Глава 9. Круг девятый
«Куда мы идем? Как долог еще наш путь?» – так вопрошал Несчастный в мыслях своих.
Но слышал эти мысли Светлый и отвечал ему: «Путь наш идет через чистилище. Кто попал в круги эти, то будет ходить по ним веками. Ибо долог путь до обретения покоя в душе и смирения. Иной должен пройти все круги. Но иной должен это только увидеть, дабы знать и донести».
И молвил Несчастный: «Но куда можно донести эти знания, если чистилище есть центр земли и выхода наверх нет?»
И остановился Светлый. И обернулся. И приложил руку к устам Несчастного: «Не говори, если не знаешь. Усомнись, если не веруешь. Но если веришь, не сомневайся. Ибо ходят по земле люди истину знающие. И несут эти знания. И всяк, кто прислушается и примет смирение, получит эти знания. Ибо знания подготовят каждого к причастию».
Но преградила стена дорогу путникам. И было здание круглое, и была дверь в него.
Так отворил Светлый дверь ту и пригласил Несчастного пройти. И говорил ему: «Иди и смотри. Но увидев не удивляйся. И пусть в душе твоей не будет страха. Но будет боль. Ибо память подкрепленная болью всегда будет жить в тебе. Но сравнив ее с любовью ты обретешь истину».
И вошел Несчастный в дом тот. И был мрак и жар в том доме. И длинная галерея была пред ним. Но много дверей были там. И звук шел из них. И дым шел из них. И жар шел из них. Но иные были безмолвны.
Так страх охватил Несчастного. И завладел душой его. Но помнил он наказ Светлого. И сделал шаг. И отворил первую дверь.
Но скрывала та дверь бездну, в кою летели души человеческие. И ужас был в глазах их. И летели они вниз, но висели словно неподвижные, а все пространство поглощало их.
И узнал он иных по образам. И боль почувствовал такую, как и обреченные. И боль вытеснила страх. И запомнил он это чувство.
И отворил он следующую дверь. Было там забвение. В полной тишине и темноте томились души. И не могли они видеть открытой двери. И участь их была в полном неведении. И там узнал он иных.
Но прочие двери отворялись ему, кои были и топки печные и ледяные пещеры.
И везде он находил души ведомых ему людей. И везде его преследовала боль. И память его запоминала те картины круга последнего.
И была дверь особая. И высоты была многим больше, что нужно человеку. И отворил ее Несчастный. И предстал зал темный пред ним. Но луч света опускался пред ногами его.
Так ступив на место освещенное, сделал он шаг и вновь шагнул за светом. И вывел его свет на центр зала.
Края зала того не было видно во тьме. Но было слышно эхо от дыхания чужого. Словно тысячи огромных животных в один момент делают вдох воздуха и после выпускают его из нутра своего. То были темные фигуры в глубине зала. И ждали они приказа наброситься на Несчастного.
Но было время, и стоял Несчастный в ожидании. И был тот, кто должен отдать приказ. Но был он безмолвный. И не было его видно. Но знали все о его присутствии.
И словно взмах руки пустил невидимую волну в лицо Несчастного. И попятился назад к двери луч света на полу. И понял Несчастный, что решена его участь. Так дошел он назад до двери.
И вновь ее отворил пред ним Светлый. Но иной мир предстал пред Несчастным. И чистое небо было. И земля покрыта цветением и травами. И стояли люди в одеждах белых. И смотрели они вверх в ожидании.
И было назвало имя Несчастного. И расступились все, как и Светлый указал дорогу ему. И молвил: «Ты видел все. И каждый выбирает свой путь. И каждый получит по делам своим. И помыслам своим. Но знания эти даны тебе, дабы души спасти. Иди и выполни миссию свою. Но пройдя путь, вернешься ты в сроки назначенные».
И отворились небеса, словно окно и увидел Несчастный лестницу. И ступил на небо, словно на твердь. И руками взялся, словно ветви-перила ограждали его от падения.
Так поднимался он над всеми, кои внизу остались.
И любил он их. И был счастлив он. .................................................................................................................................................
В этот вечер впервые предстоящая зима показала свой скорый приход. В ночь подул северный ветер. Пронизывающий. Холодный. Словно пары жидкого азота, стелящегося по земле змеями, холод обвивал все предметы и неровности земли. Человек стоявший на таком ветру замерзал постепенно. Стопы его ног начинали ныть от проникнувшего в обувь холода. Потом замерзали ноги. Все выше и выше ветер завладевал всем телом. Человек сопротивлялся, совершая смешные для обывателя танцевальные движения, он слегка подпрыгивал. Встряхивал ногами. Бил подошвой своего одного ботинка о кант подошвы другого. Словно желая сбить себя с ног. Руками потирал колени, бедра. Но это уже помогало мало. Верхняя одежда для ранней осени уже не спасает. Она уже пропустила волну холода до нательного белья и кажется, что ветер практически вплетается в волокна ткани. Для него не остается преград. Так невозможно получить обморожение. Температура еще выше точки замерзания воды. Но так получают простуду. Переходящую в воспаление легких. Переходящую в пневмонию. И далее к симптомам, несовместимые с жизнью.
По выметенной от листвы дорожке шли три человека. Они вышли из лечебного барака в сумрак надвигающейся ночи. Коренастый мужчина шел слева. В его руках был небольшой узелок, как в военное время у беженцев, когда нехитрые пожитки поспешно скидывали на покрывало и, завязав углы тряпицы в один узел получали подобие большой котомки. Так и он нес что-то похожее. Это была старая наволочка, набитая вещами и завязанная сверху небольшим узлом. С правой стороны шел долговязый человек, одетый в темную ватную стеганную куртку поверх белого халата. Подол халата явно выделялся в сумраке наступающей ночи. Еще выделялись белыми лоскутами манжеты из рукавов куртки. Белые острова манжет заботливо прильнули к немного шатающейся фигуре третьего из компании. Третий шел тяжело. Среднего роста, но вжав голову в плечи и переплетя руки на груди, он казался гораздо ниже. Худой, осунувшийся, часто спотыкающийся он шел благодаря поддержке высокого мужчины.
Подойдя к главному корпусу, компания свернула не на главную аллею, а вглубь парка. Обходя здание с тыльной стороны. Обходя нечастые пятна света из окон. Уклоняясь от раскидистых ветвей садовых деревьев. Путь лежал к воротам, где их уже ждали. Из сторожки у ворот на мокрый асфальт светом ложилось проекция окна. Чуть вытянутый прямоугольник освещал проход и калитку меж двух кирпичных столбов. Из проема двери пробился еще один поток света и тут же был заслонен крупной фигурой охранника.
– Федор, ты?
– Я. Выпускай. – фельдшер отпустил фигуру шатающегося человека. Потом достал из кармана маленький серебристый цилиндр и протянул его беглецам. – Вот. Фонарик. Пригодится.
Охранник расстегнул на себе старый армейский бушлат без знаков различия, вынул спрятанный на груди темный пластиковый конверт и передал его беглецам.
– С богом. – с этими словами страж ворот лязгнул затвором железной калитки и отворил ее. Легкий скрип призвал переступить черту разделения жизни в одном доме для душевно больных и выйти в мир других страстей. Таких долгожданных и немного неизвестных. – Хлопцы. Вы только старайтесь не попадаться на глаза никому. Тут эти дни народу чужого много приехало. Поговаривают, на Киев собирают парней и девок. Уже один автобус отправили. Вроде бастовать. Но хватают туда и тех, кто не особо хочет.
Сжавшийся мужчина чуть выпрямился, взглянул на говорящего и спросил:
– Опять бастуют? Майдан что ли?
– Майдан. Опять власть делят. Чтоб их мать… Ну все, ступайте. Держитесь левее вдоль забора. Потом по над дорогой и влево в овраг. По нему и идите. Овраг вас мимо постов как раз примерно на трассу и выведет – сторож махнул рукой в сторону нужного направления и поспешил вытолкнуть двоих за калитку.
Долговязый отпустил своего подопечного и остался на территории. Он сделал пару шагов назад в тень сторожевого здания. Теперь белый подол его халата сливался с крашеной известью стеной сторожки и в темноте совершенно не выдавал присутствие человека.
Закрывающаяся калитка, управляемая рукой охранника подалась назад, вновь скрипнула старыми петлями и лязгнула закрывшимся засовом.
– Чай будешь? – сторожу не хотелось сидеть одному всю ночь, и предложение попить чай вполне могло привлечь собеседника скоротать время дежурства.
– Дава-ай. – Федор на выдохе протянул гласную больше привычного, словно таким образом и сам хотел сократить время ночной смены. Не любил он работать ночью. Но график был не умолим и каждые сутки дежурства, перевалив за полночь, наводили на фельдшера тревогу. – Наливай, только я тут чуть постою, подышу.
Дверь закрылась. Федор всматривался в темноту, стараясь различить удаляющиеся фигуры бывших пациентов. Они растворились в темноте. Не сильный ветер слегка завывал меж веток и все так же нагонял на землю холод.
Прошло меньше минуты. Собравшись уже было зайти в сторожку, фельдшер услышал шаркающие шаги на главной аллее. Не высокая женская фигура в полосатом больничном халате торопливо шла к воротам. Это была «Матрешка». Она торопилась, и при этом не отрывая правой руки от уха что-то бормотала. Она приближалась к сторожке и совершенно не замечала стоявшего в тени Федора.
– У ворот никого… А сторож на месте. Сидит за столом… Я его через окно вижу. Тихо все – она несколько раз замолкала, явно выслушивая чей-то монолог в трубке телефона и вновь начинала тараторить свой текст. – А я откуда знаю? Я была у Манна. И куда он делся, я не знаю… Я его не выпускала. Выписку не подписывала. Да куда он может сам бежать? … Да. Только он под лекарствами. Я дала, как вы сказали. Но откуда я знаю куда делся. Что значит, я буду отвечать? …. И нет у меня уже тех денег. Нет. Я их добрым людям раздала. Все на людей. Себе ничегошеньки не оставила. Да еще магарычи. Ни чего я возвращать не буду. Это Федор его спрятал, сволота. Они с этим евреем заодно. Вот с него и спрашивайте... я откуда знаю где сейчас этот фельдшер. Спит уже, наверное, пьяный…. Денег получил от Готте и айда гулять... Я-то его поищу, но с ним сами разбирайтесь.
Матрешка опустила руку, засунув мобильный телефон в карман халата. Совершенно не замечая стоявшего рядом человека, она осторожно еще раз заглянула в окно сторожки и побежала обратно в сторону главного корпуса.
Федор эти две минуты практически не дышал. Ему было интересно, о чем будет говорить старшая медсестра. И с кем это она говорила. В его уме складывались все отдельные услышанные фразы в один логический ряд и делали вывод. Этот вывод Федор еле слышно прошептал сам себе: «Ну, началось!»
В тот же момент свет фар большой машины яркими широкими лучами ксенона осветил площадку перед воротами. Качаясь, по разбитой дороге ехал черный внедорожник. Фельдшер узнал машину компании, что интересовалась одним из беглецов. Он быстрым шагом ушел вглубь сада и почти бегом направился к главному корпусу. Нужно было предупредить доктора Манна. Началось!
Для двух мужчин, которые вышли несколько минут назад из ворот лечебницы для душевнобольных все тоже только начиналось. Идя по тропинке вдоль забора, они видели свет фар и понимали, что его стоило опасаться. Это приехали за ними. Но их уже не было в том месте, где их будут искать. Повинуясь инстинкту, они укорили шаг прочь.
В темноте можно было ориентироваться только по едва заметно белеющей тропе. Лента плотно утоптанной глины уже почти сливалась с пожухлой травой, была чуть скользкой от моросящего холодного дождя и предательски становилась все темнее с каждой минутой.
Неожиданно слева от них, в полной темноте послышался тихий призыв:
– Эй. Сюда.
Двое замерли от неожиданности. Можно было предложить мистическую версию этих звуков. Словно подросток прошептал эти два слова. Но они повторились уже более отчетливо.
– Идите сюда. Здесь спуск.
– Ты кто? – спросил Иваныч. Светить фонариком было еще не безопасно.
– Альбина.
– Ты чего тут? Девка.
– Вас жду. Я с вами хочу уйти. Я тут места знаю. Не гоните меня.
Эта незримая встреча была в радость всем троим. У беглецов появился соратник и проводник. Девушка же имела тайную привязанность к одному из мужчин. Симпатии были взаимны и только монашеские одеяния девушки останавливали обоих от желания объясниться.
– Эта тропинка сейчас выйдет на дорогу и в поселок. А нам сюда, вниз нужно идти. Яром.
Иваныч подошел вплотную к девушке, свободной рукой взял ее за плечо и словно обнюхивая наклонился к ней. Едва заметным светлым силуэтом можно было разглядеть ее лицо.
– Хорошо. Веди.
Георгий Готте, все еще тяжело шагавший и шатаясь, как при качке на корабле впервые стоял ровно. Он вдохнул поток свежего воздуха. Этим кислородом была она. От неожиданности он не проронил ни слова, но его сознание потянулось к этой хрупкой девушке. Альбина протянула руку и коснулась ладони Георгия. Взяла его холодные пальцы в переплет своих. Теперь она была их спасительным клубком в этом лабиринте ночных тропинок.
Спустившись в овраг включили карманный фонарик. Светлое пятно прыгало впереди путников, указывало на вытоптанную полоску земли. Тропинка петляла меж распаханных огородов, дачных участков с крошечными домиками. Уводила их прочь от огней жилых строений в темнеющую пустоту будущего. Они шли. Периодически спотыкаясь или скользя по влажной глине. Мокрые, замерзшие. И шло время. Все молчали, боясь привлечь внимание постороннего. Примерно через час пути они вышли к дощатому забору ухоженного участка. Пройдя далее, нашли запертую на щеколду калитку. За ней в темноте белело небольшое строение.
Иваныч открыл калитку и подошел к двери дома. Навесной замок замыкал добротный засов. Рядом окно с крепкой решеткой. Сбросив ношу, он около минуты колдовал у двери, как будто уговаривая замок открыться. Тихий щелчок и лязг затвора оповестил всех о поддавшемся замке.
– Хозяин аккуратист. Добротно все сделал. Здесь передохнем, а перед рассветом пойдем к трассе. Только свет не включайте. Нужно свечи поискать.
Иваныч провел светом фонаря по стенам. Небольшое помещение. Пахло сыростью и старым деревом. Пара старых диванов, кухонный буфет и стол в середине комнаты. В правом углу виднелась крутая лестница на второй этаж. Типичный дачный домик. Таких тысячи.
Уставшая парочка села на диван. Дрожа от холода и сырости. Только их руки держались вместе, согревая друг друга.
Иваныч начал обследовать комнату. Свечи нашлись в буфете. Там же спички. Чай был насыпан в закрытую баночку от детского питания. Рядом в банке чуть больше, с наклейкой «Икра кабачковая», под зеленой пластиковой крышкой был сахарный песок. Несколько кружек и чайных чашек из различных сервизов. В одной из кружек стальным букетом ощетинилась копна ложек и вилок. Иваныч на миг замер. Этот буфет с его содержимым напомнил ему прошлую жизнь. Ту его жизнь, еще до тюрьмы.
– Надо найти электрощит… Сейчас будем пить чай – с этими словами погас фонарь, звук чиркающей спички и яркое пламя огня медленно передалось фитилю свечи, стоявшей в стеклянной баночке. Потом появилось оцинкованное ведро и банка со свечой погрузились на его дно. – Нельзя что б свет в окне кто увидел. Пусть так. Грейтесь.
Ведро стояло у ног Альбины и освещало круглым пятном центральную часть потолка. Стало чуть светлее и даже теплее. Над свечой распростерлись девичьи ладони.
Щит электрического распределения был предсказуемо у входа за дверью. При включении «пакетника» заиграло радио. Концерт эстрадной музыки. Неожиданно, от этих звуков стало чуть уютнее. На подоконнике нашелся электрический чайник и пластиковая канистра с водой. Иваныч открутил крышку и нагнулся к канистре.
– А вода-то свежая. Хозяин тут недавно был. Значит и припасы могут быть.
Чайник приятно зашелестел пузырьками нагреваемой воды. На столе появились кружки, чай и сахар. Иваныч хозяйничал в темноте. К дивану был выставлен старый электрический обогреватель. При включении он моментально нагрел две спирали за перфорированной крышкой и подал в пространство свое тепло. Компания стала обживаться.
У самой двери под ковриком был найден откидной деревянный настил. Под ним вход в подпол, где обычно хозяева хранили съестные припасы. Иваныч освятил себе путь фонарем и нырнул в подземелье. Через минуту протянутая вверх рука выставляла на доски пола стеклянные банки с консервированными продуктами.
– Есть тушенка, варенье и что-то вроде лечо. Нет только хлеба, но есть картошка.
Видно было, что Иваныч бывалый человек. Многое умел. Все делал ловко. И в этот момент, промокший и замерзший он действовал быстро, экономя силы и время. Открыл банки, достал чистые ложки. Положил несколько клубней картофеля в миску и вышел с фонарем во двор. Было слышно, как по железной миске били струйки стекающей дождевой воды. Чищенная картошка выглядела аппетитно. Но нужно было ее еще сварить или пожарить. Иваныч снял с окна листы алюминиевой фольги, служившие летом отражателями от солнечных лучей, разорвал на несколько частей и в каждую завернул порезанную картошку и жир из банки с тушеным мясом. Эти блестящие свертки рядком легли на горячий обогреватель и быстро начали шкворчать растопленным жиром.
Все пили чай с вареньем. Ложками доставали из банок куски тушеного мяса и приготовленные овощи со специями. Поздний ужин придал путникам силы и вселил в них покой. Постепенно пространство комнаты наполнялось теплом. Верхнюю одежду сняли и накрылись ей. Так было теплее и одежда могла сохнуть. Альбина прижалась к Жоре и тихо заснула, уткнувшись в его плечо. Все притихли.
Через 4 часа всех разбудит Иваныч. Он почти не спал. Все это время он прислушивался к звукам осеннего дождя. Несколько раз вставал переворачивать готовящуюся в фольге картошку. В его голове было много мыслей. Свеча все еще горела в ведре и ее тусклый свет, отражаясь от беленого потолка, освещал спящих сидя на диване людей. Девушка лет двадцати, с еще совершенно детским лицом, и этот не обычный парень Жора. Что ждет их завтра? Что ждет их в ближайшее время? Как встретит их этот мир.
Сознание этого уже не молодого мужчины на минуты проваливалось в сон, но как запрограммированное возвращало мысли в реальный мир. Струи дождя десятками ручейков стекали с крыши по желобкам шифера и попадая на разные поверхности издавали затейливый перелив мелодии. В какой-то момент слух выхватил трансляцию радиоприемника. Музыка прекратилась и шел выпуск ночных новостей. Холодный женский голос сообщал о возобновившихся волнениях в центре Киева и других городах. Певучей украинской речью все чаще говорилось о площадях неспокойных городов. О том, как на них собираются митинги и строятся баррикады. Что где-то уже стреляют и есть жертвы. О позиции власти и президента. О всеобщем противостоянии и как все это отразится на стране. И все эти новости серой аппликацией ложились на камни городских площадей. Слово «Площадь» звучало все более устрашающе и тревожнее. Оно становилось лозунгом одних и раздражающим фактом для других.
В своем полудреме Иваныч видел картинки. Его мозг воспалял возможные сюжеты из новостей. Добавлял красок и действий. Эти картинки складывались в тревожный и очень короткий сон.
Иваныч открыл глаза. Он все так же сидел в старом кресле. Мысль не уходила, и только шепотом вырвалась из его уст пониманием неизбежности: «Похоже, быть войне.»
__________________________________________________________________________________________
"Десятый круг". Мое повествование завершено. Десятой главы не будет. Она уже написана нашей жизнью. Этот круг происходит здесь и сейчас.
Есть идея продолжить описание жизни героев. И есть прототипы. Есть масса историй из жизни. 2019 год принес мне новые поездки и встречи. Но для нового романа нужно решиться. Собрать все в кучу, разложить по картинкам и нанизать эти бусинки на нить сюжета. Бусинки.. а может это "четки"?