Начало истории Натали Варданян-Куртэн ТУТ
Наверное, французская бабушка Нонны Куртэн, некогда увезшая восьмилетнюю девочку от ужасов революции, в этот момент перевернулась в гробу. Внучка добровольно вернулась в варварскую Россию, в самое ее пекло, да еще и правнучку Натали с собой притащила.
Их поместили в концлагерь -- и это не метафора. Колючая проволока, бараки, нары -- попробуйте подобрать другой термин. Каждого взрослого вызывали на допросы, составляли личное дело. И поскольку мадам Куртэн и ее дети не были связаны со Станиславом никакими официальными отношениями, их разделили. Нонну с детьми отправили в Пензу, а Станислава распределили в Молотов (так тогда называлась Пермь).
В третий раз они сели в поезд. От того состава, в котором семейство Куртэн выехало из Парижа, этот отличался, как ад от рая: товарные вагоны с нарами. Натали выучила новое русское слово -- «теплушка».
-- Еды не давали. В нашем вагоне стояла бочка с протухшими огурцами. Я этот запах на всю жизнь запомнила. На каких-то полустанках теплушка останавливалась, двери открывались, прибегала толпа советских, и мы выменивали на продукты свои вещи, одежду. Хорошо что мама взяла с собой много ниток, их брали так же охотно, как и вещи. Никто из нас не плакал, даже маленький Алеша. Народу в теплушке полно, если один начнет, другой подхватит -- это будет ужас...
Мы прожили какое-то время в Пензе. Потом нас нашел Станислав -- написал письмо, предложил маме подумать, где бы они могли воссоединиться, чтобы жить вместе. Съезжаться можно было только в каком-нибудь крохотном городке. О Москве или Ленинграде нам, бывшим парижанам, нельзя было и помышлять.
Но зато под Москвой, в небольшом городке Дмитров, жил мамин дядя, тоже бывший гражданин Франции, тоже -- один из виновников маминого решения переехать в СССР. Он работал на заводе. Распродав многие свои вещи, мы перебрались к нему. Обитали в его крохотной комнатушке, где на наших глазах разворачивалась очередная трагедия. Дядина жена Тереза -- француженка, гражданка Франции, которая вовсе не собиралась жить в Союзе, которая просто приехала в СССР к мужу в гости, оказалась заложницей властей. Ее попросту не выпустили обратно во Францию. Тереза, не принимавшая ничего советского, все дни напролет проводила под стенами французского посольства. Но по периметру здание охраняла советская милиция, ее даже не пропускали внутрь, толкали, гнали прочь. На нервной почве Терезу частично парализовало, у нее перекосило лицо.
Мама умела относиться к горестям проще. У нее был легкий характер истинной парижанки. Я не помню ее слез. Зато помню, что мама была очень общительной: вокруг нее вечно крутилась масса людей, куча знакомых.
Во Франции еще до замужества мама была модисткой. В России под этим словом почему-то подразумевают портниху. А на самом деле модистка -- это мастерица по производству шляп. Мама славилась своими шляпками, у нее были потрясающий вкус и талант. И в Россию она тоже взяла на всякий случай шляпные болванки -- и для тульи, и для полей. Это пригодилось, в Дмитрове она вспомнила свое ремесло. Каждый день мама возила шляпки в Москву и сдавала в ГУМ. Не представляю, как она в атмосфере тотального дефицита ухитрялась добывать фетр, аксессуары: очевидно, благодаря обширным знакомствам. Зато прекрасно помню здоровенные тюки, которые она везла в Москву и в снег, и в дождь. Шляпки намокали, теряли форму. Мама забегала в гости к столичным знакомым и возвращала своим изделиям форму. Знаю, что в числе маминых клиентов были многие известные москвичи -- например, семья Михаила Светлова.
В конце концов Станислав сумел перебраться к нам в Дмитров, и мы тут же съехали от дяди, сняли квартиру. Но мамино семейное счастье оказалось недолгим. Станислав ей изменил, ушел к другой женщине. Опять начались наши скитания. Знаете, я как-то села и из интереса подсчитала, сколько переездов было в моей жизни: двадцать шесть.
Мы переезжали не только с квартиры на квартиру, но и из города в город -- теперь уже не припомнить все названия. И везде о маминых шляпках тут же разносилась слава. Помню, как в одном небольшом городке, расположенном по обе стороны реки, мама изготовила шляпку для жены какого-то начальника, и все дамы в городе ринулись заказывать ей ту же модель. Отчего мама как мастер очень страдала: ей-то хотелось импровизировать и творить!атали с дочерью. Фото из семейного архива
Да, мама умела изумительно приспособиться к жизненным реалиям, и все же она по-прежнему не понимала, куда приехала. Ничего не боялась, часто восклицала: «Ну нет, в Париже гораздо лучше!» Она все время сравнивала СССР и Францию -- всегда в пользу Франции. На каждом углу, на каждом шагу, в разговоре с самыми разными людьми.
В конце концов одна дама, приревновав своего мужа (мама пользовалась успехом у мужчин), воспользовалась этим и написала донос. Свидетелей крамольных маминых речей долго искать не пришлось: их были десятки. В один ужасный день за мамой пришли: «Нонна Куртэн? Собирайте вещи -- вы арестованы».
Ей дали десять лет лагерей.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Записала Ирена Полторак (с) "Лилит"