Начало истории психоанализа связано с именем профессора Йозефа Брейера, с которым Фрейд, молодой врач-невролог, сотрудничал в 80-90х годах позапрошлого века. Именно Брееру принадлежит авторство метода психотерапевтического лечения, практикуя который Фрейд изобретёт психоанализ.
Итак, в чём же состоял метод. Во-первых, важно здесь уточнить, что речь шла о лечении больных истерией, заболевания, характеризующегося в частности наличием ярких, частно телесных симптомов. Соответственно метод не претендовал на то, что собственно истерия, как болезнь, исчезнет, но зато он позволял воздействовать на симптомы, от которых страдали больные (сам замечаю, что, начав писать текст о события, связанных с Фрейдом, и относящихся к XIX веку, заговорил немного на языке той эпохи, используя например слово «больной»). Метод, получивший название «Катартический» (почему - об этом я скажу чуть ниже) состоял в следующем: врач, к которому пациентка обратилась с некоторым симптомом, допустим речь идёт об истерическом параличе руки, просит её рассказать о моменте, когда её симптом возник впервые. Опыт показывал, что эта история оказывалась либо словно стёртой из памяти, либо рассказ о ней был испещрённым лакунами, пробелами. Словно симптом указывал на такое место в памяти, где она, память, давала сбой! Тогда Бреер предлагал процедуру, нацеленную как бы на восстановление памяти. Получив на то согласие, он подвергал пациентку гипнозу, и, уже находящуюся в гипнотическом трансе, просил рассказать забытую историю во всех деталях. Проблема состояла в том, что полученный рассказ не приводил к восстановлению забытого, ибо вышедшая из транса пациентка не помнила того, о чём рассказывала врачу (так называемая постгипнотическая амнезия). Тогда уже сам врач, находящейся в здравом сознании пациентке пересказывал услышанное вроде от неё же, в надежде что это позволит ей вспомнить.
Проблема пациентки, к которой применялся катартический метод, состояла в том, что по сути она слышала слова призрака: врач пересказывал ей то, что она вроде бы и сама говорила, но только не помнила. Ставка делалась на своего рода признание, состоящее в том, что пациента, слушающая пересказ пребывающей в забвении истории, вспомнит, а на самом деле признает эту историю как свою собственную. Но воспоминание, которого достигал этот метод, оказывалось своеобразным: пациентка словно узнавала себя в персонаже рассказа, становилась вдруг им, её эмоционально захватывало происходящее в то время, она оказывалась захваченной страхом как тогда, или испытывала тот же самый гнев, или такой же стыд. Оказавшись как бы вновь на той же самой сцене, сыграв свою роль вновь перед врачом, пациентка избавлялась от симптома, он словно растворялся в этом разыгрывании, рука вновь обретала подвижность. Неслучайно метод был назван «катартическим», от слова катарсис, то есть очищение, очищение через выражение переживания, переживания, вернувшегося из небытия.
Это важно понять, ведь как правило то, что мы считаем своим воспоминанием, относится как бы уже не ко мне. Пересказывая свою биографию, мне приходится делать некоторое усилие чтобы восстановить в памяти происходящее, я словно вновь создаю того персонажа, который прежде был мной, и это уже скорее художественный образ, для описания которого принято использовать местоимение «я», но, по правде говоря, можно с тем же успехом использовать и третье лицо. С ним можно находиться в диалоге, не соглашаться, относиться к нему со снисхождением, подвергать сомнению... «Воспоминание» же пациента Блейлера не просто убирало сомнение относительно истинности воспоминания, оно словно устраняло разницу между тем, кем я был прежде и тем, кем я являюсь сейчас. Это мышеловка - временная дыра, когда ты вдруг обнаруживаешь себя на той сцене, о которой ведёт речь рассказчик. В ту же секунду воспроизводимая рассказчиком история-пьеса уже не нужна, так как ты и так ТАМ. И далее - тебе слово, герой пьесы сам ведёт речь и пробивает четвёртую стену.
Здесь я бы хотел вспомнить совсем другую историю, тоже о призраке и мышеловке. Датский принц Гамлет, на свою беду, встретил призрака своего отца. И главная беда состояла в том, что призрак не только предстал перед ним, но ещё и заговорил, поведав страшную тайну своей смерти, а главное - наказав восстановить порядок в королевстве и убить преступника. Я конечно не буду пересказывать всем известную историю, для нас здесь важно будет то, на что обратят внимание все анализирующие это произведение - почему Гамлет сразу не убьёт Клавдия?
Ну, похоже он сомневается. Он не на столько сумасшедший чтобы принимать сразу на веру слова пусть и отца, но тем не менее призрака. Итак, он решает устроить проверку, и разыгрывает перед Клавдием пьесу под названием «Мышеловка», в которой воссоздаёт услышанную от призрака историю убийства. Его идея - поймать в мышеловку разыгранного на сцене Клавдия, но... Да, Клавдий выдаёт себя, и таким образом последние сомнения в его виновности и таким образом истинности слов призрака развеиваются, но... Сам Гамлет попадает в мышеловку. Он сам оказывается по-своему пленённым разыгранным на сцене, и это пленение не позволит ему действовать. Сомнений нет, истина раскрыта, но Гамлет не может совершить заведённое отцом, он захвачен сценой подобно тому, как это случалось с пациентками Бреера в момент проведения катартического сеанса.
Что было дальше, и как Фрейд угодил в подобную мышеловку - об этом речь пойдёт в следующей части.
