Громкий заголовок, спорить не буду. Но дабы отсеять тех, кто читает не вчитываясь, скажу сразу, это художественный рассказ и к реальности имеет столько же отношения, сколько и любой усредненный художественный рассказ.
Приятного прочтения!
(Рассказ)
ЮД: Добрый день, Антон Павлович!
АЧ: Здравствуйте.
ЮД: Многие сейчас удивятся, а кто-то даже не поверит, но с великим писателем, который всем сердцем не любил город Петра мы сейчас сидим в доме на Фонтанке. Какими судьбами в Петербурге?
АЧ: Давно хотел.
ЮД: А как же "Петербург - трясина?"
АЧ: Вы дотошны до слов, Юрий. Примите и распишите в своей штуковине, которую держите в руках, что писатели могут менять свое мнение после смерти... (улыбается) Не вгоняйте нас обоих в тоску.
ЮД: (улыбается) Как пролетели ваши "каникулы"?
АЧ: Скука смертная... (пауза) Вас правда кто-то читает после таких вопросов?
ЮД: (качает головой) Нас смотрят, Антон Павлович.
АЧ: И вы успешны?
ЮД: Я, думаю, да.
АЧ: (поправляет очки и отпивает кофе) О, времена, о нравы.
ЮД: Это мы еще не дошли до горячих вопросов.
АЧ: Горячие это те, что пошлые или те, что интересные?
ЮД: (улыбается) Подловили!
Чехов отвернулся к окну и бросил взгляд на густые облака. Они напомнили ему о дыме, и ему тотчас же захотелось прикурить. Откупорив давно забытый портсигар, Чехов вдохнул в изрытые язвами легкие дым и провалился в негу. Он продолжал что-то отвечать наподобие "конечно" и "ни в коем случае", пока шумный, звенящий голос Юрия Александровича не раздался издалека, как упавший на кафель хрусталь.
ЮД: Антон Павлович, мы спрашиваем это у всех наших гостей. Так что... сколько вы зарабатывали?
АЧ: (снова отпивая кофе, но уже с гримасой легкого отвращения) На хлеб с маслом хватало.
ЮД: Это абстрактный ответ. Если точнее?
АЧ: (улыбается) На хлеб с маслом точно хватало.
ЮД: (улыбается) Не хочу быть назойливым, но вы же понимаете, как это интересно! Ваши биографы на перебой пишут, что вы были достаточно богатым человеком своего времени. Что вы на это скажете?
АЧ: В могилу не одну из дач забрать с собой не получилось, а деньги я к концу жизни толком не считал. Не потому что много, а потому что не видел надобности. Довольно пошло, Юрий. Не находите?
ЮД: Не считать деньги?
АЧ: Напротив, разузнавать о них с такой прытью.
ЮД: (пожимая плечами) Журналистика - легализованная проституция, тут без пошлости никуда.
Чехов снова закурил папиросу. В голове ледяным горным ручьем текли воспоминания о Ялте и сестре, о матушке и театре, о старом Таганроге и новом веке, который пришел не постучавшись.
ЮД: Вы не дожили до октябрьской революции и расстрела царской семьи буквально полтора десятка лет. Ожидали ли вы этого тогда? Перед смертью.
АЧ: Если я скажу, что лежа на смертном одре, я думал о политике в последнюю очередь, вы мне поверите?
ЮД: С трудом.
АЧ: Ну, значит, потрудитесь, Юрий Александрович.
ЮД: И все же...
АЧ: (вздыхая) Вороша мертвых, мы не делаем им чести. Вороша анархистов, коммунистов, монархистов и ежих с ними, мы лишь тычем палкой в кости. Это даже не препарация, Юрий Александрович. Об этом нужно было думать тогда. Сейчас же, какими бы благими намерениями вы не прикрывались, вороша мертвых, вы лишь ворошите мертвых.
ЮД: Сильно...
АЧ: И судя по той логике, что вы руководствуетесь в беседе, после денег и политики, вы невзначай перейдете к женщинам... Предрекая это, остерегу Вас. Об этом я умолчу. Как и умолчал бы на все предыдущие вопросы...
ЮД: Но?
АЧ: Но вы дико назойливы и мне бы самому хотелось задать вам пару вопросов.
ЮД: Оу! Даже так? Я весь ваш, Антон Павлович!
АЧ: Вопроса всего три, Юрий Александрович, и я, если позволите, приберегу их к концу нашей беседы.
"А ведь чего ты ожидал, Антоша? Повсеместной интеллигенции и образованности? Во времена твоего детства били розгами, гнили заживо без лекарств, а богема слепо повторяла за всей правой и неправой Европой. Может время не круг с циферблатом, а песочные часы и кто-то снова перевернул их?"
ЮД: Из вашей частной переписки мы знаем, что вы могли приправить свои письма крепким матерным. Тяжело было писать свои произведения зная, что не все сливки русского языка Вам можно использовать?
АЧ: А какое ваше любимое матерное слово, Юрий?
ЮД: *******
АЧ: И часто вы его используете?
ЮД: (смеется) Довольно часто.
АЧ: Мат безусловно усиливает краску ваших переживаний, хороших ли, плохих ли. Но то краска для речи разговорной, междусобойной, так сказать, ваш тет-а-тет, в котором вы оба знаете, что готовы такое слушать. Но в произведениях это излишне в первую очередь потому-что вы писатель, драматург или поэт. Если у вас не выходит донести эмоции лирических героев без мата, значит вы несерьезный писатель. Вот и всё!
ЮД: Вы не думаете, что это устарело?
АЧ: Вполне допускаю.
Чехов снова погрузился в думы полные тоскливой ностальгии. Он достал еще одну папиросу, но так и не прикурив положил обратно в портсигар.
ЮД: Блиц! Вы отвечаете быстро, можно не всегда коротко...
АЧ: Извините, Юрий Александрович. Как на счет ответить на мои вопросы?
ЮД: Может сначала Блиц?
АЧ: У меня мало времени.
ЮД: Я думал вы никуда не спешите...
АЧ: Я тоже так думал... (улыбается) Начнем?
ЮД: Погнали!
АЧ: Только прошу Вас, не отвечайте сразу. Дайте себе время подумать, мне кажется, Вам это понравится...
Чехов встал со стула, размяв свои уставшие от посиделок ноги. Правое колено гулко хрустнуло, разнеся смешное эхо по комнате, как варенье по стенкам из взорванной банки. Антон Павлович подошел близко к окну и подозвал Юрия Александровича к себе. Тот с кузнечьей прытью прискакал к нему.
АЧ: Три вопроса, как я и обещал.
ЮД: (выдыхает)
АЧ: Как часто Вам стыдно за тех, кто вас воспитал? Это первый. Не спешите. Лучше ответьте, выслушав все три вопроса.
ЮД: Ага, понял.
АЧ: Второй вопрос... Как часто Вам стыдно за тех, кого воспитали Вы?..
ЮД: А третий?
АЧ: (устало снимает очки и улыбается всем лицом) Где у вас здесь ближайший кабак?
Автор текста: Дэниэл Мухитдинов.
