ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Про то, как мы решили дерево для кошек построить
Для начала скажу, что эту главу надо читать под сюиту Георгия Свиридова «Время, вперёд!». Для старшего поколения напомню, что небольшая часть из неё звучала во времена СССР в заставке программы «Время». А для младшего так объясню: эта сногсшибательная адреналиновая музыка прозвучала на олимпиаде в Сочи в 2014 году. Слушаешь эту сюиту и хочется совершить что-нибудь великое и грандиозное для потомков.
Итак, включили сюиту и начинаем читать!
Мы решили, что кошки всем семейством будут жить в гостиной. Это даже не я предложила, а мой муж. Потому что Андрюха — пер-фек-ци-о-нист. А точнее, мой муж — ракетостроитель. Так его наш друг семьи фотограф Коля Туркин называет. А всё потому, что однажды Андрей ему ремонт помогал делать на кухне. Он ему этот ремонт до сих пор забыть не может — от восхищения при воспоминании глаза закатывает и причмокивает, будто съел что-то самое вкусное на свете. А ещё Коля Туркин говорит: «Наташка, я теперь твоему мужу звонить боюсь по любому вопросу. Потому что знаю, что через два часа после моего звонка он мне перезвонит и расскажет всё, абсолютно всё по тому вопросу, о котором я его спрашивал! Ему нельзя никакие вопросы задавать — он ведь сразу на них будет ответы искать и не успокоится, пока не докопается до сути...»
Ха! Ещё бы! Я-то знала с кем связываюсь... Мой муж — это вам не просто муж. Мой муж на Байконуре родился и видел, как ракеты в небо улетают. А ещё он со всей толпой школьников, которых к общей детской радости снимали с уроков, встречал космонавтов из полётов, стоял вдоль дорожки и флажком махал. У него даже игры были свои — околоракетные. Он с пацанами из заглушек сопел ракетных двигателей доспехи рыцарские делал. А потом они в этих доспехах турниры устраивали с побоищами.
Видно, жизнь среди ракет и космонавтов сильно на Андрюху воздействовала, и заразился он на Байконуре тем самым перфекционизмом. Не может он ничего плохо делать. Совсем. Или идеально, или никак. Это касается всего — и работы, и яичницы. Ему — без разницы. Андрей мог бы стать великим учёным, но боги подкинули ему... меня. Для равновесия, так сказать. Мне вот ковыряться в чём-то, выискивать, что да как, — хуже некуда. Я командовать люблю до невозможности, а ещё — выдумывать и фантазировать. Так что пара у нас — очень даже гармоничная.
Итак, Андрей сказал: «Всё! Надо это кошачье семейство организовывать и приводить их жизнь в порядок. Чего они тут скачут, как зайцы, по дому туда-сюда шерсть гоняют. Будут жить в гостиной, и нечего им по всему дому шариться. А я им дерево построю и всё здесь оборудую».
Это прозвучало для меня, как бетховенское «па-па-па-баммм», потому что я поняла — потеряю я мужа на месяц. Он ведь не просто когтеточку строить собрался, а де-ре-во. А это означало, что к обеду я буду звать Андрюху раз по десять, что он не будет спать ночами, что гостиная месяц будет завалена чертежами, инструментами и прочей кулибинской утварью. И я была права, потому что уже на следующий день по квартире невозможно было пройти спокойно, не споткнувшись об доску, стремянку или перфоратор. А Мурыч, найдя какой-то странный большой деревянный молоток и узнав, что он называется «киянка», восхитился и сказал: «Пап! Это же японский инструмент для каратистов!» На отцовский вопрос «почему», сын ответил: «Да потому, что каратист берёт в руки этот молоток и кричит «кия!!!». Поэтому она и киянка».
И стали Андрей с Мурычем дерево строить, а мы с Егором им помогать — командовать…