«Шёл 1971 год. К нам в институт на стажировку в русском языке приехали более ста учителей из Югославии. И меня немедленно назначили руководителем группы сопровождения и ответственной за культурную программу.
Не скрою было очень интересно, не было языкового барьера, так как все приехавшие владели русским языком. Но по ходу общения возникла «нештатная ситуация».
Дело в том, что и я, и девчонки с нашего факультета осознали, что мы многое понимаем, когда наши гости говорили на сербохорватском языке. Спасибо старославянскому языку! В общем, пока ситуация не разъяснилась (с помощью учебников), руководство группы рассматривала нас в качестве «засланных казачков», а мы, й богу, ни-ни.
Потом Югославы очень веселились по этому поводу, нарочно обращаясь к нам по-сербски, а мы-то понимали далеко не всё! Культурную программу мы им обеспечили вполне достойную. Мало того, что я вполне профессионально проводила экскурсии по Кремлю и Коломенскому, моему любимому месту в Москве, но мы ещё и посетили Загорск, Суздаль и Ленинград.
В Ленинграде на Пискарёвском кладбище я воочию убедилась, как жива память о войне у представителей страны, в которой был уничтожен каждый третий человек. Они становились на колени перед гранитными плитами и плакали. Особенно запомнилась одна, одетая во всё чёрное, учительница из Македонии, она гладила камень с цифрами «1943» и что-то шептала. Оказывается, в 1943 голу всю её семью, включая стариков и детей, уничтожили гитлеровцы за связь с партизанами. Вот оказывается почему она ходила в чёрном.
Постепенно стало ясно, что ко мне проявляет повышенное внимание один из гостей, Вуйица Губеринич, оказавшийся национальным черногорским поэтом. Человек он был очень интересный, в возрасте пятнадцати лет сражавшийся в партизанском отряде, обладавший несомненны с поэтическим даром. Я читала его переводы С. Есенина на сербохорватском языке. Они были великолепны! Вечером в холле он постоянно сидел с тетрадью и писал стихи, в том числе, и посвящённые мне. Помню, два из них я перевела на русский язык.
Естественно «это внимание не осталось без внимания» первого отдела и меня в первый (и в последний) раз вызвали туда и деликатно пояснили, что и в нашей стране множество достойных молодых людей, а за рубеж Елизаровой ехать не надо. Как раз в это время сбежала Светлана Аллилуева. Я была девушка умная и заверила товарищей, что оснований для беспокойства нет. Тем не менее, когда югославы уехали, за моей перепиской с ними на протяжении нескольких лет пристально следили. А письма Вуйицы попросту перехватывались.
У меня сложились очень добрые отношения со многими участниками группы. Но дольше всех, несколько лет я переписывалась с Влайкой Вукочич. Она даже присылала мне чудесные детские вещи. Когда я родила дочь.
А вообще по поводу посылок должна сказать следующее. Существовало огромное количество ограничений для вложения в посылки. Одно из них я запомнила наизусть: «Запрещаются к пересылке все виды ткани, а также, смётанные подвидом готовых изделий».
Какое обширное поле для деятельности, и поэтому из посылок, адресованных мне, исчезали платья и блузки, выпущенные на государственных швейных фабриках. Получаю письмо: «Риточка, я послала тебе красивое платье и оригинальный кошелёк!» Получаю посылку, а в ней нет никакого платья, но есть старенький потёртый кошелёк.
Да и Бог с ними, подарками, югославы нашли другую возможность отблагодарить меня за тепло и заботу.
4 ноября национальный праздник Югославии – День Республики. В СССР эти даты отмечались очень торжественно, на государственном уровне. Каким-то образом, с подачи, я думаю, руководителей группы стажировки югославов, была высказана просьба, чтобы от имени советских студенев на торжественном вечере в Колонном Зале Дома Советов выступала именно я.
И вот в полной тишине я рассказывала о том, как мой отец освобождал югославские города Суботицу и Нови Сад. О том, что боль и память о войне у нас общие, что нас связывают корни братства и кровные славянские узы. И тут произошло то, чего никогда…ни до, ни после – не было в чопорном официальном зале. В президиуме сидела югославская делегация во главе с председателем Скупщины Илие Тепавцем. Пионеры уже вручили им букеты гвоздик, и вдруг все югославские гости вскакивают с мест, бросаются к трибуне и отдают мне все свои цветы Эту сцену даже показывали в программе «Время» и мои московские родственники оторопели, узнав меня на экране с охапкой цветов.
Было и продолжение. После означенного события появился у нас на факультете корреспондент агентства Печати Новости (АПН)Игорь Виноградов и сообщил, что ему поручено написать о вузе вообще, а обо мне – в частности.
Два дня он фотографировал меня, и в лекционной аудитории, и на фоне Кремля, и в общежитии, и в библиотеке. Статья вышла в журнале «Земля Советов», который АПН издавал для Югославии на сербскохорватском языке. После этого мне написали почти все участники группы стажёров о том, как им было приятно вновь увидеть мня и сохранить на память номер этого журнала.
Очевидно, что Игорь сделал много фотографий, потому что спустя полтора года моя мама, идучи мимо газетного киоска возле гостиницы «Интурист» в Харькове, узрела на обложке журнала до боли знакомую физиономию собственной дочери. Мама немедленно позвонила мне, и я в киоске около станции метро «Фрунзенская» скупила все имеющиеся в продаже номера издания, оказавшегося журналом «Свет Социализма» на чешском языке. АПН даже не удосужились предупредить меня о том, что моя российская физиономия будет на обложке.
Я щедро раздаривала журнал друзьям и знакомым, результатом чего явилась констатация печального факта – у меня остался на память всего один журнал.»
Спасибо за внимание! Жду Ваши комментарии! Буду признательна за лайки и подписку.