В рамках фестиваля Новое немецкое кино’15 в «Киеве» продемонстрировали один из ранних фильмов Фолькера Шлёндорфа — «Ваал», пролежавший на полке более 40 лет. Не то чтобы экранизация одноименной пьесы Бертольта Брехта была скандальной или шокирующей, вдова драматурга запретила показ по личным соображениям. Шлёндорф, на ряду с Райнером Вернером Фассбиндером исполнившим роль Ваала, принадлежит к направлению «нового немецкого кино» 1960-х-70-х.
В послевоенной Германии все большее влияние приобретали кассовые голливудские картины, расчитаные на массового зрителя, скроеное по их образцу немецкое кино превращалось во второсортный продукт, шаблон-однодневку, отдалялось от национальной культуры. Кто знает чем бы все это кончилось, не заяви о себе поколение молодых режиссеров сумевших вывести на экраны авторское, остросоциальное, экспериментальное кино, вдохновленное французской новой волной и немецким экспрессионизмом 1920-х. Снималось оно, как правило, на деньги независимых киностудий: в 1969 году Фолькер Шлёндорф вместе с Петером Фляйшманом основал компанию «Аллилуйя-фильм», чьим дебютным продуктом и стал «Ваал».
Фильм начинается с того, что небрежно одетый мужчина бредет через поле на рассвете, затягивается и произносит слова песни: «…только небо укрывает наготу». Это и есть Ваал — вечный странник, поэт, форменная скотина. Он никем не дорожит, ни к кому не привязан, ощущает в себе безграничную силу, которая и позволяет ему делать что вздумается, размывает границы добра и зла. Это не столько человек, сколько голая энергия, разрушительно действующая на окружающих, но позволяющая творить, заниматься искусством.
Именно она притягивает к нему женщин вопреки разносортным унижениям. Ни одна из них ему не интересна, ему нравится подчинять их, ломать. Ваал не думает о будущем, ничего не планирует, у него есть шнапс, секс и тексты, ему плевать на жизнь и создание новой жизни — беременную Софию он пинает и бросает лежать на дороге, плевать на смерть — он убивает своего друга Экарта в баре. Он развращает школьниц и девственницу Йоханну, которая кончает жизнь самоубийством, насилует, использует, подавляет и за всем этим стремление к безграничной личной свободе.
Его так и тянет на природу, к лесам, степям, рекам, весенней грязи. Она прекрасна, естественна, вечна, хотя бы здесь нет места притворству. Ваал уходит в лес и умирает в доме лесорубов как того заслуживает — один в холодной постели. У него не было личных врагов, он просто не мог и не хотел органично вписаться в бытовую жизнь, через грубость он в извращенной форме сопротивляется мещанской среде, благопристойной фальши.
Ваал — анархист, как и в чем-то воплотивший его Райнер Фассбиндер: как и персонаж, он прожил недолгую жизнь, плодотворную, творчески насыщеную, полную кокаина. В фильме есть сцена, где уважаемые представители среднего класса устраивают прием и расхваливают талланты поэта до тех пор, пока он не демонстрирует антисоциальное поведение, тогда он сразу же становится достойным порицания и презрения. Брехт не зря писал: «Для тех, кто не научился мыслить диалектически, в пьесе „Ваал“ может встретиться немало трудностей. Они едва ли увидят в ней что-нибудь, кроме прославления голого эгоцентризма. Однако здесь некое „Я“ противостоит требованиям и унижениям, исходящим от такого мира, который признаёт не использование, но лишь эксплуатацию творчества».
Не зря было столько сказано о главном герое, сюжет фильма не представляет некую историю, а скорее служит для раскрытия характера этого «Я». «Ваал» безусловно противоречив, это своего рода философская притча, фестивальное кино не для широкого зрителя.
Фильм снят на 16-мм пленку, здесь мало статичных кадров, некоторые сцены снимались «с руки», к тому же он довольно театрален — реплики персонажей периодически прерываются музыкальными вставками со стихами поэта. На экране показаны вещи, вызывающие отвращение, не из-за их натруалистичности, а из-за бессмысленности происходящего, тотальной безысходности. Все эти пьяные безработные и буржуа, такие разные и так похожие друг на друга, плачущие дамы, пустые разговоры, приглушенные мрачные тона комнат и барных подвалов провоцируют тошноту.
Картина может не нравится, но оставляет ощутимый осадок и поднимает ряд важных вопросов, о связи творца с его произведениями, о том, что такое настоящее искусство и всегда ли оно прекрасно, о том должно ли оно существовать в рамках общепринятой морали или имеет право нарушать границы.