Этот текст является продолжением, первую часть можно найти по ссылке:
Напомню, что предлагаемые размышления навеяны публикациями в Яндекс Дзен, автором которых является Океан Хиггса и которые можно найти по названиям и ссылкам:
«Три вопроса верующим, на которые они не дают ответа» (https://zen.yandex.ru/media/okean_higgsa/tri-voprosa-veruiuscim-na-kotorye-oni-ne-daiut-otveta-5dff753cb477bf00af3fd2b9)
«Будни агностика или почему я перестал ходить в Церковь» (https://zen.yandex.ru/media/okean_higgsa/budni-agnostika-ili-pochemu-ia-perestal-hodit-v-cerkov-5d9201ad06cc4600b16fa97c)
«Почему я перестал ходить в Церковь. Послесловие» (https://zen.yandex.ru/media/okean_higgsa/pochemu-ia-perestal-hodit-v-cerkov-posleslovie-5daf2242e882c300b22088a9)
а также некоторым другим. В первой части был рассмотрен вопрос «Как полюбить Бога». Переходим ко второму вопросу.
2) От чего нужно спасаться? Спасутся ли те, кто не знал о Христе и христианстве?
На этот счёт так много написано! Вспомним сначала общеизвестные ортодоксальные варианты ответов:
а) Под спасением понимается спасение души для жизни вечной, т. е. имеется в виду посмертная судьба человека (точнее, его души): будет ли это рай (спасение, блаженство) или ад (осуждение, мука вечная).
б) Посмертная судьба язычников, не знавших о Христе, всецело в руке Божией; можно надеяться на Его милосердие (ср.: раб, не знавший волю Господина своего, бит будет мало), но ничего более определённого мы сказать не можем.
Вопросы, тем не менее, остаются, и главный, в моём представлении, следующий: действительно ли моя душа (после смерти) – это я? По-другому вопрос можно сформулировать так: всё, что происходит со мной после моей смерти (в духовном плане, разумеется, а не с материальным остатком, трупом), происходит ли в рамках моего сознания, или же в совершенно иных сферах, возможно, тех, которые со времён Фрейда и его последователей принято именовать «подсознательным» или «бессознательным»?
В этой связи вспоминается слышанная по радио беседа о перспективах продления земной жизни человека с помощью различных средств (медицинских, технических и всяких иных). Была сказана (на полном серьёзе и, по видимости, серьёзным человеком) совершенно неожиданная вещь: наиболее перспективным средством для продления существования человека является перенос его сознания на внешние носители (!).
Спрашивается: если вся информация обо мне, включая детальные воспоминания о событиях моей жизни, чувствах и мыслях в разные моменты этой жизни, мои склонности и предпочтения, типичные реакции на разнообразные ситуации, вообще всё, что характеризует мою личность, – если всё это будет записано в память суперкомпьютера и он, таким образом, сможет воспроизводить всё, что сделал бы, подумал или сказал бы я в любой предложенной ситуации, – можно ли в этом случае будет сказать, что данное устройство – это и есть я? Это действительно буду «я» для любого внешнего наблюдателя, никакой разницы он не заметит. Но буду ли это я «для себя самого»? Можно ли ожидать, что моё сознание неким загадочным образом «перескочит» в этот суперкомпьютер?
Мне это рассуждение здесь понадобилось только для того, чтобы провести аналогию и высказать следующий, более общий тезис: то, что является «мною» для внешнего наблюдателя, не обязательно будет «мною» для моего сознания. Не может ли так же обстоять дело и с душой после смерти? Этот «духовный остаток» мог бы быть мною для внешнего наблюдателя, в том числе и для Бога, но – тот же вопрос: обязательно ли он является мною и для меня самого, останется ли в нём моё сознание? Для меня ответ отнюдь не очевиден, и я даже склоняюсь к тому, что он, скорее, отрицательный.
В этом случае моя душа после смерти есть некий сгусток информации, как бы книга, написанная обо мне; продолжая эту аналогию, можно сказать, что, если книга понравится Читателю, она будет растиражирована и будет пользоваться спросом («жизнь вечная», или «рай»), а если не понравится, то её повесят на гвоздик в уборной («мука вечная», или «ад»). Но «книга обо мне» – это не я, это нечто принципиально другое.
Популярные в последние десятилетия воспоминания людей, имеющих опыт клинической смерти с последующим возвратом к жизни усилиями медиков, следует в этом контексте рассматривать как «прорыв подсознательного в сознание»; следы неких необъяснимых с материалистической точки зрения событий появляются в сознании таких людей только как результат обратного перехода «от смерти к жизни», т. е. задним числом. В некотором смысле можно сказать, что это «не их воспоминания», это проекция принципиально нечеловеческого опыта на человеческое восприятие. Если стать на эту точку зрения, то придётся признать, что в случае окончательной смерти никакие подобные события сознанием бы не фиксировались. «Воспоминания» о них возникают только вследствие возврата в человеческое состояние и именно в момент этого возврата.
Можно ли всё сказанное совместить с многократно повторяемыми в Евангелии разъяснениями того, что ждёт человека после смерти? Нет сомнения, что со всем, «нажитым» нами (в духовном плане), в конце концов что-то сделают, всё будет как-то употреблено, и в этом смысле жизнь не напрасна. Когда в Евангелии говорится о человеке после его смерти, то говорится о человеке, как он есть для Бога. В противоположность этому, то, что я говорил выше, относится к человеку, как он есть для себя. Перечитайте ещё раз тот абзац, который я выше отвёл на рассмотрение идеи о перенесении сознания на внешний носитель. Это чисто технический, материалистический примитив – но одновременно и модель. Мысль состоит в том, что духовные приобретения имеют смысл (и ценность для Бога) и в отрыве от сознания (земного) человека. Человек, как он есть для Бога, является чем-то таким, что не обязано как-то продолжать земное сознание данного человека и, тем более, совпадать с ним. Упоминавшийся ранее суперкомпьютер с полной информацией о личности человека есть нечто низшее по сравнению с самим этим человеком (грубо говоря, это всего лишь «железяка»). Напротив, душа, несущая духовные приобретения человека за время его земной жизни, есть нечто высшее по сравнению с самим этим человеком. И в том и в другом случае перенос (скачок) земного сознания на «новый носитель» не обязателен и скорее всего не происходит. В этом смысле моя душа – это действительно «не я» с точки зрения меня самого, для меня. Но это то, что называет «мною» сам Бог и что как раз и имеется в виду в Евангелии, когда там говорится о жизни вечной. Это то единственное, ради чего всё, собственно, и затеяно. Всё остальное отбрасывается. (Напомню, что в православной терминологии есть до некоторой степени родственные понятия «внутренний человек» и «внешний человек»). То, что я здесь декларирую, я не пытаюсь преподнести как безусловную истину, но это, используя популярное с некоторых пор выражение, highly likely. Действительно, зачем бы Богу тащить в вечность весь тот мусор, которым забиты наши погрязшие в земных делах головы? Давно ведь было сказано и, наверное, не зря: «В той день погибнут вся помышления его».
Но если так, то это означает, что для самого человека, для его сознания (не для Бога!) собственная смерть есть именно то, что подразумевают под этим словом материалисты, а именно: полное и окончательное исчезновение без следа. Если сознание не «перескакивает на новый носитель», то что же ещё может с ним произойти, когда тело разрушено, кроме полного уничтожения?
Но, далее, если так, то в чём может заключаться для человека («внешнего человека», в упомянутом выше смысле, т. е. для его земного сознания) цель и смысл жизни? Если подходить к вопросу с позиций холодной логики – нельзя придумать никакой другой цели, кроме получения максимального количества удовольствий и минимального количества страданий. «Да ямы и пием, утро бо умрем».
Правда, кроме гедонизма, человеку свойственна также и жертвенность. Вспомним, сколь многие в сравнительно недавние времена шли на страдания и гибель ради «счастья будущих поколений». Казалось бы, какое человеку дело до будущих поколений, ведь он их никогда не увидит, и среди них может даже и не оказаться его потомков. Такая жертвенность подразумевает полное отречение от себя. Может ли жертвенность христианина превзойти жертвенность убеждённого коммуниста образца 20-х годов XX века? Можно ли отречься от себя не ради человечества, а ради Бога? Причём, что очень важно, без упования на вечность? Ведь для сознания, согласно сказанному выше, нет этой вечности. Для коммуниста тоже не было вечности в личном плане, его воодушевляла идея. Согласно, опять же, известной терминологии, уповающий на вечность находится в степени наемника, а не в степени сына. Находящийся в степени сына вдохновляется другим идеалом. Исчезнуть без следа – только ради того, чтобы быть угодным Богу, чтобы участвовать в Его деле, чтобы способствовать Ему в достижении Его целей? Что касается меня, я так не могу, мне гораздо ближе идеал «да ямы и пием…». Но всё дело в том, что Бог и не даст, и никогда не даёт человеку осуществить противное Его целям. На пути реализации гедонистического идеала воздвигаются такие препятствия, что от этого идеала остаются рожки да ножки. В этой борьбе с препятствиями, в сущности, и заключается жизнь подавляющего большинства людей.
Это что касается личного спасения; посмотрим, что можно сказать о спасении «других».
Декарт не сомневался в факте собственного существования: я мыслю, следовательно, я существую. (Мне часто кажется, что это слишком далеко идущее умозаключение; из того, что я мыслю, законно только сделать вывод, что нечто существует, т. е., что мир не пуст; но разговор об этом увёл бы нас в сторону). Во всём остальном считалось возможным усомниться. Этот аргумент (мыслю – значит существую), в частности, не действует в отношении других людей; вопрос о реальности их существования вполне законно поставить. Лейбниц признавал существование многих сущностей, субстанций (монад), в том числе наделённых сознанием, но утверждал, что общение между ними невозможно («монады не имеют окон»). Каждая из них существует так, как если бы кроме неё и Бога в мире ничего не было. Общение с другими на самом деле есть общение с Богом и только имеет внешнюю форму общения с подобными себе. (Приведу цитату из http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000005/st063.shtml : [Лейбницу принадлежит] «мысль о том, что Богом изначально предустановлено соответствие субстанций тел и душ. И подобно тому, как каждое тело затрагивается всем, что происходит во Вселенной, так и наша душа в конечном счёте выражает Бога и Вселенную, все сущности и все существования. В силу чего "взаимное соотношение" субстанций выглядит как их "общение" — "единственно в этом и состоит связь между душой и телом," — поясняет Лейбниц.» Ещё одна цитата, прямо из Лейбница: «…одна особа весьма возвышенного ума, благочестивая жизнь которой приобрела всеобщее уважение, имела обыкновение говорить, что душа часто должна мыслить так, как будто бы во всем мире нет ничего, кроме неё и Бога».)
Не обязательно становиться на точку зрения абсолютного солипсизма, но каждый из нас, вдумавшись, вглядевшись в себя и пытаясь быть вполне интеллектуально честным, должен будет признать: другие люди, если и существуют, то не в том же самом смысле, в каком существую я; их существование – это нечто иное, чем моё существование, принципиально иной феномен.
(Слово «существовать» не такое простое, как может показаться на первый взгляд. Существует ли то, что мы себе помыслили? Нафантазировали? Существуют ли, например, математические объекты? Когда математик пишет квантор существования, имеет ли он при этом в виду то же самое в принципиальном отношении, что и, к примеру, физики, открывшие экспериментально бозон Хиггса? Далее, родственные вопросы. Существует ли прошлое? И, по инерции, как симметричное продолжение этого вопроса: существует ли будущее? Реально ли прошлое? Реально ли будущее? Однозначно ли будущее? И симметричный вопрос: однозначно ли прошлое? Об этом ещё может представиться повод поговорить, поскольку эту тему затрагивает один из текстов Океана Хиггса. Можно вспомнить и вопрос Мартина Хайдеггера: существует ли ничто? Мы употребляем одно и то же слово «существовать», между тем как на самом деле следовало бы иметь несколько десятков совершенно разных слов, подобно тому, как у эскимосов есть десятки совершенно различных слов для обозначения разных видов снега; для нас это одно и то же, снег, а для них – разные, ничего общего между собой не имеющие субстанции. Упомянутый Хайдеггер изобрёл слово «ничтожит», или «ничтит», nichten, для обозначения способа существования / несуществования объекта под названием «ничто». Следовало бы изобрести ещё несколько десятков разнокоренных глаголов такого типа для обозначения разных способов существования / несуществования. Но всё это лирическое отступление.)
Можно было бы сказать, например, так: «другие» – это «мои отражения в Боге». Разумеется, законы такого отражения предельно сложны и не имеют ничего общего с геометрической оптикой.
После этого уже само собой разумеется, что для человека, у которого в достаточной степени расшатана вера в сам факт существования других людей, понимаемого в том же смысле, в каком он воспринимает факт собственного существования, вопрос о том, спасутся ли эти люди, как знавшие, так и не знавшие о Христе, индейцы Америки и аборигены Австралии, теряет свою актуальность и превращается в чистую абстракцию. Другое дело – если он вступит в личный контакт с одним из таких людей, преисполнится сочувствия к нему, захочет обратить его к христианской вере – это, скорее всего, будет соответствовать целям Бога (хотя и не рискну сказать, что абсолютно во всех случаях). Но что это будет на самом деле, с кем он будет общаться на самом деле, кого обращать, каков истинный смысл его усилий – если вслед за Лейбницем принять, что монады действительно «не имеют окон»? Можно только с некоторой долей вероятности утверждать, что это будет его маленький вклад в план Бога по преобразованию мира (но сущность его останется нераскрытой).
(Если заглянуть ещё глубже, то может оказаться, что никакой «сущности», никакого «на самом деле» – вообще не существует, есть только набор бесконечного числа равноправных интерпретаций. Но это увело бы нас далеко в сторону.)
Изложенные соображения дают ответ и на вопрос, который, как я подозреваю, у некоторых, читающих эти строки, напрашивается: «Если «другие» в каком-то смысле не существуют или почти не существуют, кому же ты пытаешься всё это доказать, для кого пишешь?»
Мы по привычке мысленно ставим себя на место другого человека, не задумываясь о том, насколько эта операция корректна; а она не во всех случаях корректна. Сказать, что она никогда не корректна, мешает одно обстоятельство: тогда может создаться впечатление вседозволенности. Если существую «я», а «другие» – только иллюзия, всякие моральные ограничения типа «категорического императива» отпадают. Поэтому приходится говорить, что существую я и существует Бог. На самом деле это несовершенная приблизительная попытка выразить некий факт, который на человеческом языке вообще не выражается, – в силу ограниченности человеческого рассудка, по крайней мере, в нынешнем его состоянии.
В Евангелии мы найдём примеры того, как люди, не столь уж грешные или совсем не согрешившие, наказываются в назидание другим. Как это вяжется с нашим представлением о справедливости? Один из таких примеров есть в главе 13 Евангелия от Луки: «Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете.» Другой пример даёт эпизод со слепорождённым в главе 9 Евангелия от Иоанна: «Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии.» Вправе ли мы задавать вопрос о том, насколько это справедливо, ведь тем самым мы мысленно ставим себя на место погибших или слепорождённого? Вопрос отпадает, как только мы примем, что существование «меня» есть нечто принципиально отличное от существования «других» и я не вправе во всех случаях даже мысленно отождествлять себя с ними, как если бы они были персонажами фильма или пьесы, поставленной для одного меня с целью меня чему-то научить.
Конец второй части.
Желающие написать мне лично могут сделать это по адресу:
Продолжение следует.