Глава 26 Ссылка на первую главу (клик-клик)
Слух вернулся первым. Из всех органов чувств, которыми одарен человек по умолчанию, слух имеет вспомогательную функцию, но его важность невозможно недооценить. Сознание, конечно, запаздывало, но ещё в полубреду, Вадим начал различать звуки. Противное пиканье, стуки металлических инструментов, чьи-то шаги, тихие разговоры. Кто-то, заметив едва уловимое движение головой, подошел и шепнул ему на ухо: «Отдыхай, старайся не шевелиться, мышцы атрофированы». Смысла сказанного, Вадим, конечно, не понял. Эта фраза прозвучала в его воспаленном сознании, как простой набор звуков. Но ему, все же, стало легче от того, что кто-то вообще с ним разговаривает. Он даже не понял, мужчина это был, или женщина. Да и о самом понятии пола он пока не мог задумываться. Думать он разучился. Собственно, как и глядеть, говорить, двигаться, есть, пить, самостоятельно дышать. Единственное, что у него получалось хорошо, это пускать под себя лужу. Доктора, почему-то, этому факту обрадовались, тут же наградив его мочевым катетером.
По большому счету, состояние выведенного из крио сна человека, в первые дни, мало чем отличается от состояния новорожденного. Замена в организме основного элемента, гарантирующего нормальный обмен веществ – воды, на её менее теплоемкий аналог, приводит к замедлению метаболизма в целом. А вместе с остановкой биологических процессов, останавливается и процесс создания нейронных сетей головного мозга. Мозг, словно атрофируется, и функционирует в режиме жесточайшего дефицита ресурсов. Единственной разницей в сравнении с младенцем было то, что ребенку для создания всей сложной архитектуры высшей нервной деятельности, требуются годы. Пробужденные же от крио сна люди, уже прошли этот путь. Их мозг уже адаптирован к реалиям жизни, его, лишь, требуется запустить заново.
Вероятно, Вадиму часто кололи снотворное, поскольку о первом периоде своего восстановления он практически ничего не помнил. Через пару дней, в тот момент он уже начал ощущать течение времени, в очередное окно просветления, Вадим попытался открыть глаза. Но, либо все ещё был крайне слаб и просто не смог приподнять веки, либо в палате царила кромешная тьма. Во всяком случае, в ментальном плане он чувствовал себя гораздо лучше. Сергеев осознавал, что он человек. Что он обездвижен. Что, практически, все его физиологические отверстия были заняты какими-то трубками – они уже причиняли существенный дискомфорт. Но на этом информация о мире вокруг ограничивалась. Ни своего имени, ни где находится, ни, тем более, что произошло он, конечно же, не помнил. Время от времени, его посещали разные люди. К тому времени, он уже понимал, кто такие люди и себя самого относил к ним. О том, что люди, посещавшие его, были разными, Вадим понимал по тембру голосов. Он мог различить их манеру общения, интонацию, но не понимал ни слова. Разные люди проводили с ним различные манипуляции. Особенно больно было, когда после очередного визита, из тела Вадима вынули, без малого, три сотни игл. В его присутствии часто произносились непонятные слова: рефлексы, атрофия, метаболизм, тонус, значение которых Вадим никак не мог ни вспомнить, ни понять. Как, в прочем, не мог вспомнить и своего имени. То, что он именно «Вадим», Сергеев понял по обращению. Каждый человек начинал свою работу с ним именно с этого слова. Ещё через пару дней Вадим, либо вспомнил свое имя, либо просто привык нему. Так же, как привыкает к своему имени ребенок, постоянно слышащий от родителей одно и то же обращение.
В один из дней, кто-то, из работающих с ним, довольно бесцеремонно поднял его голову и размотал повязку на глазах. Теперь Вадим понял, почему он не мог их открыть. Стало гораздо легче, но видеть Вадим лучше не стал. Чувство назвали «светоощущением», хотя сам Вадим так не думал. Он видел лишь тусклые маленькие пятна, и охарактеризовать их именно, как «ощущение света» не мог. В любом случае, дискомфорт, причиняемый повязкой, прекратился. Сергеев был рад и тому.
В таком режиме прошла неделя, затем другая. Потихоньку стала возвращаться память. Когда в палате назвали его полное имя – Вадим вспомнил свою фамилию. Вернее точно знал, что обращение «Вадим Сергеев» – относится именно к нему. Трубку из горла вынули тогда же, и Вадим с ужасом понял, что дышать теперь придется самостоятельно. Нахлобученная на лицо кислородная маска, хоть и спасала, но существенно, жизнь облегчить не могла. Вадим, буквально, каждую секунду напоминал себе делать очередной вдох. И так, пока у него не выработался самый примитивный рефлекс – дыхательный. Трубки, торчавшие из носа и из-под ключицы, причиняли меньший дискомфорт. С ними Вадим почти смирился, тем более, что по ним его кормили, постепенно переходя от парентерального питания к полноценному энтеральному, через зонд. Ещё двое суток он провел в полном покое, а затем, убедившись в восстановлении глотательного рефлекса, врачи удалили и эти трубки. Теперь его кормили из приспособления, более всего напоминающего детский поильник.
Он, по-прежнему, плохо видел, но уже мог отличить день от ночи. Различал нечёткие силуэты людей на фоне окон. Мог, хоть и с большим трудом, но сесть, опершись на изголовье кровати. Долго находиться в вертикальном положении Вадим не мог, начинала сильно кружиться голова, подступала тошнота, и он заваливался на бок. Благо, в его распоряжении была широкая функциональная кровать с защитными бортиками, иначе не миновать ему серьезных травм.
В целом, его жизнь была, до безобразия, скучной и монотонной. Дни текли, почти ничем не отличаясь друг от друга. Бесконечные процедуры и прием пищи – вот, собственно, и весь его досуг. Посетители, которые работали над его восстановлением, почти не разговаривали с ним, ограничиваясь лишь короткими командами: «Подними голову», «Пей», «Ешь», «Спи». Лишь однажды произошло нечто, из ряда вон, выходящее. В тот день он проснулся сам и долго лежал, не шевелясь, памятуя о том, что на голодный желудок поднимать голову было чревато сильнейшим головокружением. В палату кто-то вошел. Человек, как всегда осмотрел Вадима. Пробежался по его членам с какими-то манипуляциями, по всей видимости, проверяя рефлексы, а затем, наклонившись над самым его ухом, произнес:
– Слушай внимательно. Кивни, если понимаешь меня.
Вадим кивнул.
– Ты ничего не помнишь. Держись этой линии. Кто бы, чего ни спросил. Ты ничего не помнишь. – Настойчиво повторил незнакомец. – Ни имени, ни фамилии, ни прошлого. Ни-че-го. Кивни, если понял.
Вадим кивнул повторно. На этом, незнакомец удалился, оставив Сергеева в растерянности. Собственно, изобразить то, чего требовал от него голос, было не трудно. Вадим действительно ничего не мог вспомнить из прошлой жизни. Но почему это было столь важно? По взволнованному голосу, незнакомца, было ясно, этот совет несет важную практическую выгоду самому Вадиму и наверняка, как-то связан с его прошлым. После этого внезапного визита, Вадим уже не чувствовал себя в безопасности. Гнетущее чувство тревоги перед неизвестностью поселилось в его душе. Он стал вздрагивать при каждом резком звуке. Каждый человек, заходивший в его палату, вызывал у него напряжение и немотивированный страх. Стараясь не подавать вида, он, продолжал беспрекословно выполнять все указания врачей. Теперь он понимал, что находится в больнице, что с ним работают врачи. Понимал, что его восстанавливают после какой-то тяжелой болезни или травмы. Но спросить напрямую у кого-либо из персонала о происходящем, он уже не решался. Странное предостережение, острой занозой засело в его голове, парализуя всю его волю, мешая задать самый простой вопрос – что же, все-таки, с ним произошло? Более того, он не решался заговорить даже, когда в палате никого не было. А потому и сам не знал, сможет ли его голос прорезаться. Взвесив все, имеющиеся в его распоряжении данные, он пришел к выводу, что тактика, предложенная его странным посетителем, будет оптимальной. Он ничего не теряет, скрывая ото всех свое истинное состояние. Рано или поздно, кто-то начнет с ним диалог. Будет задавать вопросы. Резонно заключив, что по этим наводящим вопросам он сам, по крупицам, восстановит картину прошлого, Вадим немного успокоился и стал ждать.
Ожидание не затянулось. Уже на следующий день в его плату вошли несколько человек. Они встали возле его кровати, образовав полукруг. Вадим начал интенсивно моргать, стараясь хоть немного улучшить свое зрение. Но силуэты людей были, хоть и более чёткими, нежели в первые дни после снятия повязки, но всё же оставались для него размазанными кляксами.
– Вы слышите меня? – Спросил ближайший к нему человек, орудуя грубым, как наждак, голосом.
Вадим едва кивнул, рефлекторно повернув голову на голос.
– Вы можете говорить?
У Вадима по спине пробежал противный холодок. Он открыл рот, и с большим усилием выпустил воздух, стараясь напрячь голосовые связки. Воздух с противным хрипом вышел из легких, не извлекая ни единого членораздельного звука.
– Понятно. – Констатировал грубый голос и спросил вновь. – Вы понимаете меня?
Вадим неуверенно кивнул головой и одновременно пожал плечами, стараясь дать понять, что контакт дается ему с трудом. Но это жест плечами, по-видимому, остался незамеченным. Удовлетворенный кивком головы, голос продолжил:
– Вас зовут Вадим Сергеев?
На этот раз Вадим постарался не шевелить головой и напряг все свои силы, чтобы поднятые плечи могли увидеть, окружающие его люди.
– Вы помните, что произошло?
Тут Вадим, выдержал паузу, стараясь придать своему ответу максиму правдивости, и покачал головой из стороны в сторону. Жест дался ему с большим трудом, нежели кивок. Он тут же позеленел, сильнейший приступ головокружения заставил его поморщиться и из него, фонтаном вырвалось все содержимое желудка. Весь утренний завтрак оказался на его одеяле. На счастье Вадима, эта патологическая реакция, вызванная сменой позиции головы, оказалась ему на руку. Вошедшие отошли от его кровати и стали тихо обсуждать что-то возле окна. До Вадима донеслась иностранная речь. Кажется французский язык, вспомнил Сергеев. Он узнал этот голос. Тот самый, что на чистейшем русском предупреждал его сутками ранее. Далее вступил другой человек, ранее хранивший молчание:
– Мсье Гриззо говорит, что амнезия – типичный и довольно распространенный побочный эффект. Почти все участники испытаний, в той или иной степени, теряли память после восстановления.
Очевидно с допрашивающим его мужчиной, беседовал этот француз, посредством переводчика, сделал вывод Вадим. «Француз, прекрасно знающий русский, разговаривает с русским через переводчика», словно пытаясь утвердиться в правильности вывода, повторил про себя Сергеев. Между тем, французская речь продолжилась, ее подхватил переводчик:
– Но следует учесть, что наши испытатели не проводили в анабиозе по два года, мсье Калошин. Чего же вы от него хотите?
«Калошин», Вадим вздрогнул. Это имя, словно раскаленный уголь, обожгло сознание Сергеева. Он искренне надеялся, что его дрожь никто не заметит. Вадим сделал пару глубоких вдохов, стараясь унять страх. Он понял, что с этой фамилией связанно, нечто ужасное. Его память хранила эту информацию, стойко удерживая её в своих недрах на недосягаемой для Вадима глубине. Как ни силился он вспомнить всё, это ему не удавалось. Однако, он понимал, что раз это имя вызвало в нём столь бурную реакцию, оно значило в его прежней жизни так много, что отпечаталось в подсознании. Тем временем, тот, кого переводчик назвал Калошиным, спросил француза:
– А что вы делали, мсье Гриззо, в его палате вчера?
– То же, что и позавчера и последние две недели. Проводил осмотр. Не забывайте, мсье Калошин, вы платите мне за результат, – ответил после эксцентричной тирады француза переводчик, – и я обещал вам предоставить его. Я врач. Врач с мировым именем и, раз я обещал вам привести в чувство ценного свидетеля, так оно и будет!
– Я не говорил, что гражданин Сергеев является свидетелем… – Со странной интонацией в голосе ответил Калошин.
– О ля-ля! Посмотрите на этого бравого русского военного! Нужно быть слепым, чтобы не понять, чем вы, русские, тут занимаетесь. – Парировал француз. – Просто так из анабиоза не выводят. Вам, определенно нужна информация, которой обладает этот молодой человек. Я сделал лишь очевидный вывод. Не стройте из себя, как это у вас называется? «Кисельную барышню!»
– Кисейную… – Поправил переводчика Калошин, и удалился из комнаты. Выходя из палаты, он обернулся и неприязненно сказал. – Даю вам ещё неделю. После, убирайтесь восвояси. Мы вам уже заплатили.
Ничуть не смутившись, француз спросил у переводчика, отчаянно картавя и ломая русский язык:
– Мон ами! Как же вы работать с этим? Звер! Просто Звер!
Русский переводчик засмеялся в голос и, похлопав француза по спине, проводил его к выходу:
– Мы привыкли, дорогой коллега, привычка, как у нас говорят – вторая натура.
– О-о-о, этот поговорка я есть запомнить! – Отозвался француз и на том они вышли, оставив Вадима в полном смятении.
В следующие двое суток не происходило, ровным счетом, ничего примечательного. Вадим питался и получал процедуры по расписанию. Он начал ощущать запахи и сделал вывод, что кормит его одна и та же женщина, во всяком случае, об этом свидетельствовал её парфюм. Постепенно, Сергеев свыкся со своей ролью беспомощной куклы, которую ежедневно ворочают из стороны в сторону, приводя в норму мышцы и стараясь не допустить пролежней. Когда он оставался один, или когда ему так казалось, он старался быть более активным. По ночам двигал ногами под одеялом, разминал ватные руки. Днем же, когда его активность могли заметить, он пытался натренировать зрение, фокусируясь на различных деталях интерьера. Причем, если, постепенно возвращающиеся в тонус мышцы, позволяли Вадиму думать об улучшении состояния, то со зрением была полная беда. Как ни старался он восстановить фокус, картинка выходила размытой. Он не мог толком разглядеть собственные руки.
У него возникало много вопросов, а память возвращаться не торопилась. Вадим, по-прежнему, не мог вспомнить ни единого факта из своей жизни. Что же с ним, все-таки произошло? Авария? Тяжелая травма головы? Инсульт? Он терялся в догадках и до изнеможения напрягал голову в тщетных попытках вспомнить, хоть малейшую деталь из прошлого. Не помогал и сон. Поначалу, он надеялся, что полноценный здоровый отдых, позволит увидеть свое прошлое, хотя бы в сновидениях. Но, вероятно, препараты, которые ему кололи на ночь, не давали его сознанию потрудиться ночью. Хотя, на полную ночь их действия уже не хватало. Он просыпался ещё за темно и усиленно трудился, восстанавливая подвижность рук и ног. Должно быть, со стороны эти тренировки выглядели, как метания от кошмарного сна, что, безусловно, играло ему на руку. Затем, утром, когда входила «кормилица», так он окрестил вкусно пахнущую женщину, он притворялся спящим. Она будила его, мягко тряся за плечи, давала ему завтрак, таблетки, делала уколы и уходила. Ни разу за все время она не заговорила с ним. Ровно, как и врачи, которые делали ему массаж и восстанавливали активность суставов, бесконечными упражнениями. Вся их речь сводилась к вежливым командам. Ни слова о его личности, ни намёка на происходящее. В конце концов, Вадим сделал для себя важное умозаключение. Их упорное молчание это приказ того мужика – Калошина. Было очевидно, что он тут всем заправляет. И Вадима приводила в бешенство мысль, что такое знакомое, видимо, набившее оскомину при его прежней жизни, имя ничего не вызывает в его памяти теперь, когда это так важно, кроме животного страха, разумеется.
На третьи сутки после визита к нему Калошина, Вадим почувствовал, что его головокружения стали заметно слабее. Ночью он даже пытался встать с постели и ему это почти удалось. Он испугался, что за ним могли организовать круглосуточное наблюдение и постарался изобразить очередной приступ тошноты, после чего, картинно рухнул обратно на постель. Утром, как всегда, пришла кормилица. Проведя с ним, привычный уже, утренний моцион, она приступила к кормлению, однако на этот раз заставила его сесть в кровати, подняв изголовье. Вадим начал было сопротивляться, всем своим видом показывая, как его мутит и воротит от вертикализации, но женщина была непреклонна. Она терпеливо дождалась, когда Вадим перестанет, дёргаться и изображать адские муки, и, как ни в чём ни бывало, начала кормить его с ложечки. Пища заметно изменилась. Это уже не были мясные и фруктовые пюре, составлявшие его привычный рацион все эти дни. Каждая новая порция содержала частички овощей и кусочки мяса, что автоматически означало необходимость жевать. Вадим не стал вызывать рвоту и покорно съел все, что принесла женщина. Затем, так же безропотно выпил, какой-то кисель, а на десерт женщина вложила ему в рот, что-то холодное и твердое.
– Не глотай. – Шепнула она ему. – Спрячь за щеку и держи до обеда.
Не сказав больше ни слова, она удалилась, оставив Вадима наедине с собой и с кучей вопросов. Непонятная железная таблетка, не больше двухрублевой монеты в диаметре, легко перекочевала за щеку Вадима, как и велела женщина. Спустя час, к нему по расписанию пришел врач-физиотерапевт. Они отзанимались, положенные сорок минут, а затем к нему в палату ворвались трое мужчин. Двое из них, взяли под контроль периметр, встав у входа и перед окном, соответственно. Третий же, бесцеремонно оттолкнув доктора от пациента, начал шарить по постели. Вадим, к тому времени, совершенно забывший о странной таблетке за щекой, никак не мог понять, чего он ищет. Наконец, мужчина, не найдя, по-видимому, в его постели ничего запретного, принялся ощупывать его ноги. Добравшись до левой щиколотки, он начал проделывать какие-то манипуляции. Только сейчас до Сергеева дошло. На его левой ноге находился какой-то прибор. Видимо, тактильная чувствительность к нему вернулась не в полной мере и Сергеев все это время, просто напросто, не ощущал тяжесть прибора на своей ноге. Мужчина, тем временем, нажал несколько кнопок и отстегнул устройство. Повертев его в руках, он ушел, велев двум другим товарищам глаз не спускать с Вадима. Доктор предпочел ретироваться. А Вадим остался лежать, ни жив, ни мертв. Страшно было даже подумать, что будет, если эти ребята заподозрят его в какой-либо запрещённой деятельности. Таким образом, двое охранников, теперь Вадим не сомневался в их ролях, простояли не менее часа. Ни разу не присев, ни проронив, ни слова. Вдруг дверь в палату вновь отворилась, но вопреки ожиданию Сергеева, в палату вошел не третий охранник, а кормилица. Охранник у двери велел ей убираться из палаты, мол, до особого распоряжения никого впускать было нельзя. Но женщина, ничуть не смутившись, парировала его доводы тем, что она такой же подневольный человек, и что их приказ никоим образом не отменят приказ самого Калошина, кормить пациента по расписанию, для скорейшего выздоровления. Здоровенный охранник не нашелся, чем ответить на её наглый, даже слегка хамоватый тон и, немного поколебавшись, согласился с её доводами.
– Только быстро, – распорядился он и вновь встал перед дверью, с твердой уверенностью, что больше уж точно никого не впустит.
– Это, милок, как получится, – ответила кормилица, распаковывая еду на столике возле кровати Вадима, – у него сегодня впервые кролик на обед. Как скушает, так я и уйду.
Сначала, как и утром, она подняла его изголовье. Вадим оказался в полусидящем положении и с ужасом уставился на нее. Он, вдруг вспомнил, что у него за щекой находится какой-то предмет, и, осознав, что эти двое ни сном, ни духом о нём, впал в легкую панику. Но женщина, то ли не увидела на его лице гримасы отчаяния, то ли предпочла не обращать на неё внимание. Как ни в чём не бывало, она зачерпнула ложку измельченного жаркого из кролика и проворно впихнула ее в рот Вадиму. Одним ловким движением, ложка в ее руке скользнула за щеку Вадима, извлекая за собой злополучную таблетку. Следующие порции пищи были скормлены Вадиму в прежнем режиме. Через двадцать минут, женщина, напоив Вадима, кислым морсом, взяла свой поднос и ушла. Вадим, собственно, так и не понял, что только что произошло. Буквально, через десять минут вернулся третий надзиратель и вновь пристегнул к его ноге прибор.
– Все, пошли отсюда. – Скомандовал он, и все покинули палату. До Вадима донесся обрывок разговора:
– Что было то?
– Да батарейка, по ходу сдохла, – ответил, возившийся с прибором, мужчина, – говно китайское.
Вадим остался пребывать в легком шоке от этой сцены, но самообладания не потерял. Он абсолютно ничего не понял. Что за таблетка такая? Почему к его ноге прицепили какой-то прибор и чего в нём такого важного, что при его неисправности, все так переполошились? Вопросов вновь прибавилось, а ответы давать никто не спешил. Вадим провел остаток дня в прежнем режиме. Уколы, таблетки, кормежка. Больше с ним никто не разговаривал. Даже кормилица в последующие сеансы приема пищи не проронила ни единого звука. Однако на этом его приключения за день не закончились. Последний ужин состоял из какой-то кисломолочки. А на десерт кормилица вновь угостила Вадима, уже привычной таблеткой.
– Только не проглоти. – Шепнула она ему и ушла.
Продолжение следует ...
Друзья, новые главы "Помнящего" публикуются ежедневно. Буду очень рад пальцу вверх и подписке - ваша поддержка ОЧЕНЬ мотивирует. Обратная связь помогает писать лучше, делитесь своим мнением в комментариях. Спасибо Вам за за поддержку! Всем Добра!
Ссылка на канал: Евгений Ильичев Приятного чтения, друзья! Присоединяйтесь !!!
Оглавление:
(Глава 1) (Глава 2) (Глава 3) (Глава 4) (Глава 5) (Глава 6) (Глава 7) (Глава 8) (Глава 9) (Глава 10) (Глава 11) (Глава 12) (Глава 13) (Глава 14) (Глава 15) (Глава 16) (Глава 17) (Глава 18) (Глава 19) (Глава 20) (Глава 21) (Глава 22) (Глава 23) (Глава 24) (Глава 25) (Глава 26) (Глава 27) (глава 28) (Глава 29) (Глава 30)