Планета господина Пенса-6

Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5 повести "Планета господина Пенса" в нашем журнале.

Автор: Борис Петров

Глава 5. Расширить горизонт сознания

Моя поездка с господином Пенсом отложилась более чем на месяц, чему мы были очень рады. Он предложил нам переехать к нему, в его большом доме нашлось бы место для десятка семей, подобных нашей. Видели бы нашего Майкла, который целый день носился по просторам этажей, бесстыдно заглядывая во все комнаты. Господин Пенс был не против, он сам показал Майклу дом.

Энни радовалась нашему новому жилищу, но с другой стороны сильно ревновала меня к Мэриэт. Они были одного возраста, Энни всего на полтора года старше, чем-то похожи, как сестры от одной матери, но разных отцов, что вполне могло быть, Энни не знала своих родителей, с раннего детства взрощенная в стенах школы, как и я. Это противостояние продолжалось недолго, не больше недели, пока Энни не поняла, что Мэриэт любит господина Пенса, не как богача или хозяина планеты – она любит его как мужчину и боится, что он не ответит ей взаимностью. Как глупы бывают люди, и вышина положения вряд ли прибавляет им ума: господин Пенс тоже переживал по этому поводу, с другого конца лагеря, ощетинившись копьями и стрелами, а следовало бы опустить оружие и пойти навстречу.

Сомнения, сомнения, они губят многих прекрасных людей. Господин Пенс не боялся измены Мэриэт со мной или соседями, некоторые часто приходили к дому, пытаясь заигрывать и с Мэриэт и с Энни, получая каждый раз вежливые отказы, и господин Пенс знал это и злился. Он понимал, что его соседи воспринимают Мэриэт и Энни в качестве проституток, которых он нанял пожить у себя, а так как я готовил его машину к экспедиции, то они меня не видели. Энни в итоге подбила меня поговорить с господином Пенсом, она с первого же дня знакомства с ним поняла, насколько он честен и открыт для других, и насколько все его считают высокомерным, заносчивым, спесивым богачом, не считавшимся с интересами других людей, плюющим на них.

Мне тоже было это понятно и удивляло поведение коллег господина Пенса по лаборатории, где он пропадал почти весь день, проводя множество экспериментов. Сотрудники лаборатории заискивали перед ним, пританцовывали, как дрессированные звери в цирке, я хорошо помню эту хронику со школы, вот это и были они, точь-в-точь, а господина Пенса воротило от их поведения, он даже не скрывал это на своем лице, что вызывало ужас у челяди – господин недоволен, надо танцевать еще активнее, «Можно я поцелую вашу пятку?».

В один из дней они меня так разозлили, я отвел несколько особо выдающихся субъектов в сторону, взяв каждого за горло, и приподнял невысоко над полом. Видели бы вы их ужас, они все побелели, стали потом желтоватыми, а потом снова побелели, как детская игрушка, меняющая цвет при нажатии. Зря, конечно, я это сделал, они так ничего и не поняли, но, когда я был рядом с господином Пенсом, старались скорее заканчивать доклад и убираться к себе в кабинет, чтобы до вечера греметь склянками и бить мелкой дробью по клавиатуре, в малейших подробностях описываю свою дневную работу, чтобы господин Пенс знал, что вот он-то или она работают прилежнее и больше других.

К концу месяца я подготовил прицеп для экспедиции. Машина господина Пенса была слишком мала, в ней невозможно было спать, даже господину Пенсу было бы неудобно, а разместить в ней ящики с припасами, инструментом и приборами было и вовсе невозможно. Прицеп нашли на складе, мощный, трехосный, с отдельным шлюзом, двумя спальными местами и прочными стеллажами. Господин Пенс не помнил, кто и когда его заказывал, модель была настолько старой, что даже я, вроде как специалист, прошедший курс обучения, впервые видел такую штуку.

Он был блестящий, синего цвета с яркими белыми полосками, светившимися даже в свете Злобного карлика, преобразуя его черное свечение в яркую полосу белого света. Внутри тоже все было необычно, вместо кислородной станции стояли пустые баллоны с кислородом и азотом, широкие кроватные полки, длинные, я поместился. В современных машинах я спал всегда как животное, свернувшись калачиком или просто на полу, когда ноги затекали от неудобного положения. Я установил там малую кислородную станцию, запаса картриджей хватило бы на полгода, закрепил оборудование и инструмент на полках, господин Пенс сначала тщательно всё проверял, боясь, что я сделаю плохо, не так, поленюсь или по незнанию, и, удостоверившись в надежности креплений, успокоился, полностью доверив мне эту работу.

И вы знаете, это было приятно, правда. Редко, когда тебе доверяют полностью. Я даже смог изменить первичную компоновку, расположив инструменты и оборудование по своему опыту, чем приятно удивил господина Пенса, не имевшего опыт поездок по нашей планете более одного дня. Мы много обсуждали с ним, что на других планетах, не астероидах, как у нас, люди могут спокойно выходить из дома и, садясь на свою машину, нестись на другой конец своего мира, не задумываясь ни о чем. Нам это казалось настоящей сказкой, но ни я, ни господин Пенс не променяли бы нашу планету на эту сказку.

Энни иногда снились другие миры, один и тот же кошмар, как и нам всем. Иногда ей хотелось вернуться туда, на планету с густыми лесами, серебряными водами холодных рек, взойти на гору и увидеть рассвет в красно-желтых тонах, ослепнуть от яркого теплого солнца, а потом она вспоминала свой кошмар и, проснувшись ночью и встав с постели, уходила в комнату к сыну, гладила его во сне и уходила гулять на улицу. Там я ее и находил, уже замерзшую, в одной ночной рубашке на голое тело, и счастливую, что она здесь, что я рядом, что у нас есть сын.

Как-то ночью я нашел ее вместе с Мэриэт. Девушки дрожали от холода, я завернул их в одеяло, если бы я знал, что там будет еще и Мэриэт, то взял бы два одеяла. Девушки смеялись и плакали, с трудом перебирая озябшими ногами по холодной земле. Энни вскользь сказала, что у них с Мэриэт общий кошмар, вроде как с разных планет, но очень похожих, до мельчайших подробностей.

Я не стал расспрашивать, у нас не принято рассказывать или выпытывать у другого его кошмар. Энни никогда не рассказывала мне про свой кошмар, а я ей про свой. Несколько раз в году, когда Злобный карлик приближался к нашей планете особенно близко, Энни уходила по ночам гулять по посёлку. В первый раз меня это очень сильно напугало, позже я составил календарь, Энни никогда не сбивалась с него. Оказывается, что и у Мэриэт была та же проблема. Девушки слишком медленно шли, дрожа всем телом, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться, поэтому я сгреб их в охапку и понес домой. Вы бы слышали, как они визжали от восторга. Возле дома нас встретил господин Пенс, я начал было объяснять, а он, сказав, что всё и так знает про Мэриэт, повел нас на ранний завтрак. Мы договорились, что поедем в экспедицию после того, как наши прекрасные женщины перестанут гулять по ночам.

Перед самым отъездом я пригнал прицеп к дому, поставив его перед входом. Майкл так радовался, всё просил, чтобы мы взяли его с собой, обещал хорошо себя вести. Еле уговорили, чтобы он сначала вырос и подучился. Вот и появился у нашего сорванца стимул учиться, а то в школе его не заставишь ничего делать, даже легкие покалывания током через одежду не помогали. Энни перешла из лаборатории работать в школу, воспитателем, ей работа очень понравилась, и она уговорила Мэриэт пойти вместе с ней.

Господин Пенс был не против и всё устроил. Работая вместе с Энни и с детьми, Мэриэт ожила, приходила домой счастливая, много и громко смеялась, рассказывая за общим ужином про детей, про их игры и шалости, поругивая Майкла, который был в ее группе. Она не забывала про обязанности хозяйки дома, вместе с Энни они разделили обязанности, Энни любила порядок, любила заниматься им и требовала его от других.

В последний вечер перед отъездом Мэриэт вдруг заплакала за столом, долго протяжно воя, как раненый зверь в горах, так шепнул мне Майкл, они как раз проходили животных других планет. Мы все пытались ее успокоить, но она не могла остановиться и, успокоившись на секунду, сказала, что скоро, она это чувствует, будет большая беда. Что-то внутри нее говорило об этом. Предупреждало, и она знала, что эту беду нельзя предотвратить.

Я решил это проверить и принес косточки. Призвав духов дома помочь нам, я бросил косточки на стол – все были черными, Мэриэт говорила правду. Я бросал много раз: всегда выпадало одно и то же. Тогда господин Пенс попросил меня сказать духам, чтобы они дали прогноз на исход этой беды, что будет в итоге. Кружка с косточками сам опрокинулась на стол, выпали все цвета, черных было больше, но были и синие, красные, белые. Господин Пенс сказал, что это значит то, что беды не миновать, но она не уничтожит всех, надо верить в хороший исход. Тогда Мэриэт успокоилась и бросилась его целовать. Они ушли к себе, господин Пенс и Мэриэт всё ещё жили в отдельных комнатах, а Энни бегала подслушивать, ей не терпелось всё узнать, каждый раз докладывая мне. В середине ночи она разбудила меня страстными поцелуями, хлопая ладонями по щекам, чтобы я быстрее проснулся. Она так радовалась за них, что ее всю переполняла любовь, она смеялась и плакала, жалея о нашем отъезде, радуясь нашему путешествию, просто радуясь, чувствуя себя счастливой.

Утром, когда мы собрались и попрощались с близкими, я заметил, что господин Пенс выглядит несколько сконфуженным, пряча тихую счастливую улыбку. Он заговорил первым, мы еще не выехали за пределы поселка, у шлюзовых ворот столпились грузовые машины, ожидающие свое очереди на выезд.

‑ Знаете, мой дорогой друг, мне вчера показалось, что я узнал, что такое настоящее счастье, ‑ сказал господин Пенс. – Наверное, мне так показалось. Но нет, я вас обманываю, я и раньше был счастлив, например, когда у меня вышел этот опыт в лаборатории. Я тогда не понимал, что это значит для всех, и для меня, просто радовался, упоенный успехом. Мне было всё равно на то, что я потом долго болел, а голова уже строила кислородные станции, то, что вы можете видеть сейчас лишь малая часть тех фантазий, которые меня тогда обуревали. Если хотите, я покажу вам эскизы, когда мы вернемся.

‑ Очень бы хотелось посмотреть на них,‑ ответил я. – Но сейчас вы говорите про другое счастье, а именно, как мне кажется, счастье познания, я прав?

‑ Да, вы правы. Это сильное чувство, но вчера я испытал нечто совершенно иное. Мне кажется, что вы меня сможете понять, я вижу, как вы любите свою жену, а она вас.

‑ Да, Энни для меня настоящее счастье. Майкл тоже, но это другое чувство, ‑ улыбнулся я, посмотрев на господина Пенса, он смущенно улыбался. – Вы любите Мэриэт.

‑ Да, люблю. И всегда любил, с нашей первой встречи, ‑ с жаром воскликнул господин Пенс, я еще никогда не видел, чтобы его лицо поменяло цвет, от нахлынувшей крови, теперь оно стало слегка голубоватым, как Энни, когда она долго и честно смеется. – Это было три года назад. У меня же не может быть жены, так получилось. Все те женщины, с которыми я общался за свою жизнь, воспринимали меня как мальчика, богатого мальчика. Да, они могли умело удовлетворить меня, но разве этого надо настоящему мужчине? А я хочу верить, что я настоящий, а не пародия на самого себя!

‑ О, вы подняли очень серьезный вопрос, ‑ я рассмеялся. В кабине начала работать кислородная станция, мы медленно приближались к шлюзовым воротам, робот заранее готовил нас к выходу на свободу. Я не оговорился, на свободу, она такая, жестокая, легкая, широкая, не признающая никаких условий и преград, не признающая ничего, кроме себя – и этим она убийственна. Свобода ­ это тот убийца, которого ты бы хотел пригласить в свой дом, но он будет ждать тебя всегда вне твоих стен, и не важно, какие это стены, они могут быть и в твоей голове, сжимая тебя, раздавливая. – Я бы тоже хотел не терять себя, стараюсь, вроде неплохо получается. А вы, господин Пенс, настоящий, поверьте мне, со стороны виднее.

‑ Мой дорогой друг! Вы меня воодушевили! – рассмеялся в ответ господин Пенс. – Как вы думаете, насколько я вас старше?

‑ Не знаю, не больше, чем на двадцать лет, - ответил я.

‑На двадцать два года, у вас хороший глаз. А выгляжу я гораздо старше.

‑ Это неважно, женщина смотрит на вас другими глазами. Как вы думаете, смогла ли Энни полюбить меня, такого огромного, страшного, если бы искала во мне только привлекательную внешность? А у меня ее нет.

‑ Хм, я об этом не думал. Я как не поговорю с вами, так потом долго думаю. Вы младше меня, но во многих вопросах, назовем их житейскими, гораздо опытнее и мудрее, ‑ господин Пенс похлопал меня по руке. – Я решился вам рассказать и закончу рассказ. Я больше не искал себе подругу жизни, они мне все надоели. Поэтому я стал регулярно посещать публичный дом, у нас на планете и всего два, оба так себе, если честно. И тогда всё сошлось: я клиент. Они товар или услуга, как вам больше нравится. Мне давали лучших, они честно отрабатывали свой хлеб, но вскоре мне это опротивело. И вот однажды я увидел Мэриэт. Я захотел с ней просто пообщаться, у нее были умные глаза, она хотела поговорить. Меня долго отговаривали, она у них считалась плохой работницей. Так мы и начали общаться. Я не позволял себе даже пальцем прикоснуться к ней, мы разговаривали, я ей рассказывал про нашу планету, она про свою жизнь, про свой кошмар. Вы тогда видели меня в минуты гнева, так это меня взбесили, прислав ко мне эту корову, для усиления, я же главный клиент. Как вспомню, так противно становится. А еще этот придурок напился, облапав за мой счет парочку девок.

­- Да, я помню его, он любит выпить, ­ - кивнул я, беря управление в свои руки, мы проехали шлюз и теперь были свободны.

‑ Собственно и вся история, жизнь не такая уж и интересная, ‑ вздохнул господин Пенс. – А вчера я объяснился с Мэриэт, я боялся, что она будет со мной из жалости, попытается что-то такое разыграть… мне сейчас стыдно за мои сомнения, я плохо о ней думал.

‑ Она вас любит, не ваши деньги, не ваше положение, а вас, ‑ уверенно сказал я. – Не думайте, что я такой умный, мне это сказала Энни. Женщины умеют это видеть в других. Главное, что вы перестали друг друга мучить.

‑ Мне нечего добавить – вы всё сказали за меня! – засмеялся господин Пенс, хлопнув меня по руке, от этого машина резко вильнула на большой скорости в сторону, мы взлетели над землей, – простите, больше не буду так делать.

‑ Да, не стоит, ‑ согласился я, выруливая крыльями обратно на дорогу, мы чуть зацепили колесами неровную землю, запрыгав по встречной полосе… – Мы можем перевернуться, это не страшно, но затруднит дорогу.

‑ Я удивляюсь вашему спокойствию, меня уже охватила паника.

К концу дня мы достигли первой точки нашего маршрута. Проехав старый карьер, наша машина внезапно потеряла ход, как ни старался я ее разогнать, она буксовала, колеса проскальзывали, теряя скорость. Господин Пенс предположил, что мы находимся в цикле парада планет нашей галактики, надо уточнить по календарю, а он с собой его не взял. Мы стали рассуждать, что было бы для нас лучше: рост силы тяжести и с этим скачок силы трения на дороге или наоборот невесомое состояние, свободный полет.

Судя по тому, как наша машина свистела шинами, повышался расход топлива, мы сделали вывод, что Злобный карлик притягивает нас к себе, на разговор, что-то хочет шепнуть по-дружески. Определенно колеса стоило поменять, но, и в этом я был точно уверен, других покрышек на складе не было, только одна модель для всех машин, их привозил грузовой борт Компании. Сделать ничего было нельзя, поэтому я сбавил ход. Машина успокоилась, а скорость движения осталась та же.

Поздним вечером мы остановились около заброшенного поселка. Злобный карлик уже светил черным светом, поэтому мы не решились входить в поселок ночью, непонятное чувство суеверного страха, как назвал его господин Пенс, и усталость от медленной дороги делали свое дело.

С трудом натянув на себя комбинезоны, пристегнув их к ботинкам, мы еще долго сидели в кабине, ожидая, когда кислородная маска наберет нужный уровень давления, чтобы мы могли выйти наружу без последствий. Господин Пенс рассказал, что раньше, до использования породы в качестве кислородного топлива, все носили громоздкие скафандры, которые с трудом позволяли совершать какую-либо работу вне посёлка. Особенно мешали громоздкие баллоны с воздушной смесью за спиной.

Тогда я подумал, что если бы в шахте я был в таком скафандре то, скорее всего, не выжил. Обморожение, которое я получил, было ерундой, по сравнению с разрывом тела от разности давлений, тут вскипит не только голова, но и взорвется все тело изнутри, как бешеный котел. Мой костюм быстро затянул прорванное место, а кислородная маска под шлемом быстро выровняла давление, пока я был в отключке, я проверил всё по логу блока жизнеобеспеченья. От этих мыслей неприятно заныла нога, я и забыл про нее, а вот теперь она напомнила о себе. Хромая, я вышел из машины, за мной поспешил и господин Пенс. У него был нестандартный комбинезон и шлем, выполненный под заказ, напоминая детский костюм. Детям запрещалось выходить за территорию поселка вне транспортных средств, Компания присылала комбинезоны и шлемы стандартных размеров, каждый мог подобрать себе подходящий.

Я достал из прицепа две одноколесные платформы с вертикальной ручкой для управления и опоры. Мы встали на них и поехали вдоль границы купола посёлка, держась в стороне. Ночь наполняла пространство вокруг черной синевой, все же дома не было так темно, черный свет Злобного карлика, проходя сквозь защитный купол, освещал улицы. Здесь же не было видно ровным счетом ничего. Мы ехали скорее наугад, ориентируясь по карте на панели. Не позднее, чем через час, мы вернулись обратно, ночная планета не желала открывать нам свои секреты.

Утром мы вошли в посёлок. Шлюзовые ворота были открыты, внутри царил хаос беспредельности космоса. Весь поселок был исчерчен ровными линиями улиц, дома были совсем не похожи на наши, они смотрелись пугающе, неприязненно. Время было безвластно здесь, всё сохранилось так, как оставили последние обитатели поселка, если кто-то и успел уйти.

_ Чувствуете дух времени? – спросил меня господин Пенс. – Все эти здания, улицы, на что они похожи?

‑ Сложно сразу определить, ‑ ответил я, немного подумав. – Напоминает лагеря для заключенных, я такие видел в одном фильме.

‑ Да, они похожи, а потому, что сделаны по одному проекту и для нас с вами. Этот поселок был построен еще до того, как родился мой отец. Вопреки досужим слухам, мой отец родился здесь, вот так вот. И вы же знаете этот анекдот про то, как он выиграл эту планету у боссов Компании?

­- Да, знаю. Его все знают.

‑ Так вот это неправда. Игра была, но много-много поколений до этого. Мы все здесь равны, каждый проходит свои круги, у кого-то их больше, кто-то скоро закончит цикл.

‑ И окажется на свободе? – удивился я.

‑ Нет, просто закончит цикл, ‑ усмехнулся господин Пенс. – Давайте, зайдем внутрь вот этого дома.

Мы подошли к одному из серых четырехэтажных домов, они все выглядели одинаково.

К моему удивлению, дверь в эту серое безобразие, служившее кому-то домом, была закрыта. На нашей планете все двери были открыты, без замков или засовов, только символические защелки, сохранявшие тайну личной жизни. Замки, точнее заборы и пропускная система была на режимных объектах, куда посторонним вход был запрещен. Достав из короба инструмент, я стал вскрывать дверь. Найти замок мне не удалось, поэтому я решил просто выпилить дверь, так было быстрее и проще.

Работа шла тяжело, если бы я был в поселке, то, наверное, уже взмок бы от натуги, но в космосе ты практически не потеешь, так тебе кажется. Пот застилал глаза, но ты не чувствовал жара, пот выступал и тут же холодил тело, хотелось двигаться быстрее, чтобы согреться – странное такое противоречие в ощущениях и фактическом состоянии. Конечно же, я потел и уставал, мозг обманывал себя, обманывал тело, отправляя неверные сигналы. Стоя в магнитных ботинках, которые удерживают тебя на земле, не чувствуешь твердой почвы под ногами, тело болтает в невесомости, неверное движение может откинуть назад, можно сильно приложиться обо всё, что угодно, даже о самый незначительный жалкий камень, ручку транспортной платформы, о саму платформу, налететь на господина Пенса, наконец.

Пропилив дверь, я осторожно, словно боясь, что она меня придавит, толкнул ее внутрь. Дверь была металлическая, толстая, те, кто ее ставил, определенно не хотели никого выпускать из этого строения. Дверь упала на пол, глухо охнув, погружаясь в толстый слой песка. Если бы на нашей планете была настоящая атмосфера, то я бы почувствовал, как из здания на нас пахнуло, нет, скорее дыхнуло нечто, черное, давящее на грудь. А ничего не было, просто плод воспаленного воображения, затуманенного тяжелой работой. Мне показалось, что на мгновенье мое сердце остановилось, я оглянулся на господина Пенса, пытаясь разгадать его чувства, почувствовал ли он то же самое, и ничего не смог увидеть сквозь толстое стекло шлема и маску, закрывающую нижнюю половину лица.

‑ Вы уже такое видели? – спросил меня господин Пенс.

‑ Нет, столько раз проезжал мимо, и ни разу не заглянул. Что-то меня всегда останавливало, ‑ ответил я.

‑ Видимо, не зря останавливало. Но, раз уж мы здесь, надо входить, ­ сказал господин Пенс. – Возможно, мне показалось, но я увидел, как из здания вылетело черное облако.

‑ Да, я тоже его видел, ‑ сказал я и включил нашлемный фонарь, мой голос звучал для меня странно, может так искажали его наушники, ретранслируя мне мою речь через микрофон, я услышал страх в этом чужом своем голосе.

Пучок света влетел внутрь и потерялся, ничего не было видно. Какая-то плотная невесомая субстанция окутывала всё пространство внутри здания. Я прибавил мощность излучателя, световой пучок на секунду осветил пустой холл и снова потерялся, рассеявшись, угаснув.

­ - Что думаете? – спросил я господина Пенса. – Что это может быть?

‑ Даже не знаю, может там поселился злой дух, может такое быть?

‑ Вполне возможно, здесь случилось что-то плохое, всё возможно. Сейчас проверим, ‑ ответил я, доставая из ящика с инструментами бутылку с вишневой водкой.

Недолго раздумывая, я с силой бросил бутылку в черноту холла. Бутылка разлетелась обо что-то, чего я не видел, и не хотел видеть. Той секунды, что я видел, было достаточно, чтобы понять, что в холле ничего не было: ни колонн, ни столов, ни других предметов, о которые могла бы разбиться бутылка, до другой стены я бы не добросил, в потолок я не целился. Разлетевшийся алкоголь и стекла вспыхнули, вырвавшись ярким пламенем наружу. Мы не успели отойти, настолько это было неожиданно, поэтому нас обдало жаром пламени, датчики на шлеме зафиксировали кратковременное повышение внешней температуры, предупредив нас об опасности. После этого хлопка холл освободился, стали видны стены, пол, лежащая в песке дверь.

‑ Определенно, духи приняли вашу жертву, ­ сказал господин Пенс. – Вы взяли с собой еще бутылки?

‑ О, да, я без них никуда не хожу, ‑ засмеялся я в ответ. – А вдруг придется с духами в косточки поиграть, а ставить нечего?

‑ Умно, я бы никогда до такого не додумался, ‑ сказал господин Пенс. – Всё это звучит глупо, даже по-детски, но это работает, остальное не так уж и важно.

Мы вошли внутрь. Ощущение незримого присутствия не покидало нас, так бывает, когда чего-то ждешь, пытаешься предугадать, сознание рисует небывалые картины, строит дурные сценарии, заставляя держаться на стороже, опасаться каждого незнакомого звука, держаться подальше от темных углов. Жизнь невозможна в этом месте, всё, что могло бы нам угрожать либо сдохло, либо замерзло.

Пройдя первый этаж, мы не обнаружили ничего особенного: общая столовая, как в наших производственных корпусах, длинные уборные, делившиеся по половому признаку, грязные, без удобств, от них делалось дурно, хотя мы и не могли чувствовать возможный запах нечистот, человеческой жизни. Были еще закрытые комнаты, но на табличках мы легко угадали кодировки складских помещений, особого интереса к ним у нас не было. Господин Пенс сказал, что раньше так жили все, наши дома появились относительно недавно, когда он окончил школу, а его изобретение уже повсеместно внедрялось на нашем астероиде, делая жизнь комфортнее и, что достойно первого места списка чудес галактики, дешевле. Жизнь людей на этой планетарной фабрике действительно удешевилась на три порядка, так как не надо было больше обеспечивать поселения привозными ресурсами: воздухом и водой.

Господин Пенс умолчал, что строительство новых поселков, так же, как и перестройка старых, велась с его доходов, каждый житель нашей планеты платил господину Пенсу за воздух и воду. Чувствуете, запахло древними временами, когда владелец земли изнывал от безделья и жадности, выдумывая новые налоги? Похоже, но не совсем, точнее совсем не похоже. Астероид, также как и фабрика, сырье, концентраты, технологии, машины и прочее принадлежат Компании, и каждый житель платил из своего заработка Компании за воздух и воду. Теперь плата взималась Компанией и переводилась на счет господина Пенса.

Вот на эти деньги всё и было построено, по сути, мы сами оплатили свои дома, свои посёлки, свою жизнь и это правильно. Многие считают, что планета принадлежит господину Пенсу, она перешла ему от его отца, я писал об этом заблуждении в начале книги. Не думайте, что я сознательно ввожу вас в заблуждение, вовсе нет. Также как и я, вы, уважаемый читатель, откроете для себя истинное положение вещей, настоящее лицо нашей планеты, и поймете, почему она действительно наша, а не Компании или кого бы то ни было еще.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы застыли на месте. Этаж был похож на стандартные этажи жилых домов, коридор замыкался сам на себя, образуя неровный квадрат, с двух сторон которого располагались жилые помещения. Мы видели комнаты, небольшие, с двумя или тремя кроватями, шкафом и одним столом. Дверей не было, вместо них были решетки, выполненные из толстых металлических прутьев, грубые, сделанные примитивно, громоздко.

Сами комнаты были ужасны: убогая мебель, бетонные полы и стены, крохотные окна с решетками, а главное даже не это: на кроватях, на полу, прижатые, вдавленные в решетку лежали, стояли, люди, искалеченные неудобными позами, распластанные, лежа на спине или лицом вниз, с вывернутыми руками и ногами, будто бы кто-то хотел вырвать их из тела, растягивая, с надрывом всех тканей, разрывая мышцы, разрывая человека на части… Они все были мертвы, много десятков лет – сотни лет. Космический холод сохранил их тела, сохранил их лица, со страшными гримасами ужаса и желания дышать, желания жить!

Мы прошли весь коридор и вернулись к лестнице. Господин Пенс смотрел на людей и молчал, мне было трудно смотреть в эти остекленевшие от ужаса и боли, от асфиксии, чудовищного желания жизни глаза, поэтому я смотрел в пол. Что-то росло внутри меня, что-то гневное, нечеловеческое, забытое мною. Ярость, наверное, это была она. Ярость от понимания, еще незаметно, боязливо и осторожно вступавшего в мой мозг.

‑ Они умерли от нехватки воздуха. Они задохнулись, ‑ сказал господин Пенс. – Вы видите, мой друг, в каком положении их тела? Как выдумаете, что с ними случилось?

­- Не знаю, ‑ еле слышно ответил я, борясь с приступом ярости.

‑ Здесь, как мне думается, произошла трагедия. Так срабатывает система безопасности, она обездвиживает всех, кто попадает в поле действия защитного контура. Сейчас это поле отключено, иначе бы нас тоже вдавило бы в пол, как этих бедняг. Видите, у них немного другая одежда, в ней больше проводников, но и наших достаточно, чтобы обездвижить наши тела.

‑ Но зачем так делать? ­ Воскликнул я. – Почему они находятся за решетками? Кто эти люди?

‑ Мы, ‑ спокойно ответил господин Пенс и добавил шепотом. – Компания нас не услышит, но лучше говорить тише. Я не исключаю, что здесь могут быть еще работоспособные шпионы, их вделывали в потолок, в стены, вы никогда не сможете их найти, не сломав стены. Это очень старый поселок, ни я, ни моя семья не жили в таких условиях, но сильно сути это не меняет. Боюсь, что мы увидим подобную картину и на этажах выше.

‑ Я не понимаю, ‑ упирался я. – Почему Компания заставляла людей жить в таких условиях?

‑ Потому же, почему и мы находимся на этой планете, ‑ ответил господин Пенс. – Идемте дальше, я хочу, чтобы вы сами всё поняли. Это просто необходимо, а мне было необходимо увидеть это собственными глазами, теперь у меня нет сомнений. Чтобы расширить горизонт своего сознания часто достаточно сделать всего лишь один шаг и открыть глаза.

Поднявшись на следующий этаж, мы увидели ту же картину: мертвые замерзшие статуи людей, вжатые в пол, кровати или решетки, некоторые лежали на полу коридора, несколько камер были открыты, выбежавшие из них не успели добраться даже до лестницы, сраженные мощью силового поля. На последнем этаже никого не было. Все камеры были открыты, вещи аккуратно лежали на своих местах, кровати застелены, на столах стояла чистая посуда, на некоторых кроватях рядками сидели испуганные детские игрушки, таращившиеся на нас круглыми черными глазами, полными недоумения и страха. Я взял одну из игрушек, странного вида животное с большими длинными ушами и коротким куцым хвостом. Мордочка зверька была веселая, короткие передние лапки держали какой-то яркий плод в виде удлиненного конуса, большие задние лапки словно готовились к прыжку.

‑ Это заяц или кролик, такими животными наполняли колонизированные планеты, точно так же, как и людьми, ‑ сказал господин Пенс. – Очень милое и хорошее животное, которое не может причинить вред человеку. У нас решили не выращивать, расчеты показали нецелесообразность этого вида для кормления. Но, и тут я могу похвастаться, я заказал несколько десятков особей, мне кажется, что нашим детям не хватает общения, общения с животными. Конечно, вы можете сказать, что детей можно отвозить на наши зверофермы, дети смогут увидеть настоящих животных, только наш скот опасен и очень агрессивен. Вы же бывали на этих фермах?

­ - Давным-давно, по-моему, это и была экскурсия, ‑ ответил я. – Я бы всё отдал, если бы у меня в детстве был вот такой друг, живой и настоящий.

‑ И я, но наше детство прошло, ‑ господин Пенс нахмурился, машинально приложив руки к шлему, пытаясь помассировать виски. – Я боюсь идти дальше, как вы думаете, где эти дети?

Голос его зазвучал глухо, передатчик усилил сигнал, надавив мне шумом его дыхания через наушники. Он тяжело дышал, застыв на месте, и пристально смотрел в окно. Я подошел к окну, почему-то раньше мне не приходило это в голову, наверное, потому, что все решетки были закрыты.

Перед моими глазами открылся большой квадратный двор, скрытый от постороннего взгляда бетонными стенами здания, образующими каменный колодец. Двор был расчерчен на площадки, огороженные невысокими заборами. Взрослые площадки с примитивными тренажерами, турниками и лавками стояли далеко от детских площадок. Мои глаза играли со мной, мой мозг играл со мной, не желая видеть всю картину целиком, останавливаясь на мельчайших бессмысленных деталях.

Вот я уже разглядываю дорожки, усыпанные пустой породой, вычерченные линии небольшого бегового кольца, вот лежит человек на лавке, будто бы отдыхает, рядом лежат другие в странных неестественных позах. Картина медленно открывается передо мной, руки нещадно сжимают игрушку, мне кажется, что ей больно, и я отпускаю ее, заяц падает на пол, и я тут же хватаю его обратно, прижимая к себе, как ребенок любимую игрушку. Всё, все, куда могло добраться мое зрение, всё, что мог осознать мой мозг, сопротивляющийся действительности, вырывающийся из того, что я видел, дорисовывая, создавая новую реальность… всё пространство было усеяно детьми, крохотными, мертвыми.

И тут мозг начинает усиливать, забивая глаза тем, что не было, усиливая ужас от увиденного, горы трупов растут перед моими глазами, они начинают двигаться, еще мгновение, и они протянут ко мне свои руки, а из искаженных удушьем лиц вырвется неистовый крик о помощи, крик ненависти, крик боли, крик отчаянья, злости, бессилия.

Я сел на пол. Не знаю, как это произошло, но я сидел так довольно долго. Господин Пенс стоял рядом и молчал, не решаясь подойти к окну.

‑ Они там, они все там, ­ произнес я и посмотрел в глаза игрушечному кролику, от этого стало еще больнее.

‑ Да, я понял, ‑ сказал господин Пенс.

‑ Что? – спросил я, не слыша его слов.

­ - Я вас понял, ‑ повторил господин Пенс.

‑ А, вы об этом, ­ Я сделал над собой усилие и встал. – Что мы будем с ними делать?

­ - Делать? – удивился господин Пенс. – Не знаю, а разве мы можем что-то сделать?

‑ Не знаю, но нельзя же так просто всех их там оставить? – возмутился я, и сам себя остановил. – А мы разве что-то можем?

‑ К сожалению, ничего, ‑ ответил господин Пенс. ­ Если бы мы были на другой планете, хотя бы просто на планете, любой, то мы бы смогли похоронить их, был такой ритуал у древних, когда покойников закапывают в землю или сооружают курганы. Сомневаюсь, что даже вам удастся пробить в нашей земле яму хотя бы для одного, бессмысленный и тщетный труд.

‑ Значит, мы всё так и оставим? – спросил я.

‑ Да, и так будет правильно. Это и есть их могила или дом, как называли это древние, чувствуете тонкую грань между жизнью и смертью? Когда вы рождаетесь, вас приносят в дом, а когда умираете, кладут в другой дом, чтобы вы жили вечно, чтобы после смерти вам было, где жить. Пока еще держится купол, и космос позволяет, их дом будет вечен.

Мы спустились на первый этаж, в глаза больно кольнула дверь, выводившая на двор страшного дома. Никто из нас не нашел в себе силы войти туда, и надо ли было это делать? Скажу честно, в другие дома мы тоже не пошли, подумайте, действительно ли стоит знать всё? Не достаточно ли малой части трагедии сотен людей, чтобы понять то, что здесь произошло? Нет, достаточно одной смерти, одного человека, одной трагедии. Позже, через несколько лет, многие из нас, кто нашел мужество в себе, нашел желание, непримиримую волю узнать правду, почтить память мертвых, наших мертвых предков.

Тогда мы проникли в каждый дом, большинство впускали нас, не требуя жертв, но были и такие, из которых приходилось выгонять черный туман по нескольку дней. Мы узнали всех, нашли их имена и вписали на огромные шлифованные плиты упорной породы, богатой ценной рудой. Эти плиты светятся в темноте, когда Злобный карлик властвует над нашей планетой, и каждое имя, каждый убитый оживает в этом мертвом пространстве – нет ценнее памяти, она единственная дает надежду и ощущение вечности разума.

‑ Я вам покажу причину, возможно трагическую случайность, кто знает, ‑ сказал господин Пенс, вставая на свою платформу. – Едемте к распределительной станции, вы всё сами увидите.

Я собрал инструмент, бережно уложил зайца в короб, зачем-то оставив его приоткрытым, будто бы заяц мог здесь дышать. Глупо, одушевлять игрушки, для взрослого человека. В этом меня поддержала Энни и Мэриэт, они и еще другие женщины собрали все игрушки и поселили их в наших посёлках, в тех комнатах, где никто не жил… жуткое зрелище, но необходимое.

Через час блуждания по мертвому посёлку, мы подъехали к кислородной станции.

Кислородная станция представляла собой нагромождение оплавленных бетонных осколков, в которых спеклось всё, что было выброшено взрывом наружу. Огонь пришел из-под земли, большая его часть накинулась на поселок снаружи, вдавив взрывной волной оплавившийся купол внутрь. Купол не дрогнул, надежно приняв на себя первый удар, повторные вспышки, взрывы добивали шаткий мир, откалывая куски купола, разбивая его свод на сотни огромных трещин.

Господин Пенс рассказывал это спокойно, часто задумываясь, сопоставляя то, что видит, с тем, что угадывал его мозг. Взрыв, хаотическая цепная реакция началась вне поселка, в подземных хранилищах. Система была такая же, как и у наших станций: хранилище с реагентами и сырьем, из которого получали кислород и азот, находились вне посёлка, там же и располагались системы очистки воздуха, собиравшие пыль, органические загрязнения, отделяя окиси азота и другие неизбежные спутники человеческой жизни, сжигая сероводород и попутные газы биологического разложения, разбивая валентную связь углекислого газа, выхватывая обратно ценный кислород – прекрасная отлаженная система, придуманная людьми для жизни.

Господин Пенс сомневался, что такой идеальный механизм мог самопроизвольно детонировать, и тем более он сомневался, что простой человек мог навредить этой станции. Тот или те, кто решились на это, обладали достаточным уровнем знаний, и, ужасало то, что они отчетливо понимали, что они делают. Он отрицал возможность брака катализаторов, выхода из строя оборудования и накопления избыточного уровня кислорода и детонации. А дальше ничего и не надо было делать: главный контролер, получив сообщение о первом взрыве, начинает программу «Сдерживания» Каждый, находящийся внутри охраняемого контура, а именно поселка, будет задержан, обездвижен магнитным полем до прибытия специальной команды. Скорее всего, такая команда быстрого реагирования и пыталась что-то сделать, а может они погибли при следующих взрывах, пытаясь отключить станцию или – можно было гадать до бесконечности.

‑ А если у нас что-то случится, нас также распластают на полу, как их? – спросил я. – Разве мы не имеем права на жизнь?

‑ Наши права всецело принадлежат Компании, запомните это и никогда не забывайте. И ваши, и мои, - ответил господин Пенс.

Продолжение следует...

В тексте упомянуты спиртные напитки и/или табак, вредные для Вашего здоровья.

Нравится повесть? Поблагодарите журнал и автора подарком.