Эпидемия холеры в России 1830–1831 годов
Почти два года — в 1830 и 1831 — Россия изнывала от эпидемии холеры. Из 466 457 заболевших умерло 197 069 человек. Едва ли не каждый второй. От холеры, как и от чумы, отгораживались строгим карантином. Этим карантином мы обязаны очередным болдинским взлётом пушкинского гения. “Вздор, душа моя; не хандри — холера на днях пройдёт, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы”.
На этот раз зараза родилась на берегах Ганга. И проникла в Европу вместе с британскими колонизаторами. В XIX веке, когда о чуме стали подзабывать, не было более смертоносного инфекционного заболевания, чем холера — острейшее кишечное заболевание. В России её долго путали с чумой — слишком быстро умирали от этой болезни сотни первых заражённых.
Летом 1829 года “собачья смерть” проявилась сразу в нескольких городах империи. Летом 1830 года жестокая эпидемия охватила Тифлис.
Русская армия как раз триумфально возвращалась из Персии… И вместе с восточными трофеями принесла на родину этот недуг. В начале осени государство уже основательно боролось с эпидемией. За дело взялся министр внутренних дел Арсений Закревский, который, по выражению писателя Викентия Вересаева, “всю Россию избороздил карантинами” — с помощью армии. Лекари только примеривались к новой беде. Лечили и чесноком, и дёгтем, и — по старой памяти — уксусом. Чудесным средством считалась и хлорная вода.
Когда в сентябре 1830 года холера проникла в первопрестольную столицу — император Николай I, не желавший повторения чумного бунта екатерининских времён, лично посетил Москву. “Я приеду делить с вами опасности и труды”, — писал он московскому генерал-губернатору Дмитрию Голицыну. Николай Павлович не ошибся: его визит произвёл на москвичей сильное впечатление. “Великодушное посещение государя воодушевило Москву”, — писал Пушкин. Как солдат, он не боялся инфекции. Смело бродил по городу, инспектировал больницы, молился в храмах и в Иверской часовне.
Как ни сдерживал министр Закревский наступление холеры на болотистый Петербург, но в апреле 1831 года в столице появился первый холерный больной… И тут началось. В эпидемии увидели диверсию бунтовавших поляков. Кроме них, обвиняли докторов и полицейских, а также евреев. Считалось, что все они отравляют воду. Если у кого-нибудь из этих неблагонадёжных господ находили, например, мышьяк — несчастного начинали колотить.
Говорят, что в те дни озверевшая толпа выбросила из окна больницы штаб-лекаря Дмитрия Бланка — двоюродного деда будущего председателя Совнаркома Владимира Ульянова-Ленина. Словом, северная столица отреагировала на эпидемию гораздо более нервно, чем Москва, помнившая уроки Григория Орлова.
Как назло, ещё и лето выдалось жаркое — это способствовало распространению инфекции. Несколько медиков и полицейских погибли от рук разъярённой толпы. Дело дошло до того, что в течение целых трёх суток полиция и доктора прятались по тёмным углам, а рассвирепевший народ неистовствовал вовсю. Но вот на площади выстроились войска. Ходили слухи, что государь, испугавшись смертоносной инфекции, покинул столицу… Только смелое появление среди толпы народа императора Николая Павловича успокоило бунтарей.
А к началу 1832 года — как это водится, зимой — пандемия угасла. Так бывает. Была холера — и не стало её. Собрала положенную свыше дань — и исчезла, оставив о себе чёрную память.
После этого холера не раз вспыхивала в разных местностях нашей страны — вплоть до знаменитого одесского случая 1970 года. Но с ней научились бороться. И такого размаха, как в 1831 году, эта напасть больше не получала.