Это выдуманная история о реальных событиях и реальных людях. И подобных историй, к сожалению, в нашей стране слишком много.
Часть 2:
Осенью 2010 года мы с Дани зарабатываем в месяц больше, чем все наши сверстники. Утром мы всегда созваниваемся, обсуждаем маршруты на день, носимся по дворам, распихивая закладки, а после обеда оба уже свободны. Мы встречаемся почти каждый вечер, гуляем по городу, сидим в ресторанчиках, ни в чем себе не отказывая, знакомимся с девчонками и угощаем их выпивкой. Мы оба забрасываем учебу и врем родителям. Мы будто проживаем одну жизнь на двоих с той лишь разницей, что я напрочь отказался от мефедрона, а Дани все же позволяет себе употреблять. Он говорит, что Энфилд все равно не узнает, а если и узнает, то что с того, ведь на работе это никак не сказывается. Рано или поздно это все равно закончится, говорит Дани. Он копит деньги, чтобы уехать в Европу и написать там книгу. Такая у него мечта. Денег у нас все больше, мечты все смелее, а вранье все изощреннее. А потом мы, наконец, лично знакомимся с тем, кто делает нас счастливыми.
Кажется, это был ноябрь, но я не уверен. Скорее всего, потому что небо было мутно-свинцовым и падал редкий снег. Мне приходит письмо от Энфилда, в котором он сообщает, что я должен быть у метро Тимирязевская возле “Шоколадницы” в полседьмого вечера. Энфилд пишет: “Будь там, я тебя найду”. Я не успеваю дотянуться до мобильного, чтобы набрать Дани, как он звонит мне сам.
- Он мне написал! — восторгается Дани в трубку. — Хочет встретиться! Не пойму, правда, зачем…
- Мне тоже написал, — отвечаю я. — Офигеть! Наверное, что-то случилось. Не просто же так…
Нет, конечно! — соглашается Дани, — Ничего он просто так делать не будет.
Пожалуй, мы действительно сильно романтизировали происходящее, потому что, как оказалось потом, Энфилд приехал просто так. Но в тот момент мы этого еще не знаем и дико волнуемся.
Честно, я торчу у “Шоколадницы” с шести часов, потому что боюсь опоздать. На такие встречи не опаздывают, к таким людям не опаздывают, вот, что я бурчу себе под нос, стоя под мокрым снегом и разглядывая хмурых прохожих. Под ногами слякотная каша, над головой черная бездна вечернего неба, я насквозь промок и от нервов начинаю подпрыгивать.
Шесть двадцать семь. Чего он хочет? О чем он будет спрашивать? Как мне себя вести? Как скрыть дурацкое волнение? Что, если я где-то облажался?
Шесть двадцать девять. Что если он приедет сообщить, что я больше у него не работаю? Как мне на это реагировать? Как мне тогда вернуться в институт?
Шесть тридцать две. А вдруг это вообще развод? Что, если “Лабораторию” накрыл Госнаркоконтроль, и с почты Энфилда рассылают сообщения его сотрудникам, чтобы всех пересажать? Слава Богу, у меня ничего при себе нет. Пора с этим завязывать, наверное. Всех денег не заработаешь…
Шесть тридцать четыре. Не приедет. Скорее всего, не приедет. Да потому что нахрен ему это не нужно, кто я такой-то? А сам он кто такой?
Шесть тридцать восемь, я как сейчас помню. Есть мелочи, которые ввинчиваются в память навечно. В шесть тридцать восемь к дверям “Шоколадницы” подкатывает огромный черный Шевроле “Тахо”, пассажирская дверь приоткрывается и голос из салона произносит:
- Запрыгивай.
Откровенно говоря, это очень опрометчивый поступок — будучи наркокурьером, садиться в машину, которую впервые видишь. Но я сажусь, наплевав на осторожности, потому что во-первых замерз до чертиков, а во вторых устал вести внутренний нервный монолог. Забираясь в темный салон, я даже не задумываюсь, как он меня узнал, если мы до этого не встречались. Мы съезжаем с Дмитровского шоссе во дворы, паркуемся под большим деревом, он включает подсветку над зеркалом заднего вида, и я, наконец, вижу, что представляет из себя супердилер.
Энфилду на вид не больше тридцати. Аккуратно постриженные темные волосы, светлые глаза, заостренный подбородок, легкая небритость, мотоциклетная куртка, приятный парфюм и чудовищно дорогие часы на правой руке. На той самой, которую он коротко протягивает мне в знак приветствия, но не представляется, ибо в этом нет нужды.
- Ну что, Даниэль, — говорит он мне,- Какие дела?
- Я вообще-то не Даниэль, — осторожно поправляю я его, но он тут же сам спохватывается.
- А, ну да, точно. С Даниэлем твоим я сегодня уже виделся. Имя прикольное, вот и застряло в голове.
- У него отец француз…
- Да похер. И кстати, он обдолбан в сопли. Ты знал?
Я догадывался. Вообще, я с детского сада знаю все, что происходит с Дани, его страсть к попранию правил и запретов, его упертый характер и отказ внимать здравому смыслу. В душе и в своей мечте он литератор, живущий исключительно по своим законам.
- Нет, не знал, — вру я Энфилду. Он закуривает и внимательно на меня смотрит, будто чувствует ложь. Или же он смотрит мне в глаза, чтобы понять, трезв ли я.
- Ладно, пусть так, — он выпускает колечко дыма в приоткрытое окно и долго молчит.
Если бы не музыка в динамиках, тишина стояла бы столь тяжелая, что ею можно было бы бить стекла. Я нервничаю пуще прежнего, не понимая даже, отчего. Я не обдолбан, мне бояться нечего, на лжи я официально тоже не попался, но почему-то сижу в мягком кожаном кресле, как на раскаленных гвоздях. И мне очень обидно за Дани, но я разрешаю себе подумать об этом позже.
- Да выдохни уже, — затянувшись сигаретой, говорит мне Энфилд.- У меня к тебе претензий нет. Просто подъехал познакомиться.
- Ясно, — бормочу я себе под нос, но расслабиться по-прежнему не могу. Он давит, он какой-то слишком тяжелый, его слишком много, или это лишь мое восприятие. Я не знаю, что ему еще сказать, да, если честно, я даже не знаю, как к нему обращаться. Очевидно, что он старше меня лет на десять, и он — легенда, о которой шепчутся в клубах и барах, но я не хочу показаться забитым пацаном, который и в глаза-то посмотреть боится.
- У нас большие планы, — сообщает Энфилд, выкидывая окурок в окно. — Много новых молекул, в основном стимуляторы. Пока их на рынке еще нет, но надо продвигать.
Об этом я знаю. Пару недель назад оператор Оля проболталась мне в ночном чате, что “Лаборатория” сильно расширяет ассортимент. Чего я не могу понять, так это зачем Алексей сам со мной об этом делится. И тут мне в голову приходит мысль, что его интересует не мнение, а реакция. Думаю ли я о своей работе, болею ли я за нее. И да, я и болею и думаю. Стараясь звучать уверенным, я говорю:
- Есть одна идея, если можно…
Энфилд хмыкает и делает музыку потише.
- Сгораю от любопытства.
Издевается он или нет, мне неведомо, но я тут же выдаю:
- Нужны бета-тестеры. Команда волонтеров, которые будут пробовать новый продукт и писать отзывы на сайт. Образцы им можно давать бесплатно, мы особенно ничего не теряем, а внимание привлечем. За качественный отзыв можно давать бонус…
Я замолкаю от его взгляда. Нахмурился так, что даже морщина между бровей пролегла, но при этом улыбается. Мне как-то надо выходить из неловкой ситуации и я мямлю:
- Бета-тестеры — это как реклама по телеку, только… В общем…
- Замечательно, — вдруг говорит Энфилд. — Отлично соображаешь. Команда, к слову, уже набрана, поэтому с завтрашнего дня раскладываем образцы.
У меня сердце екает, честно. Значит, он пришел к аналогичной идее, только чуть раньше! Значит, теперь он будет меня уважать! Супердилер увидел, что у меня тоже есть мозги! Я сижу и улыбаюсь, как идиот.
Господи, как же мы все преувеличивали…
- Ладно, — произносит Энфилд, внезапно посерьезнев. — Шикарно поболтали, но время идет.
Он кивком указывает мне на дверцу, мол, открывай и проваливай. Я вылезаю из огромной машины и только собираюсь закрыть дверь, как Алексей говорит:
-Через пару недель тебе наберу, будет еще о чем пообщаться. Пока, Даниэль.
-Я не Даниэль…
-Да похер.
Как только Шевроле скрывается из виду, я звоню Дани, но у него отключен телефон.