Рыбку он поймал во время третьей поездки. Хотя, как сказать — неизвестно, кто кого поймал.
Александр выехал из леса на берег большого озера. Сошел с лошади, подошел к кромке берега, любуясь удивительной голубизной воды. Краем глаза вдруг заметил, как что-то блеснуло сбоку. Но повернув голову, не увидел ничего кроме травы. Поэт сделал пару шагов, пытаясь найти предмет, который столь ярко отражал солнечный свет, но ничего не заметил.
«Почудилось», — подумал Пушкин, вновь обращая взор к озеру. И в эту секунду, опять же краем глаза, увидел, как из невысокой травы вдруг взлетело что-то плоское и снова шлепнулось, исчезнув в прибрежной зелени.
Александр стремительно подошел. Поверх примятой травы лежала рыбка размером с ладонь удивительного золотистого цвета. И, несмотря на то, что сумерки еще не вступили в свои права, отчетливо было видно, что рыбка светилась сама, а не просто отражала дневной свет. Словно внутри у нее маленькие свечечки горели.
Пушкин наклонился, но в этот момент рыбешка изогнулась и, взлетая почти на аршин, три раза подряд прыгнула, приземлившись, в конце концов, в двух саженях. Озадаченный столь неожиданным поведением, Александр двинулся следом.
«...И принесла же его нелегкая!» — пронеслось вдруг в голове. Он даже остановился.
«Что это? Если моя мысль, то кого "его" принесла?» — с удивлением рассуждал он.
Рыбка прыгнула еще раз — выше обычного, и шлепнулась кусты. Пушкин ошалело глядел за этим сказочным полетом, ощущая себя очень неуютно.
«Иди сюда!» — неожиданно прозвучал в голове требовательный голос.
— Куда? — механически переспросил поэт.
«Вот горе луковое! Ты что, не видел, где я упала?»
— А ты кто?
«Я? Одушевленный предмет ярко-желтого цвета! Ну иди сюда! Не стой, как болван! И рот можешь не раскрывать, просто думай отчетливей, когда отвечаешь».
Александр подошел к тому месту, где по его разумению должна была находиться рыба. Она оказалась на месте, но приземлилась очень неудачно — застряв между ветками.
«Достань меня! Только осторожно, я живая!»
— Кажется, мной начало командовать что-то водоплавающее! — осторожно извлекая скользкое тельце, пробормотал Пушкин. — И что теперь?
Он стоял, держа ее на ладони, и на миг показалось, что расплавленное золото, только холодное, лежит в его руке.
«В воду неси! Трудно догадаться, что ли? И вслух не говори, голос твой меня глушит. Думай яснее, и все получится». — «Хорошо, — поэт произнес это мысленно, акцентируя внимание на словах, — попробую». — «Молодец! — возник в голове ответ. — Только шагать не забывай, а то так и помереть можно».
Александр быстро сделал несколько шагов к озеру, и опустил ладонь в воду. Рыбешка встрепенулась. Мягко соскользнув с кисти, ушла на глубину. Золотой огонек, отчетливо видный даже под водой, растворился в озере.
«Ну вот! Хвостиком плеснула и ушла на глубину. Ни спасибо, ни какой другой благодарности», — подумал Пушкин. — «Не спеши, я сейчас вернусь, — прозвучало в голове. — Будет тебе благодарность».
И правда, через минуту маленькое желтоватое пятно появилось под водой, которое постепенно превратилось в рыбу, подталкивающую носом небольшой темный шарик.
«Теперь помоги мне сделать еще одно небольшое дело!» — снова раздалось в голове. — «Что еще государыня рыбка?» — слегка сыронизировал поэт. — «Нужно найти одну вещицу на берегу». — «Большую?» — «Поменьше наперстка. Она может быть спрятана в траве». — «А иголку в стоге сена, сударыня, не нужно отыскать?» — Пушкин окинул взглядом поросший травой и кустами берег. — «Иголку найти намного легче. Но, к счастью, разыскатель исправен». — «Что исправен?» — «Долго объяснять. Надень на палец вот это!»
Рыбешка ткнула носом шарик, и тот всплыл. Здесь Александр заметил, довольно большое сквозное отверстие. Шарик оказался неожиданно тяжелым, выскользнул из руки и начал стремительно погружаться в воду. Потом остановился и медленно, словно нехотя, всплыл опять.
— Как?! — удивленно воскликнул Пушкин, разом позабывший, что его просили не кричать вслух. «Ты уверен, что сможешь понять? — возникшие слова были пронизаны неприкрытой иронией. — Вы еще по вечерам комнаты свечами освещаете, а ты думаешь, что я смогу тебе рассказать, как изготовить материал, изменяющий массу в зависимости от окружающей среды?»
Александр молчал, пытаясь разобраться в не совсем понятных словах. Наконец, смог заставить себя мысленно проговорить: «Мы такие глупые?» — «Правильнее сказать — недостаточно развитые. Ладно, давай не будем. По крайней мере, сейчас. Дело еще надо сделать. Попробуй-ка еще раз».
Вторая попытка оказалась удачной — поэт был готов к метаморфозе веса шарика.
«Отлично! — прокомментировала рыбка. — Теперь повернись ко мне спиной и иди. Руке своей не мешай, а следуй за ней». — «Чудные вещи ты говоришь!» — ответил Пушкин. Однако спорить не стал. А едва лишь развернулся, как вдруг почувствовал, что тянет его словно кто-то за руку, хотя и нет никого рядом.
«Не сопротивляйся! — снова зазвучало в голове. — Иди!» — «Да иду, иду! Куда хоть идти-то надо?» — «Калимбер искать. Это такая маленькая железяка, как копейка». — «Понятно, калимбер. Ничего себе, съездил на прогулку…» — Пушкин даже не обратил внимания на то, что его мысль не является тайной для собеседницы. Но ответа не последовало.
Разыскатель притащил поэта к зарослям крапивы в трех-четырех шагах от того места, где он вытаскивал из кустов рыбку.
«Да, где-то здесь». — «Мне что, — спросил Александр, — теперь в крапиву лезть?» — «А что, другого пути нет?» — «Может, подскажешь?» — «Прибор подними повыше».
Сообразив, о чем идет речь, Пушкин поднял руку над головой. Через несколько секунд услышал: «Пожалуй, придется идти напрямую. Но ты не волнуйся, здесь всего два аршина».
Через три минуты, шипя и ругаясь, он выбрался из крапивы, не обращая внимания на то, что его речи хорошо слышны. За последнюю четверть часа, поэт как-то умудрился смириться с мыслью, что у него появилась водоплавающая собеседница. Причем, произошло это так просто — словно в сказку попал. Одну из тех, которых ему в детстве любила рассказывать Арина Родионовна. И даже разменяв четвертый десяток, он где-то в глубине души оставался тем маленьким Сашенькой, который с замиранием сердца слушал рассказы няни.
Особенно досталось от крапивы правой руке. Пока тянулся к маленькому блестящему диску, раздвигая стебли, обожжен был немилосердно.
Пушкин вышел на берег. «Кидай в воду», — попросила рыбка. — «Хорошо», — отозвался он. Предметы, нырнув в воду, пошли вниз, но быстро остановились. Маленькое золотистое тельце, стремительно метнувшись, накрыло разыскатель и непонятную железку, и начало уходить вглубь, растворяясь в воде.
«Чем я могу тебе помочь?» — прозвучало вдруг в голове. — «А сможешь, сделать, чтобы руки не так горели?» — «Да». Словно ветер прошелестел по коже, и казалось, что он пытается даже забраться под одежду.
«Так лучше?»
Неожиданно до Пушкина дошло, что зуд исчез. И эта малость вдруг так потрясла его, словно из всех открытий сегодняшнего дня он сделал самое важное. Ноги неожиданно задрожали, да так, что пришлось присесть прямо на землю.
«Скажи, — сформированная мысль выглядела несколько взволнованной, — а ты могла бы… ну, скажем… убить меня?» — «А ты меня?» — «Не знаю… наверное, смог бы… если бы поймал…» — «Так ведь поймал же. И не убил». — «Но ты же… говорящая!» — «Ты тоже, — в звучащем голосе послышалась ирония. — Подожди, я сейчас вернусь».
Когда рыбка возвратилась, поэт по-прежнему сидел у самого берега.
«Ты ничего, — спросил он, — не слышала из того, о чем я размышлял?» — «Нет». — «А почему мы сейчас понимаем друг друга?» — «Это же просто. Когда ты просто думаешь — твои мысли недоступны. Нужно речь обратить ко мне, тогда я ее услышу».
Александр задумался.
«Тогда объясни, почему так разговаривать можно только с рыбами?» — «Что? — голос, раздавшийся в мозгу, обычно лишь слегка окрашенный эмоциями, на этот раз излучал неприкрытое удивление. — Ах, да! Ты это о моем внешнем виде?» — «Конечно, — растерянно ответил Пушкин. — А разве ты не рыба?»
Воцарилась тишина. Секунды шли, но ни одного нового слова не звучало в мозгу. Поэт даже немного заволновался. Наконец услышал: «Пожалуй, ты прав. Можешь считать меня рыбой, хотя это не совсем так. А с кем бы ты еще хотел поговорить?» — «С другими людьми. Почему мы так не умеем?» — «Научитесь еще. Только не сразу. Сначала станете без свечей обходиться». — «Видеть в темноте, что ли будем?» — «И это тоже. Ладно, проси награду, сударь, за помощь в поиске калимбера».
Пушкин задумался.
«Ничего мне, наверное, не нужно. Расскажи лучше, что такое калимбер». — «Это трудно понять даже лучшим ученым». — «А ты попроще, чтобы я понял». — «Хорошо, — в словах рыбки образовалась некоторая пауза, — представь, что ты приехал на почтовую станцию. Сменили лошадей, уселся в карету, а извозчика нет. А до следующей станции добираться надо. Вот так и я без калимбера. Кстати, у тебя есть земное имя?» — «Конечно. Пушкин я. Александр Сергеевич».
Трудно сказать почему, но показалось, что поза рыбки выражает изумление. К тому же голос неожиданно пропал. «Я что-то странное сказал?» — спросил он. Ответа не последовало. Однако рыбка оставалась на месте, и Александр решил подождать.
Прошло несколько долгих секунд. Наконец прозвучали слова: «Прости, Александр Сергеевич, дуру старую! Совсем я с этим калимбером замучилась. Не признала сразу. А как назвал себя, то и не поверила. Пришлось базу данных запрашивать». — «Мы знакомы? — поэт решил немного поерничать. — Что-то не припомню». — «Тебе просто невозможно представить, до какой степени мы знакомы». — «Вот как? Вообще-то ты первая рыба, с которой я веду беседу. Остальные обычно молча отправлялись на сковородку». — «Ты знаешь всех своих читателей?» — не обращая внимания на иронию, спросила рыбка. «Конечно нет!» — «Но каждый из твоих читателей знает тебя. А я читала и "Руслана и Людмилу", и "Кавказского пленника" тоже. О стихах даже не говорю». — «И правда, если рыба умеет разговаривать, то чего бы ей и не уметь читать», — мысленный посыл еще больше сочился иронией. — «Я же говорила, что тебе это невозможно представить. Сколько думаешь у тебя читателей?»
Вопрос почему-то застал врасплох. Поэт ловил себя на двойственности своего состояния. С одной стороны разыскатель, слова, возникающие прямо в мозгу — это все может быть только в сказке. Однако остальное все реально: озеро, лес, трава, конь, лениво жующий траву. И что делать? Верить, что в сказку попал или воспринять рыбку как окружающую действительность?
«Читателей? — переспросил он. — Думаю, тысяч двадцать будет, а то и больше. Если, конечно, каждую книжку человек пять-шесть читает». — «Ну почти. Больше десяти миллиардов». — «Это не смешная шутка. На всей Земле столько людей нет». — «Разве я сказала, что на Земле?»
Вот и прокатился на лошади! Уехал на прогулку, а оказалось, что там его поджидает переворот в мировоззрении. Воистину знание определяет сознание.
А рыбка продолжала: «Тот мир, в котором живу я, объединяет несколько планет. Уже два периода дети на третьем этапе обучения изучают твое творчество». — «Почему?» — изумлению Александра не было предела. Нет, все-таки сказка. Надо подумать, как выбраться из нее. Это ж надо придумать такое.
«Потому, что создаешь русский язык. Такой, который не устареет веками», — ответило золотистое чудо. — «И что?» — «Эх, — вздохнула собеседница, — какие же вы все еще дети! Безделушки богатством считаете, а истинные драгоценности разглядеть не можете. Ладно, говори, что тебе надобно?»
И тогда Пушкин неожиданно для себя вдруг спросил: «Ты говоришь десять миллиардов читателей? А нельзя, что бы издатели хоть по полкопейки мне, как автору, с каждой книжки заплатили?»
Это он еще от слов рыбки не отошел. Вот и ляпнул первое, что на ум пришло. Даже как-то стыдно немного стало.
«Так нет ведь у нас ваших денег! И своих тоже нет!» — «Как это? Совсем нет? И как же вы без них обходитесь?»
Послышался смех. Красивый такой, переливчатый, и очень веселый. Александр даже улыбнулся невольно. «Прекрасно обходимся. Жизнь, зависящая от денег, — это жизнь раба». — «У вас, может быть, и так. Но у нас, чем больше денег — тем больше свободы». — «Иллюзия это». — «Возможно, ты и права. Хорошо! Тогда... тогда дай мне вдохновение!»
Ничего не ответила рыбка. Лишь махнула хвостом и пошла на глубину. Пушкин смотрел на растворяющееся в воде золотистое пятно.
«Ладно, — прозвучал в голове серьезный голос, так отличающийся от того веселого, звучавшего лишь минуту назад. — Ступай себе домой. Ровно в полночь открой окно и крикни: "Муза, ловись!" В руках обязательно книжку держи раскрытую. Вот и все! До завтра, Александр Сергеевич! Приезжай сюда в это же время». — «До встречи, рыбка! Обязательно буду!»