Красная машина иностранного производства неслась по трассе со скоростью более ста километров в час. Сидели в ней двое. За рулём – крутоплечий, чернявый, широкоскулый, с явной примесью восточной крови. Второй – тоже крепкий мужик, но лицом мягче, голубоглазый.
Оба в кожаных куртках.
Они, видимо, давно знакомы – привычно молчат.
Виднеются впереди домишки деревни, и водитель сбрасывает скорость.
Голубой указатель с белыми буквами.
- Не фига себе название, Серый! Деревня Старые лохи, - усмехнулся чернявый.
- Да уж…
- Давай тормознём. Жрать хочу.
- Давай.
Домишки жмутся к шоссе. На крыльце сидит бабушка – шерстяной платок шалашиком. Она давно привыкла к бесконечно мелькающим машинам. Машины эти из какой-то другой, не её, жизни. Есть они, нет – для неё ничего не изменится. Просто, так уж вышло, что эта широкая гладкая дорога легла через её деревню, когда-то большую и шумную, а теперь, едва дышащую.
Машина тормознула у крыльца, и весёлый чернявый парень крикнул:
- Бабка! Млеко, яйки! Бистро, бистро! Шнеля!
Старушка мешкается в нерешительности. Потом уходит в дом и вскоре появляется с литровой банкой молока. В другой руке решето с пятком белоснежных яиц и краюхой хлеба.
Она идёт к машине. Парни ждут её на кромке дороги, сосут сигаретки.
- Кушайте, сынки.
Они выложили яйца на заднее сиденье машины, выпили молоко…
Чернявый сел в машину, завёл двигатель.
А голубоглазый сказал вдруг:
- Прости, мать, - и сунул в её руку бумажку.
Когда тронулись, водитель сказал:
- Ты зачем бабке баксы дал? Она ж их не знает, печку ими растопит.
- Да помолчи ты, - огрызнулся голубоглазый и включил магнитолу…
… Старуха сунула бумажку в карман передника и засеменила к дому. А к ней уже спешит сосед – высокий худой старик в заношенной фуражке:
- Что за гости, Степановна?
Старуха отвечает:
- А внук из города с другом. Обратно поедут, так погостят. Пока вот денежку подарил, - она показала старику купюру.
Старик посмотрел бумажку на свет, помял уголок:
- А ведь это доллары, Степановна. Мой Мишка такие из загранки привозил…
Никакого внука у неё нет. Единственного сына ещё в восемьдесят третьем схоронила. Не успел он жениться, в Афганистане пал.
В избе Степановна прячет денежку в ящик комода, что-то шепчет, глядя на фотографии мужа и сына.