Вера медленно с довольным, даже торжествующим видом повернулась к нам.
— Теперь вы поняли?! — воскликнула она. — Мама попросту обманута! Одурманена, околдована доктором! Она была в отчаянии, ведь, услышав пророчество, она жила с убеждением, что никогда не сможет иметь детей! И тут Геннадий Ефимович стал ее уговаривать родить своего ребенка, похитив магический шар Элизы! О, мало кто бы на ее месте устоял, но она была против, и ему пришлось опоить ее этим порошком, чтобы подчинить своей воле! Помните, как она вела себя сегодня? Как во сне!
У меня не так ладно все складывалась, оттого (и ещё оттого, что, завороженная видением, я напрочь забыла достать свои ноги из таза с уже остывшей водой) я чувствовала себя довольно глупо. Небрежно вытерев свои стопы, я натянула шерстяные чулки и, подвернув их, как носки, спросила:
— Но зачем это может быть нужно доктору?
Мне ответила Кити, ноги которой тоже ещё торчали в тазике (но она не спешила их вытаскиватть, боясь потревожить свернувшегося клубочком на ее руках малыша Талисмана):
— Ну это-то как раз понятно. Он, наверное, знал о пророчестве, что потомство Элизы будет наделено великой Силой, и с помощью Эльвиры решил похитить ее ребенка. Доктор явно вместе с графом и месье Лавинским на стороне того самого Зла, они понимают, что только дети Элизы могут победить это Зло.
Я вздохнула, вывод напрашивался неприятный:
— Выходит, я вообще появилась случайно? Если бы Эльвира, подговорённая доктором, не решила похитить ребенка, меня бы вообще не было.
— Как и меня, — с грустной усмешкой сказала Вера, — неизвестно, кто бы тогда вообще родился, не разделись Шар, волею судьбы, надвое.
— Выходит, вы девочки – одно целое, — с весом произнесла Кити, как бы давая нам понять, что мысль эта крайне важная. — Ни одна из вас не имеет Силы без другой. Лишь вместе вы способны противостоять Злу.
Слезы, непрошенные, беспричинные, выступили у меня на глазах. Я воскликнула:
— Но я же ничего не могу! Я пустышка, прозрачный шар! Помните, как сказала Элиза?
Тут Вера подала голос:
— Прозрачный не значит пустой. Ты лёгкая, невесомая, смешная, смелая, у тебя полно друзей. Кто знает, может, именно в этом кроется твоя Сила? Ты можешь то, что недоступно мне.
Мы помолчали. Вдруг Вера вскочила и схватилась руками за голову.
— Не могу спокойно сидеть тут, зная, что мама там с доктором, безвольная, как тряпичная кукла!
Я не стала отвечать. Вера хотя бы знала наверняка, где ее мать и что она жива. Если вдуматься, то это уже было очень немало.
Между тем, Вера принялась расхаживать по комнате.
— Мы должны ее вызволить! Я сейчас же вернусь к доктору и потребую, что бы он отпустил ее со мной!
Кити с сомнением пожала плечами:
— Ты только выдашь нас, дашь понять, что нам все известно, при том что доктору ничего не стоит соврать тебе, сказать, что ее там нет. А она сама себя не обнаружит, поскольку подчинена его воле.
— Но ведь он сам хотел, что бы Эльвира помирилась с Верой, — возразила я. — Доктор даже приказал ей это! Да, он только рад будет, если Вера явится.
Кити покачала головой.
— Мне кажется, это ничего не даст. Эльвира под его контролем, все что она сейчас сделает, будет исполнением воли Штерна!
Вера стиснула пальцами виски:
— Как же выдернуть ее из его когтей? Я бы теперь специально сделала маму невидимой, лишь бы доктор перестал иметь возможность влиять на нее
Внезапно она застыла. Повернувшись к нам, она медленно проговорила:
— А что если Элиза как раз для этого и сделала ее невидимой?
Я фыркнула:
— С моноклем для Штерна это не преграда.
Вера воскликнула:
— Не преграда, чтобы влиять на маму, да, но до того дня, через маму он беспрепятственно влиял на меня! Понимаете? Быть может, именно для этого Элиза и заколдовала маму, чтобы прервать нашу связь! — она снова заходила по комнате и рассуждала вслух: — А я в панике тогда начала колдовать и сама себя сделала невидимой, и Элизе опять пришлось вмешаться. По сути, только поссорившись с мамой, я вырвалась из под влияния доктора Штерна!
В ее голосе звучало отчаяние. Я сказала;
— Но мы можем забрать твою мать из под его контроля! Надо выкрасть у него монокль, чтобы он не мог видеть ее, и надо увести ее оттуда, чтобы он не мог давать ей больше порошки!
Кити несколько раз кивнула и добавила:
— Но надо успокоиться, Вера, и действовать, не спеша, чтобы не вызвать у доктора подозрения! Иначе ничего не выйдет!
Словно бы сдавшись, Вера опустилась на стул.
— Если все так, — тихо сказала она, — то и насчёт Мишеля ты была права: Элиза могла похитить его, чтобы спасти из-под опасного влияния доктора! Неужели я с самого начала так ошибалась в Элизе?!
— Не кори себя! — как же мне было ее жалко! — Мы ведь до сих пор ничего не знаем наверняка. Только освободив твою маму от чар доктора, мы сможем хоть на чуть-чуть приблизиться к правде!
Стукнув пару раз для виду и тут же распахнув дверь, в комнату вошла Аксинья.
— Все, девоньки, — сказала она, — матушка велела вам спать ложиться. За уроками засиделись?
Няня скосила взгляд на Книгу, лежавшую раскрытой на столе, но я быстро взяла в руки фолиант и, закрыв, прижала его к себе.
— Да, Аксиньюшка, уроки по истории, — вмешалась Кити. — Всё уже, ложимся.
Переложив котенка с колен на кресло, она, наконец, высушила полотенцем ноги и поднялась. Талисман даже ухом не повел: так и спал, прикрыв мордочку лапой, и тихо урчал во сне. Аккуратно взяв его снова на руки, Кити направилась к выходу:
— Спокойной ночи! — пожелала она и добавила, глядя теперь только на Веру: — постарайся поспать, очень важно, чтобы завтра хорошо работала голова, ведь так? — сказав это, она вышла из комнаты.
Аксинья ещё долго возилась, перестилая постель, убирая тазики, меняя в кувшине воду для умывания. Когда же она, наконец, ушла, я смогла обратиться к Вере:
— Ну что ты так расстроилась? Завтра мы обязательно освободим твою маму.
Но Вера, кажется, грустила не о том:
— Мне страшно, — сказала она, — оттого, что на кону судьбы стольких людей, да что там, вся Вселенная, а мы совершаем на каждом шагу такие нелепые ошибки! Мы не знаем, кому доверять, мечемся, как слепые котята, что если мы в шаге от того, что бы все провалить?
Что я могла ей ответить? Я сама боялась ровно того же.
Так в молчании, мы умылись, переоделись и улеглись в постель. Я уснула довольно быстро, но сквозь дрему ещё долго слышала, как Вера вертелась в постели, ворочаясь с боку на бок. Сон ей в ту ночь не шел.
Наутро Веру было не добудиться. Я долго трясла ее за плечо, щекотала нос перышком, звала по имени, но в ответ слышала только недовольное мычание. В конце концов, не выдержав, я воскликнула:
— Вера, надо спасать твою маму!
И только тогда она открыла глаза. Похоже, ей не хотелось возвращаться в мир, где она ни в ком не могла быть уверена, где друзья оказывались предателями, а тех, кто пытался помочь, она отвергала сама. Я хорошо ее понимала, но столько дорогих нам людей было в опасности, и лишь от нас зависело их спасение, мы просто не могли позволить себе хандру. Надо было собираться.
Надев школьные формы, мы вышли из комнаты. Уже на лестнице Вера сказала мне:
— Ты иди, а я загляну ненадолго в классную комнату, хочу кое-что забрать.
Озадаченная, я кивнула и стала спускаться дальше, Вера же побежала обратно наверх.
В столовой ещё сонная Кити ковыряла свою тарелку. Выуживая из нее лакомые кусочки она лишь некоторые отправляла себе в рот, тогда как большую часть скармливала малышу Талисману, уже привычно покоившемуся у нее на коленях.
Аксинью это прямо-таки из себя выводило:
— Да что это? Животные прямо на стол лапы кладут! Ты ему ещё изо рта своего позволь кушать! Бардак!
Я хихикнула и уселась рядом с Кити. Та заговорщицки улыбнулась мне и шепотом спросила:
— Как там Вера?
В ответ я поморшилась:
— Не очень. Мне кажется, она всю ночь не спала, да и сейчас ведёт себя необычно.
Я рассказала Кити, почему Вера до сих пор не пришла завтракать, на что Кити как-то странно улыбнулась.
— Есть у меня одна мысль, — сказала она совсем тихо, что я с трудом смогла разобрать слова. — Потом расскажу.
До конца завтрака Вера так и не спустилась, и, доев, мы отправились на ее поиски.
Вера, и правда, оказалась в классной комнате. Она сидела на коленях у стеллажа с книгами и, доставая по одному томик за томиком, тщательно осматривала каждый: пролистывала, изучала обложку и корешок, будто искала что-то скрытое от посторонних глаз.
Заметив наше приближение, она вздрогнула и покраснела до корней волос.
Кити не стала задавать вопросы, а только напомнила:
— Вер, нам ехать пора, а у тебя ни крошки во рту не было!
— Иду уже, — Вера старательно прятала глаза. Мне не терпелось выведать, что это она вздумала скрывать от нас, но Кити, образец деликатности, не дав мне и слова сказать, потянула меня за рукав из комнаты со словами:
— Мы соберём тебе немного еды с собой. А ты поторопись!
Спустившись обратно на кухню, Кити принялась заворачивать для Веры провизию: отрезала кусок пирога, налила кувшинчик компота, добавила яблоко. Сложив все в корзинку, она мне сказала тихо:
— Я думаю, Вера горюет из-за Мишеля, — в страхе быть услышанной, она воровато оглянулась. — Мы все догадывались, что она давно уже в него влюблена. Те книги, что она сейчас листала в классной – это книги Мишеля. Он, когда читает, всегда делает пометки на полях. Маменька его за это ругает, но Вера и раньше любила брать его книги. Я думаю, она, как бы это сказать, общается так с ним, в том смысле, что узнает его мысли и чувства. Только не покажи ей, что ты знаешь, – предостерегла она меня напоследок.
Я заверила ее, что ни за что ничего не покажу.
Аксинье, между тем, не понравилось, что мы хозяйничаем на ее кухне, и, завидев, что мы выходим с корзинкой, она, уперев руки в боки, преградила нам путь.
— Что это вы, барышни, на пикник собрались? — шутливо спросила она.
Кити и не поморшилась:
— Да, нянюшка, мы с Верой после уроков хотели заехать в Летний сад погулять. Ты предупреди маменьку, если будет волноваться.
Покачав неодобрительно головой, Аксинья посторонилась.
В санях нас уже ждала Вера. На щеках ее все ещё играл румянец, глаза бегали: ей явно было не по себе. Когда сани тронулись, Кити, надеясь погасить Верину нервозность, поставила ей на колени корзинку.
— Перекуси обязательно! В следующий раз поесть получится нескоро.
Недоверчиво поглядывая на нас, Вера отодвинула салфетку. Достав из корзинки кусок пирога, она без аппетита откусила кусочек. Вид у нее был задумчивый.
— Мы должны решить, — наконец, сказала она, — кто из нас украдет монокль, кто уведет маму, а кто, самое сложное, возьмёт на себя Штерна. Только если нам удастся его отвлечь, мы сможем забрать оттуда маму!
Не раздумывая, Кити заявила:
— Тут и выбирать нечего! Я отвлеку Геннадия Ефимовича! Я дольше всех его знаю, он друг семьи, я с ним могу держаться запросто. Тебе, Вера, лучше, конечно, самой идти к маме, ну а забирать монокль, Вероника, придется тебе.
Доводы Кити были столь логичны и очевидны, что никто и не подумал возмутиться, что это она вдруг вздумала распоряжаться. Я кивнула, только у Веры на лице было написано сомнение.
— Я не могу позволить тебе так рисковать, — сказала она. — Если Штерн вдруг догадается, он причинит вред, в первую очередь, тому, кто окажется рядом. У меня есть мое волшебство, у Вероники тоже есть сила, ты одна безоружна.
Подумав ещё немного, она добавила:
— Вот что, возьми это, в случае беды его надо просто подбросить — порывшись в карманах, она выудила оттуда золотое перо.
Заиграв на утреннем солнышке, драгоценное пёрышко словно огнем вспыхнуло в Вериных руках.
Кити выставила руки перед собой.
— Я не могу это взять, — она замотала головой. — Тетя дала это только тебе, чтобы именно ты могла позвать ее на помощь. Какой смысл будет, если его подброшу я?
Но Вера была непреклонна:
— Я говорю о крайнем случае, понимаешь? Чтобы при самом худшем раскладе ты была защищена. Либо бери перо, либо я отправляюсь к доктору в одиночку.
По лицу Веры было видно, что она не блефует: если Кити откажет, она все выполнит в точности, как говорит.
Кити это тоже увидела, поэтому, вздохнув, она нехотя протянула руку и осторожно, кончиками пальцев подцепила перо и, убрав на дно своей сумочки, щёлкнула замком.
Отступать теперь было некуда.