"Во всём виновата любовь". Как маленькая парижанка попала в СССР на целых 60 лет

Маленькая Натали с мамой Нонной. Фото из семейного архива

Натали Варданян-Куртэн дол­ж­на бы­ла жить в Па­ри­же, зав­т­ра­кать кру­ас­са­на­ми и бе­гать на за­ня­тия по хо­рео­гра­фии. Она дол­ж­на бы­ла жить обес­пе­чен­но -- лю­би­мая до­ч­ка вы­со­ко­оп­ла­чи­ва­е­мо­го ав­то­мо­биль­но­го ин­же­не­ра. Но судь­ба ре­ши­ла по­за­ба­вить­ся -- и за­швыр­ну­ла ма­лень­кую па­ри­жан­ку в СССР ста­лин­ско­го об­раз­ца: ва­лен­ки вме­сто пу­ан­тов, су­ха­ри вза­мен фуа гра и пен­зен­ский ба­рак вме­сто ре­с­пе­к­та­бель­ной квар­ти­ры в Пас­си. Всю жизнь На­та­ли Кур­тэн упор­но пи­са­ла в со­вет­ских ан­ке­тах на­ци­о­наль­ность -- «фран­цу­жен­ка» и ве­ри­ла, что вер­нет­ся на ро­ди­ну. Эта меч­та осу­ще­ст­вилась, когда ей исполнилось 70. Вот уже более 10 лет она живет в Париже.

Натали Куртэн сейчас. Источник фото: Фейсбук Nathalie Courtin.

Тай­ный по­бег в Стра­ну Со­ве­тов

А ви­но­ва­та во всем, как обы­ч­но, ро­ко­вая лю­бовь. Ос­ле­пив­шее рас­су­док чув­ст­во ох­ва­ти­ло ее ма­му, Нон­ну Кур­тэн, об­раз­цо­вую су­п­ру­гу ав­то­мо­биль­но­го ин­же­не­ра. Да так, что она ре­ши­лась бро­сить му­жа, по­хи­тить соб­ст­вен­ных де­тей и тай­но бе­жать с ни­ми в СССР, ку­да ее по­звал лю­би­мый че­ло­век.

Ма­ма На­та­ли бы­ла сме­шан­ных, рус­ско-фран­цуз­ских кро­вей. Ро­див­шись в Рос­сии, она Рос­сии со­в­сем не зна­ла, по­сколь­ку еще де­во­ч­кой бы­ла уве­зе­на от­ту­да баб­кой-фран­цу­жен­кой, бы­ст­ро со­об­ра­зив­шей, "кель кош­мар" не­сет с со­бой ре­во­лю­ция. Да­же не пред­ста­в­ляя, как ей по­вез­ло, Нон­на ро­с­ла в при­ли­ч­ной об­ста­нов­ке, сре­ди при­ли­ч­ных лю­дей и вы­шла за­муж за ре­с­пе­к­та­бель­но­го бур­жуа, ин­же­не­ра ав­то­мо­биль­но­го за­во­да. Судь­бы их бы­ли схо­жи: Эду­ард Кур­тэн то­же был фран­цу­зом, ро­див­шим­ся в Рос­сии, и то­ч­но так же был вы­ве­зен от­ту­да ро­ди­те­ля­ми, бе­жав­ши­ми при пер­вых при­зна­ках сму­ты.

Не­уди­ви­тель­но, что в се­мье го­во­ри­ли по-фран­цуз­ски и по-рус­ски, об­ща­лись с бе­ло­эми­г­рант­ски­ми дво­рян­ски­ми кру­га­ми. Ро­ди­лись де­ти: до­ч­ка На­та­ли и сын Але­ша. Ле­том от­ды­ха­ли в рус­ском ла­ге­ре «Со­ко­лы», пе­ли: «Взвей­тесь, со­ко­лы, ор­ла­ми, хва­тит го­ре го­ре­вать».

-- Ко­г­да на­ча­лась Вто­рая ми­ро­вая, я бы­ла ма­лень­кой, брат еще мень­ше, и ма­ма от­вез­ла нас во фран­цуз­скую глу­бин­ку, на ху­тор, где жи­ли ку­зи­ны мо­е­го от­ца и пра­во­слав­ные мо­наш­ки. Это бы­ло иму­ще­ст­во рус­ской цер­к­ви. Там был пра­во­слав­ный ба­тюш­ка, ко­то­рый про­во­дил служ­бы в цер­к­вуш­ке, ус­т­ро­ен­ной в под­валь­ном по­ме­ще­нии. Хо­тя дет­ст­во при­шлось на вой­ну, я чув­ст­во­ва­ла се­бя со­вер­шен­но сча­ст­ли­вой: ла­зи­ла по яб­ло­ням, драз­ни­ла гу­сей, по­мо­га­ла свя­щен­ни­ку в са­ду -- мы на­де­ва­ли ме­шо­ч­ки на ка­ж­дую гру­шу, по­то­му что ес­ли пче­ла про­ку­сит зре­лый плод, то весь сок вы­те­чет. Все на­ши дет­ские ка­при­зы удо­в­ле­тво­ря­лись, на­сколь­ко это бы­ло воз­мо­ж­но. На­при­мер, что­бы я пи­ла мо­ло­ко, ко­то­рое тер­петь не мог­ла, од­на из мо­их те­ток до­и­ла мне пар­ное пря­мо в рот. Бы­ло ще­кот­но, я сме­я­лась.

Я уже то­г­да го­во­ри­ла и ду­ма­ла на двух язы­ках -- рус­ском и фран­цуз­ском. Но рус­ский у нас был свое­об­раз­ный. На­при­мер, фу­раж­ка по-фран­цуз­ски бу­дет «ка­с­кет», и мы на­зы­ва­ли фу­раж­ки -- ка­с­кет­ка­ми. Мне сде­ла­ли кро­хот­ную, очень ми­лую пар­ту. И те­тя учи­ла ме­ня раз­ным пред­ме­там. По­м­ню, как она вы­со­вы­ва­лась из ок­на и зво­ни­ла в ко­ло­коль­чик, объ­я­в­ляя об окон­ча­нии «пе­ре­ме­ны».

Ко­не­ч­но, вой­на ощу­ща­лась. По­сто­ян­но ле­та­ли во­ен­ные са­мо­ле­ты. Од­на­ж­ды бли­з­ко от нас в не­бе шел са­мо­лет­ный бой. Все, кто был на ху­то­ре, по­бе­жа­ли пря­тать­ся в дом, в том чи­с­ле князь Обо­лен­ский со сво­ей не­из­мен­ной ер­мол­кой на го­ло­ве. А я в это вре­мя иг­ра­ла в «ля ма­рель». Как это бу­дет по-рус­ски?.. Зна­е­те, ко­г­да чер­тят ме­лом ква­д­ра­ти­ки и тол­ка­ют ка­кой-то пред­мет. Ах да -- «клас­си­ки». И вот ме­ня зо­вут. А я ведь дол­ж­на дои­грать и по­то­му про­дол­жаю пры­гать. Вдруг -- раз! Пря­мо к но­гам шлеп­нул­ся ос­ко­лок: ме­тал­ли­че­с­кий, го­ря­чий еще, с за­зу­б­ри­на­ми. Де­таль то ли от са­мо­ле­та, то ли от бом­бы. Я его по­том дол­го хра­ни­ла, но­си­ла с со­бой в пе­на­ле.

На­ко­нец вой­на кон­чи­лась и мы вер­ну­лись в Па­риж. Ме­ня при­ня­ли в хо­рео­гра­фи­че­с­кий класс па­риж­ской Опе­ры, уче­ниц ко­то­ро­го уж не знаю по­че­му при­ня­то на­зы­вать кры­ся­та­ми. Стать ба­ле­ри­ной бы­ло мо­ей меч­той. Но пре­ж­няя бла­го­по­лу­ч­ная жизнь на­все­г­да ос­та­лась в про­шлом: ма­ма рас­ста­лась с па­пой. Она по­лю­би­ла дру­го­го че­ло­ве­ка. Его зва­ли Ста­ни­с­лав: на­по­ло­ви­ну рус­ский, на­по­ло­ви­ну по­ляк, с фран­цуз­ским па­с­пор­том, про­со­вет­ски на­стро­ен­ный, не че­ло­век -- за­гад­ка. С его по­я­в­ле­ни­ем ре­з­ко из­ме­ни­лось на­ше ок­ру­же­ние: в до­ме ста­ли по­я­в­лять­ся со­вет­ские офи­це­ры. Их не­ма­ло за­дер­жа­лось во Фран­ции по­с­ле вой­ны, я так по­ни­маю, что они дол­ж­ны бы­ли ве­с­ти це­ле­на­пра­в­лен­ную про­па­ган­ду. Они и Ста­ни­с­лав хо­ром уго­ва­ри­ва­ли ма­му, что на­до ехать в Со­вет­ский Со­юз. Им мно­гих то­г­да уда­лось убе­дить: не­сколь­ко со­ста­вов, бит­ком на­би­тых быв­ши­ми рос­си­я­на­ми, от­пра­ви­лись в Рос­сию.

В кон­це кон­цов ма­ма дрог­ну­ла и то­же со­г­ла­си­лась ехать. Но как быть со мною и бра­том Але­шей? Ведь офи­ци­аль­но ма­ма с па­пой так и не раз­ве­лась, без его со­г­ла­сия она не име­ла пра­ва вы­во­зить де­тей за гра­ни­цу. И ма­ма по­шла на пре­сту­п­ле­ние -- под­де­ла­ла до­ку­мен­ты. Мы на­ча­ли со­би­рать ве­щи.

Все это про­ис­хо­ди­ло в об­ста­нов­ке глу­бо­кой се­к­рет­но­сти: ма­ма пре­кра­с­но по­ни­ма­ла, ка­кой скан­дал под­ни­мут род­ст­вен­ни­ки, ес­ли про­зна­ют про наш отъ­езд в СССР. Тем не ме­нее об этом ка­ким-то об­ра­зом уз­нал тот, от ко­го ма­ма та­и­лась боль­ше все­го -- па­па. Он был про­с­то в шо­ке и вы­звал ме­ня на встре­чу, на­ме­ре­ва­ясь за­брать, ес­ли по­на­до­бит­ся, да­же си­лой. Па­па ме­ня обо­жал, мысль, что он по­те­рял не толь­ко же­ну, но и дочь, сво­ди­ла его с ума.

На­ша встре­ча по­лу­чи­лась дра­ма­ти­ч­ной. Ма­ма, со­об­ра­зив, к че­му все идет, по­зво­ни­ла в ка­фе, рас­по­ло­жен­ное в до­ме, где мы жи­ли, по­про­си­ла, что­бы они по­зва­ли Ста­ни­с­ла­ва. Он бы­ст­рень­ко явил­ся и по­мог ма­ме ме­ня от­бить. Па­пи­ны гла­за в тот мо­мент -- од­но из са­мых тяж­ких вос­по­ми­на­ний в мо­ей жиз­ни.

На во­кза­ле пе­ред отъ­е­з­дом у ме­ня слу­чи­лась ис­те­ри­ка. Брат был слиш­ком мал, что­бы по­ни­мать си­ту­а­цию. А я ры­да­ла так, слов­но зна­ла обо всем, что ждет нас впе­ре­ди. Ма­ма смо­т­ре­ла не­до­у­мен­но: она еха­ла с но­вой лю­бо­вью в но­вую жизнь, к но­во­му сча­стью.

В от­ли­ч­ном по­ез­де со свер­ка­ю­щи­ми ва­го­на­ми и на­крах­ма­лен­ны­ми про­сты­ня­ми мы вы­еха­ли из Па­ри­жа и до­е­ха­ли до не­мец­ко­го го­ро­да До­бельн, где ме­сяц жи­ли в кра­си­вом зам­ке с пар­ком, ожи­дая оформ­ле­ния ка­ких-то бу­маг. По­том нас по­са­ди­ли в по­езд по­ху­же, гряз­но­ва­тый, с се­рым за­сти­ран­ным по­стель­ным бель­ем и дох­лы­ми му­ха­ми ме­ж­ду окон­ны­ми ра­ма­ми, -- он пе­ре­сек со­вет­скую гра­ни­цу и до­с­та­вил нас в Бе­ло­рус­сию. Мы вы­шли из ва­го­на и ос­тол­бе­не­ли.

Нас при­вез­ли в конц­ла­герь.

Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!

Записала Ирена Полторак (с) "Лилит"