«Бояться или не бояться?» — вот в чем вопрос. Историям о духах столько же лет, сколько культу умерших, а культ умерших стар как мир. В нашу эру рассказы об обитателях загробного мира стали особенно популярнымы в период расцвета готического романа, то есть в конце XVIII века. В Польше первопроходцем этого стиля была Анна Мостовская из рода Радзивиллов. Она активно использовала реквизит французской и английской литератуы: мистические замки, освещенные лунным светом руины, по которым под уханье сов и звук страшных криков разгуливает всякая чертовщина. Эти явления она перенесла на местную почву, то есть в реалии средневековой Литвы — как, например, в «Астольде, принцессе из рода Палемона, первого князя литовского». Мостовская справедливо отмечала:
Всё то, чего мы не можем понять, влечет нас непреодолимо.
Призраки романтические и патриотические
Готический роман подготовил почву для романтизма. Духи появляются уже в программной «Романтике» Мицкевича, где Карусю посещает призрак Яся. В «Дзядах» есть уже и ночной обряд вызывания духов, романтический призрак, который возвращается к своей возлюбленной. Есть там также, — что подчеркивает Мария Янион, — мотив вампиров, когда Конрад в тюремной камере превращается в «вампира патриотического мщения».
В эпоху романтизма призраком можно было стать в наказание за понесенную при жизни вину: именно это случилось с Владиславом Сицинским из «Привала в Упите» Адама Мицкевича — «он не подвержен тленью» за то, что сорвал заседание сейма «своими вето». В призрак могла превратить человека и любовь, которая сильнее смерти: так произошло в «Арабе» Юлиуша Словацкого. Романтическо-эротическая разновидность вампирства появляется на страницах «Язычницы» Нарцизы Жмиховской.
«Черный» романтизм охотно использовал готические декорации: это видно, например, в «Марии» Яцека Мальчевского или полном жестоких описаний «Каневском замке» Северина Гощинского. Трупами изобиловали и произведения молодого Зыгмунта Красинского, для которого давняя история Польши также была идеальным источником эстетики ужаса: достаточно вспомнить «Мстительного карлика и Маслава, князя Мазовецкого» или «Владислава Германа и его двор».
В материалистической народной Польше духам пришлось несладко, а литература ужасов долго ассоциировалась с низкопробным творчеством графоманов. Как говорил в 60-е годы Еремий Пшибора: «Проделать бы небольшую дыру в материализме!»…