Часть 3. На следующий день решаю посетить Пер-Лашез, куда Лазаро любезно объясняет мне путь.
Кладбище находится практически в центре города, здесь же рядом жилые дома. Не купив путеводитель, я так и не добралась до последних пристанищ Эдит Пиаф, Ива Монтана, Айседоры Дункан, но от этого моё путешествие не стало менее интересным.
Почти в самом начале пути обращаю внимание на могильные плиты- Клодин Пуле (буквально: Клодина Цыплёнок, прожившая всего год). Вот далеко не одновременно нашли свой покой Ксения и Василий ГАЛУШКО... Я присаживаюсь перед ними на корточки, чтобы лучше разглядеть, а когда поднимаюсь, слышу за своей спиной девчоночий визг.
Оказывается, я сидела спиной к основной дороге и среди могил меня не было видно. Девчонки идут себе по Пэр-Лашез, и вдруг кто- то резко встаёт из-за захоронений. Девчушки припустили, я за ними. Хотела объяснить, что я не призрак, а русская женщина, но по тому, как они ускорились, поняла, что догонять их не стоит- не поверят.
Город мёртвых, целые улицы с красивыми, местами покосившимися склепами, украшенными кое-где цветной мозаикой. Внутри иных вековая паутина такой толщины, что кажется, можно на неё присесть.
У русских на погостах всегда очень проникновенные эпитафии, у французов угадывается какой-то более официальный язык выражения скорби.
На одной из огромных надгробий читаю "Безсудьбовые, несчастные родители..."- так назвали себя мать и отец, утратившие трёх дочек.
Вот недавнее захоронение арабского мальчика. По фото лет 14. Ни дат, ни имени. Четыре слова.
Amour Souffrance Courage Esperance
Амур Суфранс Кураж Эсперанс
Любовь Страдание Мужество Надежда
Рядом могила пол-года назад умершего парня 29 лет. Я так увлеклась разглядыванием, что не сразу заметила появление женщины в чёрном платье и тёмных очках. Понимаю, что она ему КТО-ТО. Так и манило спросить: мадам, что с ним стало? Но одёрнула себя. Это у нас так принято-подошёл, спросил, тебе сразу всю судьбу покойного расскажут, и это нормально. А на французском кладбище русская бестактность выглядела бы как-то особенно некрасиво.
Нашла высокий памятник каких- то наших княжён, судя по датам рождения и конца жизни, неодобривших революцию 1917 г.
За 3 часа я много чего перечитала, прониклась духом смерти в философском смысле, и вдруг, как знак того, что жизнь всё-таки продолжается даже и здесь- влюблённая парочка. Парень сидит на лавке, девушка стоит. Его руки на её талии, и она периодически наклоняется к другу за порцией поцелуев.
Папарацистический зуд в руках и ногах погнал меня к молодым, но подойти прямо-возмутятся, а в обход со стороны могил попробую. Я и так и сяк подкрадывалась к парочке, но - сейчас "писательский штамп"- листва предательски шуршала у меня под ногами... Поэтому только снимок, сделанный без конспирации с большого расстояния.
В 17.45 ч. раздаётся звук маленького набатика - в классических костюмах, с бабочками во всю шею появляются сотрудники кладбища, зазывалы в обратную. Афро-французы строго рекомендуют, звеня колокольчиками:
- Мадам и месье, просьба покинуть Пэр - Лашез в связи с его закрытием!
В костюмно-надбабочковом пространстве не видно лиц, погода несолнечная, faces теряются на фоне серости, и уже чудится , что костюмы движутся автономно.
Ухожу с кладбища со стойким желанием вернуться сюда. В качестве посетителя.
Выйдя из метро, понимаю, что не могу сориентироваться. В пятнадцати метрах от меня стоит мужчина лет пятидесяти со вкусом одетый и принимавший сегодня хороший алкоголь. Решаюсь подойти, спросить дорогу до отеля.
Мужчина словно бы только меня и ждал. Сразу обещает проводить до двери.
- Румынка?
- Русская.
Одобрительный возглас. Произношу заученный текст про Сибирь и медведей на улицах моего города. Улыбается.
- Вы похожи на хиппи ( спасибо моей юбке ). А у меня есть сибирский кот.
Итак, это Марк и ему 63 года. Я притормаживаю его беглую речь просьбой о снисхождении, ведь я много лет не пользовалась французским языком.
- О, да, конечно.- И темп речи ускоряется.
Когда собеседник не знает ни слова на твоём языке, тебе придётся объясняться с ним так, чтобы он тебя понимал плюс соображалку подгоняет нужда понимать его. В этой быстрой работе ума что- то есть.
Конечно, Марк поинтересовался жизнью в России. Спросил, что за проституция у нас там развелась. Я понимаю, что речь идёт о политической и полностью с ним солидарна, но поскольку я не принимала участия в её создании, то держать ответ отказываюсь.
Марк трещит без умолку, словно боится,что я перестану слушать, и замечает, что лицо моё стало постным.
- Вы подавлены? А, может, вас кто- то ждёт, пока вы тут со мной?
- Нет, я не подавлена и в этом городе я никому не нужна, никто меня не ждёт.
Ответ меня потряс своей простотой и глубиной:
- Никогда так не говорите! Всегда нас кто-нибудь ждёт. Даже в чужом городе.
А ведь это правда. Я это знаю ещё по Крыму.
Наверное, не надо удивляться, что Марк заговорил о Великой Отечественной войне. СМИ часто внушают нам, что в Европе давно забыто, кто одержал в ней победу. Чёрта с два! Европа всё прекрасно помнит, хотя американцы порой кричат и машут руками со своего континента, что это их заслуга.
- Вы правильно поступили с немцами в 40-х годах. Это было жёстко, но необходимо. Я видел фильм "Сталинград" и другие фильмы об этой войне, я знаю про Курск, Севастополь... (Уверенно перечисляет наши города- герои). Я восхищаюсь вашим мужеством.
Он так и сказал: ВАШИМ. Когда мы прощались, Марк обнял в моём лице - это было понятно- представителя великого народа (пишу без иронии).
Затем француз поцеловал меня три раза. И что мне оставалось, как сделать то же самое?