С пожелтевшей немного фотографии смотрит на меня женщина, совершенно молодая, но глаза ее - строги и чуть усталы. Дерзкий взгляд, прямой и острый, совершенно устремлён на тебя, никаких углов, взгляд - не опуская головы… Кокетливая шляпка - тарелочка, таблетка, в стиле и духе знаменитой Жаклин Кеннеди. Не хватает только перчаток. Они, должно быть, есть у нее! Да! Ну как же! Я в этом ничуть не сомневаюсь. Они должны быть, чтобы закончить образ.
На фотографии женщина – загадочна, и чуть - чуть отстранена от всего. Как будто бы на глубине, ушла в себя. Или думает о чем-то большем, чем простая беседа, светский разговор в ателье фотографа, ничего не значащая улыбка…То, о чём она думает, много значит для неё. Лишь для неё. . В свой мир она никого не пустит. Или преобразит его рифмами и строфами… И только тогда дверь в душу – отворится…
Прохлада, прохлада веет, исходит от нее, настороженно, мощно, властно. И не только от неё, но и от ее имени. Клавдия Холодова.
Астраханская молодая поэтесса, журналист, руководитель творческой поэтической студии «Подснежник», носящей теперь ее имя. Она умерла почти сорок лет назад. На тридцать третьем году жизни. Сгорела, как пронёсшийся по небосклону метеор, комета… Трепетная, яркая звезда.
Банальные сравнения. Все так банально и просто, что мне даже и совестно… Я закрываю глаза…
И тут, внезапно, меня настигают горьковато – прохладные строки, тотчас же, накрывают, как облако. Не душное, но - свежее, с пронзительно - щемящими нотами аромата весны, юности, ее пылких ожиданий, ее первых разочарований и трепетных раздумий:
Однажды раннею весною пошла я в лес.
Наст оседал: его жевало солнце.
А на пригорках
Подснежники просились в руки.
И, помню, лес звенел.
Вокруг как будто солнце пело.
Хотелось этим щедро поделиться
Мне с кем-нибудь.
Я принесла домой
Букет подснежников –
И видела: у мачехи суровой
Растеплились глаза…
И тяжесть непривычную руки её
Столкнуть мне не хватило силы….
И у отца растаяли зрачки.
Мгновенье было.
А потом
Все стало на свои места.
А мне казалось,
Что мечта исполнилась.
Держала солнце я в руках.
И люди удивлялись: отчего
Весна сегодня рано наступила?
Но все молчали. Не умея
Ни скрыть, ни высказать
Проснувшуюся нежность.
К. Холодова. Из неопубликованного….
«Высказать проснувшуюся нежность» – вот в чем было, как мне кажется, настоящее, поэтическое кредо Клавдии Холодовой.
Высказать, вопреки всему: характеру, привычкам, реалиям судьбы, быта, времени…
Время, в которое Клавдия Холодова вошла, как поэт – шестидесятые, первая половина семидесятых, было отнюдь не простым - взлетным оно было, космическим, манящим, обещающим, поворотным бескрайним. Казалось - безбрежным, теплым, открытым в ощущении..
На стадионах, в концертных залах, дерзкими молодыми поэтами, разрушителями рифм и традиций, читались стихи и пелись песни, создавались театральные постановки, снимались фильмы.
Ее стихи тоже стремительно «взрослели», «становились на крыло», обретали полновесность, свежесть, в них, появился, пожалуй, впервые, образ дерзкой, своенравной, гордой лирической героини с распахнутым сердцем, нежною и ранимой душой, открытой степным волжским ветрам и волнам…
Музыкальные такты поэзии Холодовой, дерзкая романтичность образов, глубина смыслов, поражали читателей и слушателей с первых же слов, слогов, рифм, манили к себе мелодии, становились песнями. Астраханскую поэтессу много и охотно печатали, приглашали на радио, отличали и узнавали ее редкостно чистый голос истинного лирика. Она тоже становилась полноправным членом неформального и сильного литературного движения в стране – шестидесятников, людей «новой кагорты» – внутренне свободной, чуткой к справедливости, нравственным критериям высочайшей категории, бескомпромиссным, смелым, дерзким и в словах и в делах… О любви Клавдия Холодова писала так смело, графически стремительно, что при чтении строф этих перехватывает дыхание, сжимается горло:
Этой встречи неизбежность
Кем предрешена?
У меня такая нежность,
Что самой страшна.
Приворотом не неволю,
Зелья не налью.
У меня такая доля:
Я тебя люблю.
Я сама настой заветный
Весь глотком - до дна.
И березкой тихой, светлой
Встану у окна.
Твоему окну в морозы
Я не дам застыть.
- Разве здесь росла береза? –
Удивишься ты.
1974.
Нежность ей страшна, это так, но всеми замечено, что и самые сокровенные ноты ее лирики – непреложно чисты гордой высотою внутренне цельного и очень свободного, гордого, светлого человека. Именно светлого. Изнутри. Бережно внимательного к душам других. Тех, кто вокруг тебя. Сосредоточенного предельно на внутреннем мире героев стихотворений, поэм, циклов лирики… Об архитектуре, миропостроении высоких обертонах лирики, всей поэзии К. Ф. Холодовой. мне хочется сказать несколько слов отдельно, во второй части моего эссе. Мир этой уникальной, истинно «холодовской» поэтики, достаточно сложен. Он становится таким едва ли не с первых строк…
_______________________
*Автор выражает искреннюю признательность В. В. Астраханцеву за помощь в подготовке материалов для данного эссе, письма, консультации и всегдашнюю готовность ответить на любые вопросы...