Часть 2. Практика: крестьяне, громкие политические процессы и итоги
См. также Судебная реформа 1864 г. Часть 1. Теория: предпосылки и принципы реформы
ГЕОГРАФИЯ РЕФОРМЫ
Судебная реформа сразу столкнулась с двумя проблемами: отсутствием денег и отсутствием людей. Было рассчитано, что новые суды потребуют единовременно 9 млн рублей, но этой суммы просто не было в казне. К тому же новые суды предъявляли очень высокие требования ко всем участникам процесса, и у правительства не было в достаточном количестве ни готовых судей, ни готовых прокуроров. Нужно было время, чтобы возникло адвокатское сообщество. Формально судебная реформа была проведена в 1864 году, но в действительности первые шаги были сделаны только в 1866 году, когда в Петербурге и Москве открылись судебные палаты. На это потребовалось 3 млн рублей и 400 должностных лиц. Провинция ждала судов дольше. В 1867-1871 годах аналогичные органы открылись в Харькове, Тифлисе, Одессе, Казани и Саратове. На окраинах (за исключением Грузии) реформа проходила гораздо медленнее, потому что приходилось учитывать непростую этническую обстановку. В бывшем Царстве Польском судебная реформа была проведена только в 1875 году. В 1880–1883 годах судебные палаты были открыты в Киеве и Вильне, где оставался высокий процент носителей польской культуры среди образованного населения. В Прибалтике аналогичные шаги были предприняты только в 1889 году. В Сибири и Туркестане, где особенно остро не хватало подготовленных кадров, новые суды были открыты только в 1890-е годы. Последней судебной палатой, открытой в Российской империи, была Ташкентская. Ее открыли в 1899 году. Таким образом потребовалось 35 лет на проведение реформы.
СУД ПРИСЯЖНЫХ
21 августа 1866 года в Большом Кремлевском дворце прошел первый в истории России суд с участием коллегии присяжных. Суд присяжных был одной из ключевых идей реформаторов. Присяжные формировались из случайных людей (только мужчин) любого общественного положения и достатка. Они должны были решить виновность или невиновность подсудимого. Идея была в том, что само общество в лице своих представителей осуществляло правосудие.
Однако именно с этим институтом были связаны едва ли не большинство «детских болезней» реформы. Прежде всего, обязанность присяжных была очень обременительной, особенно в случае длительного процесса. Поэтому изначально государственные и земские служащие, депутаты городских дум и представители некоторых общественно значимых профессий освобождались от участия в суде присяжных. Остальные попадали в списки потенциальных присяжных, которые велись земскими управами. Но земцы были склонны под разными предлогами исключить влиятельных помещиков из списков, так что общественное бремя падало преимущественно не крестьянские плечи. При этом придавалось большое значение участию крестьян в коллегии присяжных. Реформаторы рассчитывали, что участие в судах окажет на крестьян «цивилизующее» воздействие, но реальность оказалась не такой простой. Крестьяне редко сталкивались с образованными присяжными и, стало быть, должны были «цивилизоваться» сами собой.
Но до суда еще надо было дойти. Крестьянин отправлялся на заседание как на очередную барщину. Ему надо было достичь губернского города, который мог отстоять на 50 км. Приходилось ночевать в городе несколько суток. Обычно находили выход в найме на подённую работу (колоть дрова, работать на стройке или в саду), но иногда крестьянин был вынужден попрошайничать и спать на улице. Если суд совпадал с временем сбора урожая, крестьян-присяжных приходилось отпускать.
Эти организационные проблемы сопровождались более глубокими. Прокурор, адвокат и судья говорили на языке, который крестьянин плохо понимал. Не понимая происходящее, крестьяне должны были делать то, что им скажут более образованные участники процесса. Но таких людей могло не оказаться. Тогда крестьяне начинали судить по-своему, привнося нормы обычного права в новые суды. Архаика вторгалась в то, что замышлялось как модернизирующий проект. Их приговор мог быть, с точки зрения образованной публики, неоправданно суровым (для сектантов и воров), или наоборот, слишком мягким (для убийц, насильников, хулиганов). Специфическое правовое сознание крестьян не видело преступления в захвате необрабатываемой частной земли или в рубке помещичьего леса.
Мягкость проявлялась гораздо чаще чем твердость. В то время в России был очень высокий процент оправдательных приговоров. В 1883 году присяжные оправдали 45,5% представших перед их судом. В конечном итоге, от состава коллегии присяжных зависело очень многое, а это вносило элемент произвола в решения суда. Ситуация усугублялась тем, что приговор суда присяжных можно было обжаловать только в процессуальном плане, но не по существу дела.
Поэтому суд присяжных был одной из самых критикуемых черт реформы 1864 года. В 1878 году довольно серьезно шла речь о том, чтобы отменить эти суды, но на их защиту поднялся авторитетный председатель Петербургского окружного суда Анатолий Кони.
СУД НА МЕСТНОМ УРОВНЕ
На самом деле, многие преступления просто не доходили до окружных судов. Крестьяне были склонны решать свои проблемы в своем кругу, даже если они заключались в серьезных преступлениях. Общинный сход мог приговорить человека к телесному наказанию или какой-либо компенсации, даже если речь шла об убийстве. Никто не был заинтересован, чтобы из-за ареста или тюрьмы община лишилась работника. Было важно принять такое решение, чтобы потерпевший и обвиняемый могли и дальше жить рядом в мире. При этом иногда крестьяне демонстрировали зверский по современным стандартам нрав. Кража имущества, особенно лошадей, считалась очень тяжким грехом, а поджог, угрожавший существованию целой деревни, находился за гранью добра и зла. Поэтому конокрада или поджигателя, если его удавалось поймать, обычно линчевали на месте. Действующий закон в отношении краж и поджогов казался неадекватно мягким. Если местные власти арестовывали и судили зачинщиков линчевания, это воспринималось как верх несправедливости.
Крестьянин мог защищать свои права в волостном суде или перед лицом мирового судьи. Волостной суд — это четыре крестьянина, которые разбирали имущественные дела, административные правонарушения и мелкую уголовщину. Примерно тем же занимался мировой судья. Но эти органы не заработали доверие основной массы населения. Россия веками управлялась людьми, которые сочетали административную, полицейскую и судебную власти. Мировой судья, в отличие от них, мог вынести вердикт, но не мог арестовать и наказать. Мужик, если ему нужно было добиться правды, обращался к капитану-исправнику (уездный полицейский чиновник), к губернатору или даже к царю, но только не мировому судье. Процедура подачи жалоб мировому судье была письменной и предполагала ссылки на законы. Естественно, это вызывало затруднения. Крестьяне обращались к «подпольным адвокатам», полуграмотным сельским жителям, вроде писарей или священников, которые безбожно наживались, стимулируя писать жалобы и получая деньги за помощь.
СУД НА ОКРАИНАХ
Крестьяне были не единственными, кто плохо вписывался в рамку, очерченную в 1864 году. На окраинах судебные уставы ломали привычную структуру общества и права. Они сильно ослабляли местную элиту, будь это польский пан, прибалтийский барон, грузинский князь или кочевой лидер. Процесс велся только на русском языке и только по русским законам. Поэтому нужно было либо растить свои кадры, либо «импортировать» их из коренной России. В Киевском судебном округе действовал суд присяжных, но его не рискнули вводить в других регионах, где был высокий процент польского или немецкого дворянства. В Туркестане и Сибири тоже было много вынужденных отступлений от принципов реформы, потому что там не было земств, достаточного количества образованных жителей и средств коммуникаций.
В судах на окраинах существовал не только языковой, но и культурный барьер. Например, на Кавказе оружие считалось непременным аттрибутом мужчины и бытовал обычай кровной мести. Кража скота осуществлялась не только ради наживы, но и для переговоров в случае затянувшегося конфликта двух обществ. Русские суды не могли учитывать такие тонкости. Они были вынуждены либо отступать перед обычным правом, либо идти на принцип, провоцируя конфликт.
СУДЫ И ПОЛИТИКА
Введение в действие реформы в 1866 году совпало с выстрелом Каракозова в Александра II, который обозначил консервативный поворот в политике «царя-освободителя». С самого начала власть пыталась отыграть назад – прежде всего, подчинить суды.
Одним из первых, кто воспользовался новыми судами был редактор демократического журнала «Современник» Александр Пыпин. Вместе с автором статьи они обжаловали цензурное решение по их журналу. Дело разбиралось не судом присяжных, а коронным составом, но даже он признал, что с стороны редакции не было преступления и вынес решение в пользу журналистов. Министр внутренних дел Петр Валуев был в бешенстве и порывался уволить судью, не взирая на принцип несменяемости. Но выход был найден: прокурор подал апелляцию и судебная палата приговорила Пыпина и его автора к недельному аресту. Дела по цензуре передали из окружных судов в судебные палаты.
Следующим столкновением власти и судов стало знаменитое Нечаевское дело 1871 года. Резонансный политический процесс превратился в трибуну для революционеров. Петербургская судебная палата оправдала многих арестованных нечаевцев, а судья не прерывал политических речей в зале суда. После процесса император стал использовать высылку административным порядком (без предъявления обвинений и судебного решения), а политические преступления были переведены в ведение особого присутствия Сената.
Несмотря на эти меры судебная система не удовлетворяла власть. Сенатское присутствие вынесло много мягких решений по фигурантам «дела 193-х» (участники знаменитого «хождения в народ» 1874 года). «Процесс 50-ти» 1877 года дал яркое и эмоциональное обличительное выступление Софьи Бардиной (ставшее знаменитым «идеи на штыки не улавливаются») и рабочего Петра Андреева. Революционеры все чаще использовали суд как трибуну, и общество стало демонстрировать им сочувствие. Сразу после «процесса 50-ти» суд присяжных Петербургского окружного суда оправдал Веру Засулич, стрелявшую в градоначальника Федора Трепова. Газеты об этом решении сообщили 1 апреля 1878 года, так что многие приняли сенсационное решение за первоапрельскую шутку.
После дела Засулич покушения на должностных лиц и императора стали регулярными. На волну террора власть ответила внесудебными чрезвычайными мерами. Эти временные меры неизменно продлялись до 1905 года. Именно они позволили Столыпину использовать «скорострельные» военно-полевые суды, чтобы подавить волну революции в 1906 году. Однако целое поколение русских выросло без привычной в европейской стране судебной защиты. Например, они могли подвергнуться задержанию сроком до трех месяцев или быть выдворенными в дальние губернии без суда.
КРИТИКА И ПОСЛЕДСТВИЯ
Перед судебной реформой вставала проблема совместимости с реалиями русской жизни. Ни крестьяне, ни жители окраин, ни сами власти не были готовы к ее высоким стандартам. Кроме того, судебные уставы не смогли защитить от произвола и неправомерных действий отдельных чиновников и власти в целом.
Судебная реформа критиковалась и с консервативных позиций. Флаг борьбы с ней находился в руках у влиятельного редактора Михаила Каткова. Катков справедливо указывал на несовместимость новых судов с самодержавием, и к этому выводу приходило все больше людей. Один из авторов реформы Константин Победоносцев стал одним из главных ее критиков. Но к 1880-м годам даже людям, далеким от консервативных взглядов, становилось ясно, что судебные уставы нуждаются в корректировке. В конце 1880-х годов министерство юстиции разработало и приняло некоторые мелкие процедурные поправки. В 1889 году министр внутренних дел граф Дмитрий Толстой добился упразднения мировых судов в некоторых губерниях. Их полномочия перешли к земским начальникам, сочетавшим административную и судебную власти. Но в общем, в царствование Александра III не произошло масштабной судебной контрреформы. В 1912 году мировые суды были восстановлены.
Недостатки не должны заслонять достижений судебной реформы 1864 года. Адвокаты обладали самоуправлением в рамках своей профессии и свободой слова в судебном зале – привилегией, которой никто не обладал, кроме них. Помноженные на небывалое общественное внимание на заре реформы и яркость таких «звезд» юридического мира как Кони, Спасович и Плевако, эти факторы привели к мощному росту престижа юридической профессии. Юристы, включая работавших в министерстве юстиции, стали воспринимать себя как носителей этоса служения закону и обществу, а не власти или личным интересам. Как минимум три министра юстиции – Замятнин (1862-1867), Дмитрий Набоков (1879-1885), Николай Манасеин (1885-1894) – лишились постов из-за несогласия с волей императора. Даже консервативные Николай Муравьев (1894-1905) и Иван Щегловитов (1906-1915) разделяли установившееся к началу ХХ века представление о министре юстиции как блюстителе независимости судебной власти.
В адвокатскую профессию со временем стали проникать не только либералы, но и сторонники более радикальных взглядов. Не случайно два главных могильщика Российской империи — Керенский и Ленин — были адвокатами по профессии. Для убежденных противников режима адвокатура была едва ли не единственным комфортным, благодаря своей независимости, способом существования. В особом положении оказались русские евреи. Не имея возможности устроиться на государственную службу, образованные евреи поступали в адвокаты. Наплыв был так высок, что в 1889 году были введены дискриминационные квоты, которые по факту закрыли лицам еврейского происхождения вход в профессию. Так например, Максим Винавер, несмотря на несколько влиятельных юридических работ, оставался помощником адвоката почти 20 лет.
В 1867 году сенатор Марк Любощинский, один из авторов судебной реформы, резко выступил в петербургском земстве. Александр II хотел его уволить, но министр Замятнин стал ему доказывать, что это сделать невозможно. Любощинский был сенатором кассационного департамента, то есть относился к судебному корпусу, а значит, обладал правом несменяемости. Александр II впервые столкнулся с тем, что его власть ограничена. Замятнин был вынужден уйти в отставку, а Любощинский как лояльный подданный подать «заявление по собственному желанию». Неформальные нормы, конечно, не исчезли с проведением в России судебной реформы 1864 года.
См. также Судебная реформа 1864 г. Часть 1. Теория: предпосылки и принципы реформы
