Первый рассказ цикла Электрик здесь.
В Ленинграде был, да и сейчас, наверное, есть завод бумагоделательных машин. Собственно машин этот завод не делал, а вот различные станки и элементы этих машин сколько угодно. Завод этот стоял на Лиговке недалеко от Московского вокзала, то есть в самом центре Ленинграда. Вообще говоря, этот завод ничем не выделялся, если не считать бронзовых фигур в здании заводоуправления, но для Ленинграда это обычное дело. Коммунисты заняли буржуйские дома – отсюда и бронзовые статуи. Самым интересным на этом заводе были люди, с которыми я познакомился. Все они были разными, по возрасту и общественному положению, но все они были моими друзьями. Расскажу о судьбе некоторых из них.
Индурский
С Индурским я познакомился, когда приехал запускать на заводе станок по продольной резке магнитофонных пленок. На заводе были свои инженеры-электрики, но меня призвали из Москвы для этой работы. Сейчас я не помню сути конфликта между администрацией и этими электриками: видимо им не заплатили, но, как позже выяснилось, я выступил в роли штрейкбрехера. Все время мне в спину смотрели недобрые взгляды, и в оборудовании было слишком много ошибок монтажа. Однако я относил все это к случайным совпадениям.
Индурский был старше меня лет на тридцать и был руководителем проекта. Сдать станок ему было совершенно необходимо. Он пару дней ходил вокруг меня и рассматривал меня под разными углами. Когда же станок начал работать, и я приступил к отладке станка на ходу, он подошел ко мне и сказал, что заплатить за работу не сможет. Я ответил, что и не рассчитывал заработать на этой ерунде, на что Индурский сказал, что хотя заплатить он не может, но я могу заработать на этом станке сам.
Дело в том, что в те времена магнитофонная пленка, намотанная на бобины или скатанная в «блины» была серьезным дефицитом, а любителей магнитофонных записей было немало. На ходовые же испытания станка с завода «Свема» прислали здоровую бобину неразрезанной пленки. Из этой пленки получилось бы около пятисот блинов по пятьсот метров, если бы станок работал нормально. Но весь фокус был в том, что станок я только налаживал, и вся эта пленка должна была превратиться в хлам. Собственно предложение Индурского было такое – я получаю 10% от продажи порезанной пленки, сколько бы ее ни было.
Для наладки я попросил похожий рулончик бумаги, но вся причастная заводская публика посмотрела на меня с сожалением. Бумага такой же толщины гораздо менее прочна, чем магнитофонная пленка, в чем я быстро убедился, но своего занятия не бросил. После восьми часов проб и ошибок, я сумел показать общественности сборочного цеха пятьдесят рулончиков аккуратно нарезанной бумаги шириной в магнитофонную пленку. Только после этого начальник цеха достал заветный рулон настоящей магнитофонной пленки и поставил на станок.
Я порезал на станке всю пленку, с браком - всего двадцать рулонов – это был блестящий результат. У профессионалов на производстве оказывается брака было существенно больше. После упаковки готовой пленки мне дали подписать Акт о списании пленки испорченной в ходе испытаний станка вместе с 250 рублей. Заводские меня зауважали и пригласили на застолье в честь удачной сдачи станка. Очнулся я уже в поезде, который увозил меня в Москву. Внутри моей головы кузнецы ковали железо, а во рту было ощущение, что там ночевал полк конных гусар. Деньги были при мне, и это грело душу.
Через месяц я узнал, что Индурский уехал в Израиль и очень удивился, ведь в те времена российское образование на западе не признавалось, но к счастью у Индурского за плечами были Париж и Сорбонна.
Бенжамин Шрайбман
Бенжамин Шрайбман (за глаза Бэн), тоже был намного старше меня, и никаких точек соприкосновения у меня с ним не было. Он был начальником лаборатории в КБ завода бумагоделательных машин. При этом он был дважды доктором математических и технических наук. Это само по себе было необычно, но для еврея в советской стране это было нормально.
Познакомился я с ним странно. При мне он распекал моего товарища по командировкам Витю, что мне активно не понравилось. Вникнув в суть претензий, я решил помочь Вите и встрял в разговор со словами: «Все Ваше возмущение – это невежественность в области электроники». После этих слов Бэн обратил на меня внимание. Я думал, что он заведется и окончательно «потеряет лицо», но Бэн как-то сразу успокоился и предложил мне продолжить.
Я начал излагать свою версию происходящего. Бэн задал мне несколько уточняющих вопросов и неожиданно вышел из лаборатории. Витя тут же отвел меня в другую лабораторию и неожиданным образом представил: «Видите этого человека? Он Бэна срезал». Народ Вите не поверил, но тут пришел Бэн и сказал: «Зайдите ко мне, молодой человек. Я считаю, что Вы неправы». Я не помню по поводу чего был спор, но после часа азартных наскоков мы пришли к какому-то третьему мнению и Бэн мне сказал: «Вот видите?», - на что я ответил: «Но и Вы неправы».
В общем Бэн мне понравился. Правда, он воспринимал мою учебу в аспирантуре как-то очень серьезно, читал мои статьи и нещадно меня ругал. Ругал меня по телефону, а когда я был в Ленинграде, то он вызывал меня вместе с Витей и ругал нас обоих, чтобы сэкономить свое время. На заводе все считали, что Бэн хочет сделать из нас с Витей людей и втайне нам завидовали.
Расстались с Бэном мы неожиданно. Он приехал в Москву, пришел ко мне на рабочее место в электромонтерскую и принес мне в подарок стопку связанных книг по теории автоматического регулирования и сказал, что уезжает из СССР пока в Израиль, а там, как получится. Про книги он сказал, что ему ничего не дают вывезти, а отдавать хорошие книги представителям советской власти он не намерен.
Я очень привык к Бэну, к его принципиальности, я даже стал серьезно относиться к своим статьям, поскольку Бэн их всегда читал. Он ругал меня за сленговые словечки, небрежное изложение и недостаточную широту научной постановки задачи. Я представил себе, что Бэн уедет и мне стало себя жалко. Ему тоже было жалко оставлять своих друзей, но уезжать было надо. В СССР у Бэна не было шансов заниматься наукой.
Через два года Бэн всплыл в Канаде, где он к тому времени занимал пост Директора НИИ с развитой инфраструктурой и оснащенного передовой аппаратурой. Бэн написал письма Вите, мне и Данилу с предложением приехать к нему работать. Сначала без семьи, а потом переместить в Канаду и семью. Витя и я не поехали, а Данил собрался и уехал. Глядя на то, как измывались власти над родными Данила, я понял, что поступил правильно.
Уважаемые читатели ЗДЕСЬ, Вы можете скачать все байки целиком, в том числе еще и не выложенные в оригинальном варианте и без Дзен цензуры.
Спасибо, что дочитали до конца. Подписывайтесь на мой канал, и если Вам понравились байки, то ставьте «лайки».
Читайте предыдущий рассказ "Электрик. 52. Брежнев и автомат с газировкой" здесь.
Читайте следующий рассказ "Уроки физики. 1. Что такое вакуум? " здесь.
С уважением, Лолейт А.Т.
Об авторе баек читайте здесь.
