Вторая часть. Вскоре показалась деревня. Я подмигнул Леньке, намекнув, что пора бежать. - Не смогу, ноги до сих пор дрожат, - прошептал Леня
С Ленькой мы расстались в деревне Черемушки. Он решил там прильнуть к какой-нибудь вдовушке и жить в свое удовольствие.
Сказал, что навоевался и с него хватило по горло пережитого в плену. А мне было мало.
Не мог я, как Ленька, где-то отсиживаться. Поэтому, попрощавшись с бывшим товарищем по несчастью, я пошел своей дорогой.
В ста километрах от этой деревни располагалась моя малая Родина, которую я и решил навестить.
Однако, так как путь был неблизкий, а кушать хотелось, я стал выпрашивать у сердобольных граждан воды и кусок хлеба.
Но знал сразу, что делать это нужно с особой осторожностью.
Каждый такой на вид сочувствующий мог оказаться шестеркой при немецком полицае.
Поэтому подходя к очередному дому я прислушивался, приглядывался, доверял своему чутью, и оно никогда меня не подводило.
Сколько я прошел этих домов, один Бог знает. Не все считали нужным помочь, кто-то требовал бартер.
- Кальсоны свои давай и нательную рубаху, а я тебе борща тарелку налью, - предложил мне обмен старик.
Что мне было делать, когда живот от того, что не ел трое суток, сводило донельзя?
Борщ оказался скудный, состоял почти из одной капусты и воды, но вкус говорил о том, что когда-то там была картошка и мясо.
И, видимо, мне эти ингредиенты пожадничали. По сути набил я живот одной водой.
Было жаль нательного белья, которого уже не вернешь. От этого же старика узнал, что в деревне, на самом ее краю, расположился немецкий взвод.
Выйдя от старика на улицу, еще раз пожалел свое белье, потому как погода на улице стояла холодная.
Ночью температура доходила до минусовой. А идти до родного села мне было еще далеко.
С каждым километром, приближаясь к селу, внутри меня начинало все клокотать.
Сердце бешено билось от странного предчувствия и того, что я могу там увидеть.
Немцы были повсюду. Кругом только и слышались их противные, режущие слух, грубые голоса.
Для меня стало очевидным то, что мое родное село тоже в их цепких лапах.
К родному дому я проник с наступлением темноты. Легонько постучал в дверь.
Сердце радостно заходилось от предстоящей встречи с родными. Но дверь мне отворила совсем чужая женщина.
Сбивчиво, срываясь на шепот, она сказала, что мои родные уехали еще до прихода фрицев, а куда именно, она не знает.
Это и огорчало меня, с одной стороны, что я не смог их увидеть, а с другой стороны, ободряло, потому как я хотел верить в то, что они сумели избежать встречи с немцами.
Теперь одному мне было не выдюжить, поэтому я искал, к кому можно было примкнуть.
В идеале это был бы партизанский отряд, но мало кто поможет тебе в него проникнуть.
Прежде чем я все-таки попал в такой отряд, мне пришлось прошагать значительную часть СССР.
Продолжение следует...