Летом в деревне дожди бывают такие, что это время можно назвать "тёмные дни", вопреки "белым ночам" где-то, где я никогда не бывала. Небо из густо-синего делается сплошным и чёрным, и только, как лезвие наточенного топора, его прорубает молния. А грохот такой, что от страха слышно, как внутри бежит кровь. Бежит и убегает - так ей страшно.
Скотину пригоняют уже к обеду. Чёрные от сырости пастухи, одинаковые от несчастья коровы. Из окна я не могу различить нашу.
Бабуля узнает её даже на ощупь, но мне кажется, что коровы от грязи сделались все неузнаваемы, они напуганы, идут не в те ворота, поворачивают не в те проулки. Надо бежать! Надо искать!
Шраа-а-а-тх! - молния раскусила небо, гром ушёл под самую землю и сотряс всех, кто там мирно спал.
Страшно...
Я надеваю дядькину школьную куртку, что откопала вчера в предбаннике, впрыгиваю в дедовы резиновые сапоги, что кончаются у меня высоко за коленями, и такой чучей несусь на улицу.
Коровы обезумели, какая-то ломится в чужой забор и вот-вот снесёт его.
- А-му! А - му! А -му! - ищет она спасения, бодая не свою калитку.
Пастухи хлещут кнутами и орут:
- Пошла! Пошшшла! А ну!
На улице месиво: грязь, мычание, метание, пастухи рычат кнутами и матом, блеют овцы, хозяева кричат, каждый ищет свою Марту.
И у нас тоже Марта.
- Марта, Марта, Марта!
Ливень быстро залепил мне глаза. Сначала ты слепнешь как будто, а потом приучаешься видеть, как под водой.
Я отчего-то решаю, что только моего голоса здесь и не хватает.
- Марта! Марта! Марта!
Меня не слышит Марта, зато слышит бабуля.
- Лена, болокаем, иди в дом, пожалуйста, бар индэ, бар!
- Я - Марту, бабуль!
И бегу к бабуле, она хочет отправить меня домой, но так ей радостно и счастливо, что мы вместе. Она раскрывает полы своего не то плаща, не то халата, я утопаю в её зелёном в белый мелкий цветочек платье, в запахе хлеба, цыплят, огуречного парника и берёзового веника. Только здесь есть спасение от:
- Шра-а-атх! - как будто тысячи деревьев сломалось в небе...
Марта пришла сама. За ней послушно забежали наши овечки.
В сарае пАрно. Душно и уютно.
Куры сидят, не шелохнувшись - думают Штра-а-ах не заметит их. Овцы скучились в одном углу и даже не лижут огромный камень соли, как обычно, а тихо стоят, вжавшись друг в дружку и, кажется, что это не шесть овечек, а одна большая овца - так они неподвижны.
Пустухи ушли и увели коров дальше за собой, на другие улицы. Будто крышка прыгала, прыгала на кастрюле с кипятком и вдруг огонь потушили, крышка смолкла и только:
- Штра-а-ахх!... - грозно разрывает шум бесконечного дождя.
Но уже не так страшно.
- Цыык, цыык, цыык - ударяют струйки молока о железное ведро. Я люблю этот звук. Люблю, когда "цыык" превращается в "чших, чших" - это значит, что дно ведра уже сокрыло, что дойка в разгаре. Но один из сосков ударяет струёй в боковину ведра и от него всё равно будет "Цыык".
- Штра-а-ах!...
- Цыык, чших, цыык, чших!...
Кто-то победит?...
Тут дна овечка отошла пожевать сена, другие стоят. Но ещё одна пошла-таки к камню - соли охота.
Цыык победило.
Телевизор включать нельзя - пробки выбьет. Дедушка занёс самовар, угли, сапог - будет раздувать.
Бабуля крутит сепаратор, молоко из большого чана, что в верху сложной конструкции, уходит в ведро, пройдя лабиринт чашечек, конусов, поворотов, а сливки медленно и тягуче тянутся в кастрюльку, что стоит по другую сторону.
Я пью молоко, в котором только что пели цыык и чших, а теперь оно спокойно лежит в кружке, по верху плавают травинки и даже части мошек: крылышки или лапки.
Цыык победило.
И мне почти не страшно.
Но на каждый штра-а-ахх, бабушка испуганно и с возмущением смотрит в наш дощатый потолок и произносит:
- Олла сокласен!... - потом опускает голову и шепчет молитву, покачиваясь в такт песни сепаратора:
- Ам-жиии... Ам-жиии... - совершает молочная машина очередной круг.
- Кыч, кыч, кыч... - дед сапогом делает тягу в самоваре.
- Крст... ст... кр.. - немножко подтопили печь, стало сухо и уютно.
Скоро будет чай. С молоком. Плитку включать нельзя. Пробки. Бабушка разобьёт сырых яичек, накрошит туда хлеба, зелёного лука, густо посолит. Дед фыркнет, отвернётся и будет хлебать холодный суп.
- Супу-то поставь на печь - согреца быстро.
- Так - ладно.
- Штра-а-ах!..
- Крст... ст.. кр... Крст... ст... кр...
С ночи сегодня заволокло непроглядным дождём. Грянет сейчас... Но мне не будет страшно. Я закрываю глаза, мне опять семь, "Штра-а-ах" - угрожает небо, молчит в окно дед, бабуля пьёт чай, глядит в печь, а печь отвечает ей и небу:
- Крст... ст.. кр... Крст...