревне шабашит, иногда в соседних. Руки ведь неплохие, а с головой не все хорошо. Я виновата. Никто больше, я одна. Сколько я его колотила, как ругала за всякое?! Вспомнить страшно. Для него ты одна свет в окошке, вот и сочинял всякое. И избили его не в электричке, дочь. Местные избили, потому что напал на них пьяный, девчонку соседскую чуть не зашиб, ей пятнадцать всего. Дурной он, Кать. Не все нормально с головой, понимаешь? Вот он на девку кинулся, а другие в защиту ее, такие же пьяные были. Вот и получилось. Утром ходила к соседке, матери той девочки. Договорилась, что не будут шум поднимать, писать заявление. Вроде убедила. Вот так, дочка.
- А вы будете заявление писать? – почему-то могла спросить только об этом.
- Да ты что? Какое заявление? Тут бы ситуацию утихомирить и хватит. Костик то восстановится, не волнуйся. Как бы вот девочке травму не нанес душевную. Вот за это боюсь.
- А ты не думай о девочке. У нее своя мать есть. А ты своим ребенком занимайся.
Выпалила я, а мать опустила голову и шмыгнула носом.
- Поздно уж заниматься. – Сказала она.
- Поздно! Согласна, что поздно. Но ты ведь ищешь прощения за все прошлое, правильно? Так пробуй что-то менять, ищи пути. Если Костик и правда не совсем здоров душевно, виновата ты одна. Я тебя переубеждать не собираюсь. И вообще, с Костей я придумаю что делать, найдем врача и обследуем. Если это психические отклонения – Рома поможет. От алкоголизма тоже спасем, я брата не брошу. Никогда не бросала, в отличие от тебя. А теперь, я хочу услышать ответ на следующие вопросы. Как и когда я испортила тебе жизнь? Почему ты не желала мне счастья? За что ненавидела?
Мать, засматриваясь в окно, начала свое откровение.
- Я ведь замужем никогда не была, официально. Отец твой должен был жениться, да в армию ушел. Я спрашивала, чего бы до армии свадьбу не сыграть? Он в отказ. Вот уйду, говорит, на 2 года целых, а вернусь и будут все говорить, что мне жена изменяла. А так, вроде бы стимул у меня будет, его дождаться. Ерунда такая. А мне стимула не нужно было, я любила очень. Один раз в жизни любила, его только. Потом уже никогда сердце не ёкало, не дергалось, не трепетало. И вот ушел он, я ждала. Через год приезжал, давали отпуск какой-то вроде, не помню уже точно. Тогда мы тебя и зачали, только я еще не знала. А как узнала – написала ему. Ответа не получила. И вообще перестала письма получать. Не узнать ни у кого, где он, что с ним. Сиротой был. А я страдала сильно, боялась, что в Афганистан отправили, а там что угодно случиться могло. Так и родила, от пропавшего без вести. Тебя. Училась параллельно, приходилось тебя с собой таскать везде, а то и с матерью оставлять. А она у меня тоже неласковая была. Гневалась каждый раз, как я просила с тобой посидеть. Когда уже год тебе был, пришло письмо от любимого. Прости, пишет, женился вот, семья и дети, так получилось. Про тебя ни слова не спросил. И Бог его знает, получил ли он то письмо с новостью о моем положении, или нет. В общем, его последнее весточку я выкинула, и возненавидела весь мир. И тебя, дочка. Вот всю обиду, ненависть на тебя вылила, будь я проклята. Думала, не было б тебя – жизнь бы иначе сложилась. Смотрела, помню, фильм «Москва слезам не верит» и все думала, ну я то, почему так не могу? Вырастить одной ребенка, любить его. Мать еще дровишек вечно подкидывала в костер, выживала, как могла. И выжила. Пришлось уехать, с тобой на руках. Благо уже и с дипломом врача. А потом встретился мне отец Костика. Такой был обходительный, заботливый. Сколько всего в дом приносил, когда времена настали сложные. Ты только вспомни! А как я забеременела опять, так и понеслось. Что случилось? Не знаю! И колотил меня, и тебе доставалось, и пил сколько. Хорошо, что сам ушел, иначе не представляю, как бы жизнь сложилась. Катя, я могла бы стать хорошей мамой, но сломалась. Впала в свою жертвенность. Мать мне ласки не давала, отца тоже не было, любимый бросил и на другой женился. А тут еще ты маленькая на руках. Да я сама маленькая была. Сама любви искала, откуда мне было ее на двоих то брать? И на себя, и на тебя? Не справилась. Дура баба, дура! Думала ведь, что хоть ты счастье свое нашла, убежала от меня и хорошо. Забыла, думаю, обо всем. Специально не лезла к тебе, не звонила. Понимала, что ни к чему, не стою я того, чтоб ты со мной общалась. А как шрамы твои увидела, как поняла, что чуть в могилу не загнала собственную дочь, так сама хотела в гроб лечь. Вот так! Дочка, прости меня! Не прошу от тебя ничего, ни общения, ни помощи выпрашивать не стану! Прости только, чтоб тебе же легче жилось. Прости!
Мать всхлипывала и смотрела на меня глазами беспризорного щенка. Комната сжалась до размеров птичьей клетки. Стало тесно, жутко, душно и гадко. Она плакала, а я, как приклеенная, сидела у того самого шкафа не шевелясь. Не могу простить. Сейчас, взять и сказать, что прощаю – не могу. Это будет обманом, а я хочу честности. Перед собой, и перед ней. Полностью приняв этот факт, я встала и ответила:
- Мне нужно побыть одной. Если ты не против, договорим завтра.
Мать кивнула головой, отметив тем самым, свое согласие с моими условиями, и вышла из комнаты. Я планировала обсудить с мужем дальнейшие решения, но резко отбросила телефон. Нет, это решение я должна принять сама. Как Рома и говорил, сейчас должна только я и никто больше. Только мне решать, простить или нет, принять свою мать такой или продолжать отказываться от нее. Только мне!