Фильм "Сердце Бонивура" познакомил нас, советских детей, с такой штукой, как саспенс. Куда там Хичкоку с его "психами".
- Ты чего? Идешь смотреть "Бонивура"? - спросил Димка Жданов, мой друг. - Там ему сердце вырежут!
- Правда?! - земля подо мной покачнулась.
- Да-а. Живому...
От этого "сердце вырежут" стало жутко и тревожно, и гулко билось в груди мое собственное сердце, горячее сердце октябренка. Я представить себе не мог такой невероятной жестокости.
- А бонивур -- это кто? Это как большевик, да? - спросил я.
- Эх ты, темнота... - сказал Жданчик насмешливо. - Бонивур -- это значит разведчик. А еще ему ноги сожгут и на спине звезду вырежут!
- Кто?!
- Белые, кто ж еще. Казаки, кажется.
Жуть. И мы пошли смотреть. Это было летом у бабушки, в Кунгуре.
Этот изматывающий нервы кошмар был еще и растянут на 4 серии. Я сел в кресло перед телевизором, сердце стучало, ладони взмокли. Вот сейчас мне покажут... вот сейчас... Фильм начался.
Я смотрел, холодея, как веселый молодой парень (Бонивур -- это он, это имя!, понял я) бегает, смеется, шутит и всячески дурит жандармов и прочих прихвостней царского режима, обводит их вокруг пальца, помогает товарищам-большевикам, и смеялся вместе с ним -- но мысль о том, что наступит миг -- и веселое доброе сердце Бонивура будет вырезано, сидела, как ледяной штырь, у меня в затылке. Я замирал и пугался, когда герой попадал в ловушку -- и облегченно вздыхал, когда он вырывался из нее.
Вот и в этот раз он ускользнул. Жандармы остались с носом.
И тут со мной случилось другое, неожиданное. Я начал надеяться.
Все будет хорошо. Наши победят. А белые так и не смогут поймать веселого молодого Бонивура. Куда им, неуклюжим и устаревшим. И наши победят и построят советскую власть. И никто не вырежет сердце Бонивура. Оно будет биться и жить -- светло и радостно, в мире победившей революции.
Каждой серии я ждал, как манны небесной. Кроме последней, я даже не хотел идти ее смотреть. У меня болело сердце от предчувствия. Я стоял во дворе дедова дома, это было в Кунгуре. Солнце припекало, я взмок, пора идти домой, в прохладу квартиры, к телевизору... а я переминался с ноги на ногу -- и не шел.
-Ты чего? - спросил Макся. - Пошли быстрее, там Бонивур начинается.
Я кивнул и -- усилием толкнув себя изнутри -- пошел. Ноги были точно из пластилина, тяжелые и непослушные. Я не знал, как объяснить это странное чувство.
И тут наступила расплата. Последняя серия была скучная и долгая. Бонивур больше не бегал по крышам, он был в партизанском отряде красных. Какая-то любовь еще. И вот они в какой-то деревне, у Бонивура есть девушка, они счастливы, она тревожится, что наши долго не едут, он смеется и успокаивает ее. А потом в сумерках Бонивур выходит к забору (не знаю, есть ли этот кадр в фильме, но я отчетливо помню именно так), и долго стоит, смотрит вдаль, в сторону леса и дороги. И лицо у него... тут мое сердце замерло и остановилось. У него на лице была печать смерти. Как в рассказе Лермонтова "Фаталист", где Печорин видит на лице другого офицера -- что тот скоро умрет. И этого не избежать.
А потом это случилось. Белые пришли и поубивали их всех. Почти как в Чапаеве.
Бонивур и тут почти вырвался -- я переживал за него. Потому что я помнил, какой он был в первых сериях -- ловкий, дерзкий, насмешливый, неуловимый. Удачливый. "Давай, - молил я мысленно. - Давай, засмейся и что-нибудь придумай. Как в первой серии". Но он вдруг утратил свою ловкость и удачу. Он больше не был тем самым Бонивуром. Он стал обреченным.
И наступила та знаменитая сцена. С сердцем и звездой на спине. Чудовищная.
Нам почти ничего не показали. Только страшный крик Бонивура разнесся над деревней, над просторами полей и леса. И от этого было еще страшнее. Потому что мое воображение представило все в сотни раз жутче, чем мог показать экран. До озноба.
А потом пришло запоздалое возмездие для убийц. Красные вернулись. Копыта били в сухую, пыльную землю, сабли сверкали. А белые бежали, позорно и жалко... Наши победили. Все, как и должно быть.
Но сердце Бонивура было уже не спасти.
На сегодня, пожалуй, все. Спасибо за внимание, друзья!