Он – один из тех, кому в 40 доверили сыграть 20-летнего. Всегда подчеркнуто вежлив, галантен, нескандален. Если и вступает в открытый конфликт, то исключительно потому что… “допекли”! Список его человеческих качеств можно продолжать долго, но гораздо лучше он расскажет о себе сам. Сегодняшний герой BrightStories – ВСЕВОЛОД БОЛДИН, актер театра и кино.
Все взрослые родом из детства. Твое каким было?
Детство? Да разным… Родители развелись в мои три года, я жил с мамой, но меня периодически мотало по разным домам – то к родственникам, то к папе, то к бабушке с дедушкой, который был оперным певцом (Болдин Л.И., народный артист СССР, певец, педагог). Вообще любил движение, любил гостей в доме, сам любил ездить в гости. Нравилось оставаться в гостях на ночь и когда кто-то оставался в доме у нас. Обожал спать на полу и раскладушках. Когда меня девать было совсем некуда, дед брал меня с собой в театр и в какой-то период это было часто.
Как полагается детям, за кулисами я бегал, заходил в реквизиторские цеха, пока репетировался или игрался спектакль.
Не могу сказать, что все это вызвало какую-то любовь к театру, просто как любому ребенку происходящее за сценой мне было интересно в плане атмосферы: огромная сцена, колосники, колокола… тот же реквизит: пистолеты, алебарды, шпаги, щиты, каски и все такое. Театр ничем другим меня не привлекал и я в нем себя вообще не видел.
Что еще… Был спорт. С девяти лет занимался карате. В этот же период в стране появились видики. Увидел фильм с Брюсом Ли и тогда понял, что хочу стать актером, но именно киношным, а не театральным.
Боевики зацепили?
Конечно, все оттуда! А дальше я, собственно, и пошел этой дорогой. После того как поступил в театральное, понял, что театр дает серьезную основу. Начиная со второго курса уже играл в театре, ну, и снимался в кино, сначала в эпизодах, массовках, потом первые небольшие роли появились. В тот период начал понимать, что работаю на себя, на профессию. Вот этим самым театр меня и привлек. После окончания учёбы спектаклей было очень много, в том числе, и антреприз. Кино как-то ушло на второй план.
Школа изначально у тебя была обычная, общеобразовательная?
Нет! Еще когда я был в детском саду, из музыкальной школы в группу приходили педагоги и отсматривали детей: выбирали тех, у кого есть слух, предрасположенность к занятиям музыкой. После этого я стал ходить на подготовительные курсы в “Московскую хоровую капеллу мальчиков”, это школа № 122 на Тверской. Вот там проучился до 8 класса, потом музыка мне надоела. Устал от сольфеджио, вокала и вот этого всего, начал прогуливать занятия, пропадал в спортзале. На этом решил распрощаться со школой и сказал родителям, что мне такая учеба не интересна. Хотя сейчас понимаю, что музыка со мной всю мою жизнь, и я много потерял, отбросив её на задний план.
Я была бы вне себя… Твои родители как отреагировали?
Родители были, конечно, опечалены, но не могу сказать, что кто-то из родных устроил прям скандал. Нет… Сказали: «Это – твоя жизнь…». Полгода после этого я вообще ни в какую школу не ходил. В дворовую не хотел, а позже открылся набор в киношколу, которая теперь уже киноколледж № 40, на Шаболовке находятся сейчас. Вот туда мне захотелось попасть. Система обучения в киношколе раньше была четырехступенчатой, то есть первый курс был как бы подготовительным (вечерним), а дальше учишься как в обычной школе. Общеобразовательные предметы плюс все профнавыки. Такой вариант меня очень устраивал.
Погоди… Это тебя родителям приходилось с самого первого класса везде возить?
На момент моего поступления в киношколу, которая находилась во Дворце Пионеров на Ленинских горах, я был учеником 8 класса и уже давно ездил сам. “Хоровая капелла” была на Тверской. Меня повозили в неё немножко, конечно, а потом все сам-сам. Я очень рано стал самостоятельным, перемещался по всей Москве с третьего класса.
Почему так получилось?
Тяжелое время было. Все работали, меня не с кем было оставить, а няню не могли позволить себе.
Чем еще детство было заполнено?
Тем, о чем уже рассказал: спортом, киношколой, да и все, наверное… Хотя, нет. Ещё просмотр фильмов на видеокассетах до такой степени, что плёнка затиралась до дыр.
Больше ни на что времени не оставалось?
Да нет, мне этого было достаточно. В киношколе разные всякие штуки происходили интересные. Ездили в экспедиции, например.
Экспедиции?
Да, у нас были и лыжные походы и съёмочные экспедиции по России, и даже поездки за границу. Например, у киношколы был совместный проект с американской школой Germantown High School в пригороде Мемфиса (Теннесси) по обмену учениками. Вроде как обычная государственная средняя школа. Но у них был свой канал на телевидении, своя ТВ-студия с камерами и монтажными столами, своя театральная сцена. Для всех нас (кто поехал) это был срыв башки – мы даже не мечтали о таком. Там всё настолько профессионально было создано для обучения, как будто ты в сказку попал. Даже сейчас в России нет школ с такими возможностями – а тогда, в 94-м, это было – вау, крышесносно! Всеми процессами рулили профессионалы – известные постановщики сцен.боя, педагоги по вокалу, режиссеры монтажа – все они работали в Голливуде. Я участвовал и в совместных театральных постановках, и в съемке новостей для канала. Больше всего меня поразило то, что я пропадал часами в монтажной – сидел вместе с американцами и просто смотрел, как они монтируют всё. Представь себе навороченную студию монтажа на телефоне – даже сейчас это доступно каждому, но тогда это было за гранью фантастики.
Сначала школьники из Штатов приезжали в Россию, а потом мы – к ним. Понятно, что поездка должна была финансово обеспечиваться. В киношколе мы это делали сами. Я ездил на таможню, например, когда были проблемы с растаможкой… Потом школу затарил на полгода каким-то невероятным количеством шоколада: “Марсов”, “Сникерсов” и вот этого вот всего, потому что встречался лично с представителем компании “Марс”, американкой, рассказывая про киношколу и проекты, тем самым нарабатывая себе бонусные баллы. Вот за счет них я и поехал в Америку. Не покупал ни билетов, ничего… Просто попал в список студентов, которые за бонусы поехали так, считай, бесплатно. Это невероятный опыт, очень нужный для школьников, который даёт понять, что ты можешь всё, все границы в голове – это лишь страхи.
После школы у тебя был ГИТИС? Это – принципиальный выбор?
Нет, я поступал во все театральные институты.
Куда брали?
Брали в Щуку. Сам не пошел, туда рванула большая часть ребят из Киношколы, а я хотел полностью сменить обстановку, кардинально так все поменять. Во МХАТ поступал, тогда курс Лазарев набирал. Чем-то я ему не понравился… То ли интеллигентностью своей, то ли еще чем. Спустя год или полтора мы с ним встретились на одном из мероприятий, куда меня Андреев пригласил. Евгений Николаевич подошел и сказал: “Ну, прости, я был не прав”. Потом он пару раз на меня в Гитисе натыкался, и опять “прости”, мне аж неловко было. Во ВГИК я не хотел идти. Судьба в итоге в ГИТИС привела.
Сам готовился или готовили?
В киношколе мастерство преподавали неплохо, был педагог из Щепки (Бойцова Ольга Николаевна), но мне этого показалось мало. Оператор “Духless-2” Паша Капинос, тогда еще никому неизвестный, посоветовал Пашу Сафонова (актер, режиссер театра и кино). Такой кудрявый, серьёзный, глаза умные очень, я с ним несколько раз встречался. Паша бескорыстно подсказывал, готовил меня, хотя сам при этом только выпустился. Это один из редких примеров, когда “новоиспечённый” даёт тебе максимум полезного. Я поработал с Сафоновым и забыл. Поступил в ГИТИС, прошло пару месяцев – вдруг звонок: “Привет, это Сафонов. Ты поступил куда-нибудь? Почему не сказал?”. Блин, стыдно ужасно, тогда видимо голову вскружило, не сообщил. Я очень благодарен Паше за помощь – он один из нескольких людей, кто причастен к тому, что я сейчас в театре и на экране. А так, поступление в театральный – это как пенальти для вратарей. Всё – воля случая, ну и немного помогли, получается.
С чем поступал, помнишь?
Нет. Вообще не помню. “Быть или не быть” точно не читал. (смеется)
С кем учился на курсе?
Изначально нас было человек 30. К концу учебы часть отсеялась. Но Андреев, добрая душа, брал нескольких на курс со второго-третьего года обучения. Из тех, кто выпустился, по профессии работает всего ничего, по пальцам можно пересчитать. Из известных только Аня Уколова. Анька больше всех снимается. Наташа Солдатова, Валя Самохин… Но среди наших однокурсников есть и интересные случаи. Например Серёга Дудаков стал композитором и пишет музыку для кино и сериалов, Колька Гадомский уехал в Читу и стал худруком и главным режиссёром Забайкальского краевого драмтеатра. Кто-то стал продюсером на ТВ, кто-то работает на МУЗ ТВ, кто-то на “Голосе”, кто-то директором в съёмочных группах, а кто-то разочаровался в своём театре и ушел. Есть и такие кто в Америку уехал и там таксует.
Работать ты начал еще в институте?
Да, Андреев меня к себе в театр и привел.
Мы все о театре, да о театре. Он тебе все-таки ближе, чем кино?
Для меня лично нет одного без другого. Это же две абсолютно разные профессии, не могу выделить что-то одно. Комфортно и там, и там. Театр для меня – работа на свою профессию. Кино – это, в первую очередь, работа на своё имя и зарабатывание денег для того, чтобы спокойно работать в театре. Театр даёт мощную базу артистам, благодаря этому ты можешь точнее работать в кино. Но это не значит, что в кино всё так просто. В театре ты играешь одну сцену на протяжении многих лет. В кино ты играешь её только один раз в жизни. В театре ты можешь ошибаться и исправлять ошибки, причем зритель их может не заметить. В кино нет права на ошибку. Ты не знаешь какой дубль войдёт в финальную версию и если есть ошибки, то зритель их точно увидит. Театр – это актёрское и игровое искусство. Кино – это режиссёрское и техническое искусство. Как тут выбрать?
Первую театральную работу помнишь?
Играл Нелея – мальчика-статую в “Мэри Поппинс”. Читала же, наверное? Его, по сюжету, на время отмораживают, делают живым. Дети с ним общаются, а потом Мэри Нелея обратно превращает в статую.
Это где-то 97 год, мне 19, и это было серьезное испытание. Нелей появляется во втором акте, который начинается с поднятия занавеса, а я такой уже стою на пьедестале с дельфином в руках. Весь белый… в трико, в парике… и начинается действие. Мэри с кем-то разговаривает, потом, бах, меня оживляет, я общаюсь с ней, с детьми. Дальше приходит начальник парка с дворником. Мы прячемся. Начальник свирепеет: “Кааак, куда пропала статуя?”. Мэри их с дворником замораживает. Я прибегаю с детьми, становлюсь обратно на пьедестал. Мэри меня замораживает, отмораживает дворника с начальником парка и дальше все по ходу пьесы. Так вот… Дворника и начальника играли всегда артисты, которые обожали “колоть” Нелея. Я ведь статуя и должен был стоять неподвижно. Чего они только не делали! Это очень крутая школа! Не знаю, кем надо было быть, чтобы не расколоться. Эти два злодея вытворяли такое… Весь театр собирался за кулисами, чтобы посмотреть. От смеха тряслись все, включая Мэри Поппинс и людей за кулисами. Порой даже в зале народ смеялся и дети говорили “смотри, статуя дергается”. Когда сезон отыграл, стало попроще. Зато после этого меня никто не мог расколоть ни в институте, ни в театре. А ещё удивительно… Мэри Поппинс в Ермоловском поставила Фаина Веригина в 1979 году, спектакль моложе меня на год. Так вот я видел его, когда был ещё маленьким. Кто бы тогда сказал, что всё так будет? Это какой-то “Интерстеллар”, пересечение реальностей. Вчера я мелкий сидел в зале, а сегодня я на этой же сцене играю тот же спектакль.
Сейчас сколько у тебя спектаклей?
Пять, если вместе с “Двенадцатой ночью”, которую очень редко играем. В свое время мы с ним очень много поездили…
Они все репертуарные?
Нет. “Двенадцатая ночь” – проект Чеховского фестиваля, Международной конфедерации театральных союзов. Ставили в 2002 или 2003 году. В нем играют одни мужчины. Но это не Виктюк, конечно… Ничего общего! С этим спектаклем мы объездили большую часть земного шара, но, видимо, он просто отжил уже свое и последний раз его играли примерно год назад в Москве.
Что касается театра Ермоловой, где официально работаю, это – “Демон” и “Ревизор” (классические спектакли Землянского). “Господин слуга” – спектакль-перенос по пьесе Карло Гольдони “Слуга двух господ”, действие которого разворачивается в 30-40 года. Придумали его на Бродвее, в России решили перенять и у нас сделать то же самое. Это – все характерные роли. В “Ревизоре” и “Слуге” я играю очень пожилого человека. В “Демоне” – Ангела. В “Калигуле”, который идет на сцене Губернского театра, – Геликона.
Недавно позвонила Аня Большова, мы снимались вместе в Ермоловых. Сказала: “У нас тут засада, можешь выручить?”. Так, благодаря Ане, я попал в антрепризный спектакль Леонида Робермана (Арт-Партнёр ХХI) “Вечерний ужин в половине второго” (реж. Михаил Цитриняк). Надо было срочно ввестись за три-четыре репетиции. Учитывая то, что первую половину спектакля на сцене только мы вдвоём с Аней – это текста минут на 40, а дальше появляются такие мастера как Ольга Остроумова, Анатолий Васильев и Андрей Рапопорт, – это был вызов. Плюс вишенка на торте – до этого с Аней мы играли отношения мать-сын, а тут – любовники. Это вызов вдвойне – а я люблю такие сюрпризы в профессии. Пока это все, раньше ролей в театре было гораздо больше.
Спектакли убрали в архив?
Убрали из репертуара. Все изменилось, ушли прежние худруки. В “Театре Станиславского”, который теперь “Электротеатр”, раньше худруком был Галибин Александр. При нем выпустили “39 ступеней”. Это тоже был антрепризный проект, эдакая пародия на фильм Хичкока с таким же названием. Спектакль на четырех человек, уникальнейший. Просуществовал он года три, пока Галибина не “ушли”.
Александр Владимирович увидел меня в этом проекте, позвал к себе, сказал, что нет у него таких артистов как я, и предложил перейти в “Станиславского”. Я к тому времени достаточно долго работал в Ермоловском театре и сказал, что как-то так сразу не могу все бросить по щелчку. Хотя многие вещи в своей жизни именно так наобум и делал, но здесь не смог и, видимо, правильно. Мы договорились о том, что мы сделаем совместный проект. Он поставил спектакль для Чеховского фестиваля “Братья Ч.”, основанный на переписках А. Чехова со своей семьёй, пьесу написала Елена Гремина. Я играл старшего брата Александра – алкоголика. История была камерной, а я тогда очень хотел поработать на малой сцене… До этого играл только на большой зал, а с камерностью как-то не складывалось. Это ж как в кино, сидит в зале человек 150… совершенно другие принципы работы! Мы сделали в итоге этот спектакль, он был очень хорошим. Для меня это стало очередной планкой в профессии. Поставил себе “пятерочку” за сыгранную роль, поблагодарил Галибина и, когда собирался переходить в “Станиславского”, уже принял для себя такое решение, он мне вдруг сказал: “Подожди”. Ну, и все, потом его убрали.
Практически в это же время в Ермоловском Андреев ушел с поста худрука и пришёл Меньшиков. Он снял все спектакли из репертуара, кроме двух по-моему, я в них не был задействован. И после этого я сидел без работы не знаю сколько, два, наверное, сезона, пока не появился Землянский с “Демоном”.
Те спектакли, что остались, пластические. У тебя специальная подготовка?
Нет.(улыбается) Моя подготовка – это десять лет занятиями карате и все. От природы, наверное, такой пластичный. Кстати, пока в киношколе учился, делал всякие разные пародии.. или, как их назвать еще… в общем, копировал Майкла Джексона, Фредди Меркьюри. Очень неплохо получалось.
К антрепризам как относишься? Про расхожее мнение, что это что-то дешевое, знаешь же?
Наверное, в основной массе это так и есть. Ну, или было, по крайней мере. Не скажу, чтоб я их много смотрел, антреприз… Но, скажем, лет десять назад это было именно так: быстренько собрались, в два притопа – три прихлопа что-то сделали. Это был простенький материал, простые костюмы и никаких декораций, чтобы можно было возить постановку по городам и селам, зарабатывать деньги. Такое… чисто заработать бабосов. А есть, например, “Двенадцатая ночь”, с которой мы полмира объездили. Вот это – антреприза другого пошиба, другого уровня. Хотя там тоже декораций практически нет. Но есть режиссура и хороший материал…
Не тяготит привязка к одному театру?
Нет, потому что когда был Андреев, я играл в состав. Мог уезжать, когда нужно было, предупреждая, естественно, заранее. Меня отпускали.
Сейчас в состав не играешь?
В “Ревизоре” нет состава. Земляника полностью рождён мной и пока нет смельчаков хотя бы повторить и сделать тоже самое, но шансы были – я валялся на больничном 3 недели с травмой спины и не мог полноценно играть пластические спектакли. Для понимания – я не мог согнуться и разогнуться как минимум. Никто не захотел вводиться. В итоге О.Е. Меньшиков попросил меня рискнуть и выйти на сцену, чтобы не отменять спектакли, сказал что доверяет моему актёрскому чутью и дал карт-бланш – я мог делать всё что угодно, лишь бы спектакль состоялся. Выходя на уколах на сцену, вспомнил фразу Бонда: “Чего не сделаешь ради её Величества и Англии”. Вот так, с юмором, и отыграл все спектакли.
По сути, в “Слуге” состава тоже нет, но есть нюанс. До меня в этом спектакле моего персонажа играл актёр из Ленкома. И, когда случилась накладка, (а так было, когда мне на один день поставили “Слугу”, а я должен был играть в Питере другой спектакль) то он спас ситуацию и сыграл за меня спектакль. Леша Жеребцов, спасибо тебе большое! Такое случается в актёрской практике, но не все готовы откликнуться. А вообще, Меньшиков не любит составы.
Давай вернемся к кино. Помнишь свои ощущения от первого сценария в руках?
Это был проект “Ермоловы”, моя первая большая роль в 32-серийной картине. Серьезный такой каст: Аня Большова, Ада Роговцева, Владимир Симонов… Подкачать было нельзя. Но мне повезло, с режиссером проекта Сергеем Виноградовым общий язык сразу нашли, чувство юмора у нас одинаковое. Еще до начала съемок я купил все книги Берсеневой, по которым снят фильм. Все в них разметил, пометил, закладки сделал в нужных местах. Таскал трилогию постоянно с собой, и в сценарий вставлял что-то из книг. На съемках понял, наконец, что это – серьезная работа. До “Ермоловых” были какие-то эпизоды, а тут… Тут я полностью погрузился в работу и не выгружался из нее с мая по декабрь. Но все делал в кайф!
Говорят, что первый съемочный, обычно, нервный. Это действительно так?
Что касается Ермоловых, то свой первый съёмочный я запомнил на всю жизнь. Виноградов естественно знал, что до этого у меня не было больших ролей, и не стал сразу бросать меня на амбразуру, он хотел чтобы мы зашли в работу плавно, ведь моя роль была одной из главных. А то, с чего мы должны были начать снимать – было серединой большой истории Матвея, служба на границе. Он был прав на все сто и в мой первый съемочный должны были снимать заявочные и общие планы, с минимумом текста: приходы, уходы и т.д. Но судьба распорядилась иначе. В этот день начался сильный дождь, снимать на улице было невозможно. Чтобы не отменять смену, решили снять несколько сцен внутри казармы. Я на расслабоне приезжаю на площадку, сижу в гримерной, выставили свет, начался ливень, я жду и тут мне кидают пачку распечатанного текста, а я к такому повороту событий был совершенно не готов. Я не учил эти сцены, не выстраивал их у себя в голове, у меня нет вариантов. Блин, Первый канал, в главных ролях известные артисты, у меня одна из центральных ролей, и это вообще мой первый съёмочный, я тут никого не знаю, ау?! – очко заиграло моментально. В первом своем кадре я должен был заходить в казарму и отдавать приказы командным голосом людям, которых я вообще впервые вижу, а по сценарию знаю всех как облупленных. Ответственность – это то самое важное, на что иногда надо уметь забивать на съёмках. Сейчас мне это смешно конечно, но тогда колени тряслись пипец как. После этой сцены звукорежиссёр сказала второму режиссёру: “Ооо, а мальчику будет очень сложно”. Но через день она говорила уже совсем другое. Не не, она просто узнала мой истинный возраст )))
А в остальном, конечно есть моменты притирки, когда еще не понимаешь, кто и как работает. Но какого-то мандража, нервяка, нет, не бывает уже. У меня, наверное, его никогда и не было больше, как это ни странно.
Бывает, что не срабатываешься?
Конечно. Но редко…
И что делаешь?
Конфликтую. (смеется) Сначала из меня выходит пар. Потом сажусь, сам с собой договариваюсь. Говорю себе: “Ну, ты же знал, что так и будет. Подписался – принимай, как есть, и работай дальше”. У меня был недавно такой проект, не буду его называть. Когда я получил сценарий, сразу сказал агенту, что это будет трэш по всем фронтам, начиная от сценария и заканчивая организацией всего съёмочного процесса. Так и случилось.
Почему не отказался, если знал сразу что проект провальный?
Во-первых, это – работа. Во-вторых, любой опыт – это опыт, какой бы он ни был. В-третьих, мне было интересно сыграть этого персонажа именно так, как он написан и посмотреть что из этого получится.
В результате все сложилось?
Провокационный вопрос. Не знаю, что там у кого сложилось…
Относительно творческой стороны проекта, это был не тот случай – когда можно вытащить откровенно слабый сценарий. Так что не сложилось. Хотя все актеры отработали на ура и операторская работа – классная.
В плане организации я впервые за всю свою жизнь столкнулся с подобным. Реальное хамство и пофигизм. Ужасно обидно за нашу индустрию. Ощущение, что дети пытаются играть во взрослые игры. Я могу стерпеть многое, но никому не позволю мешать мне и моим партнёрам работать. Особенно, когда люди не понимают, что тебе надо как-то родить и произнести весь этот бред, написанный горе-сценаристами. Оправдать его – это вообще победа.
В разгар съёмок продюсер позвонил моему агенту и сказал: “Вы знаете, у нас Всеволод висит на доске утверждения на следующий проект, но он такой скандальный, что мы теперь задумались.” На что мой агент ответил: “Я впервые слышу такое о Севе. Если уж он скандалит, то проблемы у вас явно не с ним, а со съёмочной группой. Решайте свои проблемы на площадке.” Вполне возможно, что после этого про меня пошёл явно не хороший слух. Но у меня, как у актера, есть одно преимущество – на экране то я. И там уже не важны проблемы на съёмках, слабые сценарии и некудышные диалоги – об этом не напишут в титрах. Результат моей работы – налицо. Правда, этим лицом можно и в грязь упасть, вот и делаешь во время съёмок всё возможное, чтобы этого не произошло. Все задуманное мной в этом проекте сложилось. Вот отзыв моего папы, а он всегда лупит правду:
”Ну и персонаж… обаятельный подонок и убедительный аморальный тип. Хорошая работа, ещё и потому, что возникает смешение отношений: я же знаю, что там мой сын, но такой гад – аж обидно“.
Мама: “Не знаю на сколько я могу судить о твоих профессиональных качествах, но они стали ещё на более высоком уровне. Опять ты сыграл блестяще! Я горжусь сыном! Так и распирает рассказать всем – как ты хорош!“
Теперь понимаешь, почему я не отказался изначально? Любой опыт – себе в копилочку.)
С режиссером на площадке тоже конфликтуешь?
Нет, чтобы прям конфликтовал, не помню такого. Я могу отказаться от чего-то, от каких-то действий в кадре, но при этом, предложив несколько своих вариантов. А так… Режиссер, каким бы он ни был, всё-таки держит в голове общую картину и ведёт тебя. Да, в моей практике попадались режиссёры, которые не могли толком объяснить своего решения, были даже такие кто и двух слов связать не мог или постоянно сливал негатив на всех. В таких случаях просто закрываешься от этого и рассчитываешь только на себя. В театре в этом плане проще, когда понимаешь что у режиссёра своё творческое видение, а у тебя – своё, и они никаким образом не пересекаются, то просто уходишь из проекта. Такое случается – творческое разногласие называется. В кино это не пройдет, тут все несут финансовую ответственность. Только продюсер может убрать тебя из проекта. Ты же понимаешь, что в наше время даже режиссеры загнаны в определенные рамки перед продюсерами? Ну, вот. Если даже они себе неподвластны, что можем сделать мы? Ну да, есть вариант снять дубль так как сверху этого захотели, а потом подснять свой. Мы так и делаем, кстати, снимаем и то, и другое. А дальше… Дальше, что войдет в финальную версию, то войдет.
От предложений отказываешься?
Последнее время не отказывался. Но был период, когда мог себе это позволить. Давно, лет 10 назад сценарии присылали пачками. Вот тогда можно было выбирать. Если видел, что это явно похоже на то, что я делал, например, в “Игрушках”, отказывался. Ну, зачем мне это? Я хочу быть разным, не хочу играть одно и тоже.
Были роли, где играл сам себя?
Нет. В каждой роли есть частичка меня. Но вот прям чтоб сам себя… нет.
А ситуации из жизни ты тащишь на площадку и обратно?
На площадку – да, бывает. Мой жизненный опыт, не как актера, а как человека играет в этом свою роль. Я что-то подкладываю, могу привнести в состояние персонажа то, что я пережил когда-то. Все это естественно, ведь это во мне есть. Так было со “Стеклянной комнатой”. Помнишь момент, когда мой герой понимает, что у его жены кто-то есть? Хореография сцены была чётко выстроена. Там я должен походить, тут постоять, здесь подойти к холодильнику, достать бутылку, отойти к столу… Я придумал, что просто облокачиваюсь на стол в какой то момент и начинаю выдыхать так, словно моему герою сложно дышать. Режиссер (Макс Бернадский) потом спросил: “Круто, откуда у тебя это? Ну, почему ты решил именно так, а не иначе?”. А все просто. Был такой момент в жизни, который я и привнес сюда. То есть какие-то частички меня в сценах все же есть… Обратно, с площадки в жизнь не тащу. Зачем это мне? Жизнь и так полна реальными событиями, зачем насыщать её вымышленными?
Что для тебя самое сложное на площадке?
Самое сложное – это, конечно, уметь ждать. Ты можешь просидеть целый день, текст уже весь выучишь до такой степени, что его забываешь. Когда ты в работе, не замечаешь как летит время. Как только приходится засесть в вагончике и ждать-ждать-ждать, время начинает тянуться… Вот это самое сложное – держать себя в тонусе.
Ну, и играть очень эмоциональные сцены по щелчку тоже непросто. Кому-то это легко дается. Кому-то для этого нужно готовиться. У каждого свои подходы. Мне надо минут 10-15, чтобы где-то уединиться, подумать, погрузиться и потом войти в кадр.
Продолжение: часть 2
