Найти тему
марина м

Пугало

yandex.ru
yandex.ru

Дьявол есть то, что меньше всего понятно нам в Боге.

Станислав Лем

Глава 1. Как появляются демоны

Был тихий летний день, душный и знойный, как и всегда в Пиресте в начале августа.

Однообразная серая дорога, укатанная телегами до каменной твердости, плавно змеилась среди ветхих бревенчатых лачуг южного Итольского предместья. В такую жару мало кто отваживался пускаться по ней в путь, и в этот час она была так пустынна, что даже мелкая домашняя живность пересекала ее, не торопясь и не опасаясь быть раздавленной или растоптанной.

Однако, как оказалось, не все путники предпочитают сидеть по придорожным харчевням, раздетые до крайних границ приличия, и тянуть ледяное пиво из грязных запотевших кружек. По дороге неторопливо прогуливались двое.

Полдень дышал зноем, как доменная печь, и от нагретой земли поднимался плотный удушающий жар. Он медленно колыхался над далекими полями и шевелил тяжелую, подернутую свинцом, линию горизонта.

Путники с трудом переводили дух и прятали лица под полями своих пыльных дорожных шляп. Но это мало помогало: солнце беспощадно било им в глаза, ослепительно сияя и переливаясь на каждой травинке, на каждом пруте покосившегося плетня. Очевидно, крайняя нужда погнала этих двоих в далекий путь по жаре и пыли и они едва обменивались словом, сберегая остатки сил.

Старший путник – тот, что шел чуть впереди, – был фигурой во всем примечательной. На вид ему было не более сорока лет. Он был высок, прекрасно сложен и, судя по всему, очень силен. У этого человека были великолепные зубы, выразительное, все еще очень красивое лицо, внимательные и суровые темные глаза и уверенные манеры. Он был одет в простой серый дорожный костюм; его длинные каштановые волосы и борода были стянуты шелковыми шнурами, а на указательном пальце его правой руки красовалась массивная печатка с пятью золотыми насечками.

Все в этом холеном красавце с лицом трагического актера выдавало чародея, но он этим, похоже, нимало не смущался. Чародея звали Иодан Саврето. По крайней мере, именно так его называл второй путник, который от жары совершенно сомлел и еле передвигал ноги, поэтому время от времени вынужден был обращаться к своему спутнику с ничего не значащими вопросами.

– Не кажется ли вам, ма Саврето, – лениво говорил он, – что нынче к вечеру непременно будет гроза? Вы только посмотрите, какая духота…

Саврето, глубоко погруженный в свои собственные мысли, слегка вздрогнул и откликнулся не сразу. Он приподнял вопросительно одну смоляную бровь, потом рассеянно кивнул:

– Не исключено! – У него был приятный сильный голос, который придавал самым обычным на первый взгляд словам какое-то особое значение. – А вот уже и мост, ма Криш. Там мы сможем немного передохнуть в тени.

Тот, кого звали Криш, а точнее, Кришиан Феррон, послушно посмотрел вперед, но никакого моста не увидел. Он не обладал таким острым зрением, как Саврето, да и в остальном был полной его противоположностью.

Криш был очень молод, очень худ и бледен. Он казался бы совсем юнцом, если бы глубокая складка между светлыми бровями и не одна-единственная седая прядь, отчетливо выделявшаяся в его легких белокурых волосах. На тех, кто видел его впервые, Криш со своими огромными голубыми глазами, полупрозрачными золотыми ресницами и россыпью коричневых веснушек на прямом остром носу неизменно производил впечатление милого и простого создания, почти ребенка. Но в этом юном и невзрачном существе было нечто такое, что обращало на себя внимание даже больше, чем обаяние мощной красоты Саврето. В детских глазах Криша застыла, как льдинка, удивительная внутренняя сосредоточенность; он часто и с готовностью улыбался, – но одними лишь губами. В глазах же его оставалось все то же упорное внимание и тот же немой вопрос, а сама эта улыбка вскоре как-то исчезала на правой стороне его лица и вся целиком оказывалась на левой. Такая кривая улыбка могла держаться у Криша довольно долго, и Бог весть что она означала.

– Друг мой, – спохватился вдруг Саврето, – а почему, собственно, вы сказали, что сегодня будет гроза?

Криш сморгнул и посмотрел на него с недоумением.

– Да потому, что она непременно будет, – ответил он и рассмеялся. – Почему же еще? Посмотрите-ка на горизонт…

– Ну да, ну да, – рассеянно закивал Саврето. – Конечно же, именно это вы и имели в виду…

– Да что с вами такое, ма Саврето? – спросил Криш, все еще смеясь.

Саврето совсем было собрался рассердиться на показавшийся ему неуместным смех Криша, но потом взглянул на его вечно виноватые глаза и тоже слегка усмехнулся:

– Хотел бы я знать, что со мной, дружок!.. Кажется, я просто переел вчера за ужином. Ведь не может же меня так удручать предстоящая встреча с Мастером Данауэром.

Криш только тиха сказал: «А!» – и отвернулся. Дальнейший разговор на эту тему был чреват спором, а споров Криш не выносил. К тому же, спорить с Саврето было занятием неблагодарным: тот был слишком умен и начитан, а кроме того, попросту подавлял противников силой своей личности. Где уж было тягаться с ним тщедушному и очень наивному в некоторых вопросах Кришу.

Вскоре путники оставили позади последние плетни; перед ними вставала серая громада Вьетского моста, на котором их ждала вожделенная тень. Первым под серые угрюмые своды, кое-где пронизанные желтыми копьями солнечных лучей, вошел Саврето. Следом, невольно задержав дыхание, как перед прыжком в воду, нырнул Криш. Их шаги разбудили глухое эхо среди массивных, треснувших местами плит.

Мост был творением древних мудрецов. Настолько древних, что никто толком не помнил, кто они были такие. Он состоял из стометрового каменного настила, положенного на восемь квадратных опор, вбитых в речное дно, и каменных же балок, замысловато уложенных сверху как подобие исполинского шалаша и напоминающих обглоданный скелет невиданного животного.

Как древним удалось построить эту массивную конструкцию, до сих пор оставалось загадкой. Поэтому их и называли мудрецами или чародеями. Но, кто бы они ни были, больше никакой памяти о себе эти таинственные люди не оставили.

О мосте ходили легенды самого жуткого содержания. Например, рассказывали, что раз в год (но в любой день – абсолютно любой) он забирает одного путника. Примеров коварного поведения моста накопилось немало – от совсем уж ветхих до вполне современных. Только в прошлом году из каравана купцов, держащих путь на Итольскую ярмарку, бесследно пропал один торговец. Его лошади и ослы, его товары и слуги – все было на месте, а вот торговец как в воду канул. Впрочем, не исключено, что так оно и было – ведь после этого другим купцам ничего не оставалось, кроме как разделить его имущество между собой…

Как бы то ни было, по мосту ходили часто (другой дороги просто не было), но всегда быстро и с внутренним содроганием. Только Саврето старушечьими байками было не испугать.

Он скинул плащ и прижался разгоряченным лбом к серому камню, дыша прохладой от реки. Криш молча встал рядом, достал папиросы и медленно закурил, весело щуря глаза на острые лучи света и радуясь тому, что неприятного разговора удалось избежать.

Но он рано обрадовался.

Слабый ветерок тронул синеватые веки Саврето, и тот сказал:

– Вы тоже считаете, что я занимаю не свое место, и что Мастер был бы лучшим наставником, чем я? Не так ли, ма Криш?

– Вовсе нет. Я считаю, что вы с Мастером слишком похожи, чтобы хоть раз сойтись во мнениях.

– Тонко, – заметил Саврето. – Но суть вопроса была в другом.

– Послушайте, друг мой, – сказал Криш в каком-то даже нетерпении, – почему вы так боитесь Мастера? Те времена, когда вы были его нелюбимым учеником, давно прошли, разве нет? Почему же он до сих пор внушает вам страх?

– Страх? О чем это вы? – попытался было возразить Саврето, но Криш так внимательно посмотрел на него своими ясными глазами, что тот только рукой махнул.

– Я говорил с Данауэром, – просто сказал Криш. – Это очень умный и понимающий человек. Вам, право, не стоит так тревожиться.

– Старый лицемер! – рявкнул Саврето так, что даже эхо начало заикаться, повторяя его слова. – Кто вам сказал, что я боюсь его? Ма Криш, я ни черта в мире не боюсь. И вы должны знать это лучше всякого другого. Единственное, что внушает мне опасение, так это я сам. Я попросту боюсь спустить этого старикашку с лестницы, если он начнет излагать мне свою очередную безумную теорию о пространстве. Или о материи – это без разницы. Я слыхал, у него как раз появилась новая. И, разумеется, это сущий бред.

– Ну зачем вы так? – страдальчески воскликнул Криш. – Вы ведь даже не знаете, в чем суть этой теории, а уже выносите ей столь суровый приговор. Я думаю, это несправедливо. Мастер пожилой человек, а пожилые люди склонны к отвлеченным рассуждениям…

– Милый мой, мне вовсе не обязательно знать теорию. Я знаю Мастера. И этого более чем достаточно, – отрезал Саврето, а потом надолго замолчал и задумался.

Криш вздохнул и продолжал курить, разгоняя рукой бессильно застывающий в воздухе дымок. Настроение Саврето нравилось ему все меньше, и он окончательно утвердился во мнении, что в таком расположении духа Иодану с его бедовым темпераментом следовало бы посиживать дома и воздерживаться от всяких контактов с людьми, не говоря уже о традиционном ужине с Мастером…

– А нельзя ли как-нибудь отказаться от встречи? – предложил наконец Криш, прерывая затянувшееся молчание.

Саврето по своей привычке приподнял одну бровь и очень внимательно оглядел своего друга. Но Криш, как всегда, говорил абсолютно искренне. Язвить он не умел.

– Разумеется, нельзя, – пробурчал Саврето и уставился на плывущий по воде сор.

Криш понимающе закивал, потом немного подумал и решил, что сморозил самую настоящую глупость. Саврето, конечно же, очень любил своего сварливого самодура-учителя. Но по-своему. Он ругал на чем свет стоит и его самого, и его теории и, похоже, жить без этого не мог. Но во всем этом был какой-то элемент игры, потому что по своей натуре Иодан никогда не был таким мелочным и склочным, чтобы возненавидеть неплохого, в сущности, человека из-за каких-то там теорий. Тем более если это – его бывший наставник и мудрейший человек во всей Пиресте.

Криш подумал еще немного и пришел к выводу, что изрядно пожившему на белом свете человеку с неудавшейся личной жизнью и более или менее удавшейся карьерой можно простить кое-какие слабости. На этом он совершенно успокоился и вновь принялся ловить ресницами солнечные лучи.

– Нет, вы только представьте, ма Криш, – неожиданно провозгласил Саврето, в очередной раз обрывая легкую цепочку мыслей своего друга, – этот пень просто считает своим долгом каждый раз поучать меня. Скажете, мое дело – молчать и слушать, потому что он на тысячу лет старше меня? И я слушал бы! Вы себе и представить не можете, с каким удовольствием я слушал бы его, если бы Мастер не нес чепухи. На это, по-моему, ему не дает права даже его более чем преклонный возраст. Вот и в прошлый раз он говорил престранные вещи. Ну, например, что жизнь есть дух.

– А вы с ним не согласны, насколько я понимаю, – вежливо сказал Криш.

– Совершенно верно! Не согласен. Иначе и быть не может. Ведь это чистейшей воды абсурд. – Саврето перешел на свой излюбленный механический тон, от которого у Криша начинались мурашки. – Если уж наш старичок ни в грош не ставит древнюю мудрость, давно решившую этот вопрос совершенно иначе, так хоть здравого смысла мог бы послушаться. Жизнь есть дух… Ха! Каково?..

– Друг мой, я вас не понимаю, – устало сказал Криш. – Я ничего не вижу абсурдного в утверждении как таковом. Это только точка зрения. Одна из многих. Надо полагать, абсурдным было обоснование этой теории.

– Кришиан Феррон! – трагически вскричал Саврето. – Как можно!.. Сразу видно, что вы учились не у меня. Впрочем, я и забыл, что вы и вовсе не могли ничему учиться… Так вот, жизнь это, с позволения сказать, явление стихийное, тогда как дух, напротив, организующее начало…

Досада на лице Криша усилилась, и он принялся небрежно обмахиваться своей старенькой серой шляпой.

– Ма Саврето, я с вами не спорю, кажется, – кисло сказал он.

Но остановить Саврето, пустившегося в отвлеченные рассуждения, было вне человеческих возможностей. Он красноречиво разбил ладонью рой мелких мушек, спасающихся от зноя в тени моста, и сказал:

– Сие есть жизнь. Где же тут дух?

Криш со вздохом повернулся к нему и мягко попросил:

– Иодан, успокойтесь, умоляю вас.

– Нет, позвольте, дружок…

– Нет, это вы позвольте. Если вы желаете знать мое мнение, то я считаю, что Магистр, в общем, прав. Духом наделено все, что способно страдать. А страдает все живое. Но это – только мое мнение, и ничего больше. Если вам угодно меня переубедить, попытайтесь сделать это. Только не заставляйте меня спорить с вами. Даром спора я не наделен, и это будет дешевая победа, дорогой мой.

– Вы все сказали? – высокомерно спросил Саврето.

– Кажется, да, – робко ответил Криш.

– Боже мой! Кришиан, и вы туда же! И это мой лучший, не побоюсь этого слова, друг! – Саврето воздел руки к небесам и принял великолепную позу. Когда Иодану Саврето было нечего сказать, он прибегал к жестам.

Впрочем, Криша, который знал Саврето лучше его самого, этим было не испугать. Некоторое время он смотрел на Саврето с глуповато-покаянным видом, а потом не выдержал и рассмеялся. Он даже отвернулся и закрылся шляпой от смеха. Ему очень понравилось, что Саврето назвал его своим лучшим другом.

– Глупый мальчишка! Вы иногда и сами не ведаете, что говорите. Но, должен признать, в ваших заблуждениях есть некая логика. Это значит, что из вас будет толк, и я не зря взял вас в общину… А в остальном вы совершенно не правы, и я вам это докажу!.. Ну, чему вы смеетесь?! Ну же, Криш… – Саврето добродушно усмехнулся.

– Прошу прощения, ма Саврето, но вы сейчас говорили так, будто перед вами стоит, по меньшей мере, сам Данауэр. Вы просто репетируете или вы действительно обо мне такого высокого мнения?

Саврето ничего не сказал. Он не репетировал, а что до остального, то Криша и вправду было легко переоценить. Порой он казался гораздо умнее, чем был на самом деле: это его кривая ухмылка с горькими морщинами в уголке рта сбивала всех с толку.

Саврето нахмурился, но лишь на мгновение. Тут же лицо его разгладилось, и он кинулся к началу моста, бросив на ходу:

– Я докажу вам, что я прав, ма Криш! Я покажу вам это на-гляд-но. Прямо сейчас.

Кришиан понял, что ничего хорошего после этих слов ждать не приходится, и поспешил за своим другом, прихватив с каменного парапета шляпу и плащ, которые тот забыл. Он уже готов был по своему обыкновению во всем согласиться с Саврето, но прекрасно знал, что это ни к чему не приведет. Иодан все равно будет спорить и доказывать свою правоту, ведь ему, по сути дела было безразлично, с кем он говорит и что ему отвечают, потому что единственным оппонентом Саврето в любом споре был он сам.

Далекие поля маслянисто поблескивали под яростным солнцем и казались совершенно пустыми. Ближе, вдоль реки тянулись огороды. Мимо них петляла в траве пыльная тропка; она вела к щербатым полусгнившим мосткам, где с визгом плескались голые ребятишки.

Саврето с сомнением окинул взглядом этот пасторальный пейзаж и вдруг, издав торжествующий возглас, кинулся к соседнему огороду.

Криш похолодел.

Там, у самого забора, слегка покривившись назад и вбок, торчало старое пугало. Это было самое обыкновенное пугало – из тех, что ставят на своих огородах все пирестенские крестьяне: голубовато-серая от старости, растрескавшаяся березовая крестовина была наряжена в дырявый мешок и даже перевязана пучком травы в том месте, где предполагалась талия. Вместо рук у пугала болтались сухие сучки, а вместо головы на палку был посажен треснувший глиняный горшок. У пугала даже было лицо, все состоявшее из углов и прямых линий, начерченных угольком наскоро и, вернее всего, детишкам на потеху. Венчала это произведение искусства лихо заломленная набекрень корзинка из ивовых прутьев с отставшим наполовину дном, из-под которой выбивались наружу ужасные космы из старой прелой соломы.

– Ох и красавица! – только и сказал Саврето, но рукава все же начал закатывать.

– Друг мой! – взмолился Криш. – Одумайтесь! Ведь мы говорили о живых существах, а не о существах, оживленных при помощи магии! И это пугало!.. Бог ты мой, да что вы будете с ним делать?!

– Попросил бы вас мне не мешать! – сказал Саврето с раздражением истинного художника. – Я знаю, что вы не имели в виду оживленные предметы. А я имел в виду именно их. Может быть, это и парадокс в своем роде, но он существует, и его нельзя сбрасывать со счетов. Вот сейчас мы и посмотрим, будет ли душа у этого… у этой… Ох, ну и красавица!..

– Вам влетит, – скорбно предупредил Криш, обеими руками прижимая к себе плащ Саврето. – Прошу учесть, что и от Маcтера Данауэра – в том числе.

Саврето презрительно фыркнул и принялся одно за другим лихо класть заклинания, перемежая их с не весьма разборчивыми проклятьями в адрес Данауэра.

Криш попятился, чтобы ненароком не попасть в зону действия заклинаний, и вместо этого угодил в огромную кучу свежего навоза, после чего окончательно расстроился. Безумные и, чаще всего, совершенно не оправданные эксперименты Саврето с каждым разом удручали его все больше. Слишком уж отвлеченными они были по своему содержанию, не говоря уже о том, что после каждого из них приходилось подолгу объясняться со старым чародеем Данауэром и с официальными представителями церкви.

Пугало качнулось, со скрипом подняло свою руку-сучок и почесало горшок с озадаченным видом.

Саврето удовлетворенно потер руки. Криш наблюдал за ним со скрытым скептицизмом; на пугало он даже не взглянул.

А то уже вовсю вертелось на своей палке, уставляя свои выцветшие немигающие глазки то на своего создателя (или, вернее сказать, – оживителя), то на белое легкое облако над рекой, то на вибрирующий воздух над полями.

– Вы все совершенствуетесь, ма Саврето, – с тихим вздохом сказал Кришиан, украдкой пытаясь вытереть вымазанные в навозе сапоги о чахлую, спаленную солнцем травку. – Вы управились за пять минут. Особенно хорошо вышло пятое и восьмое. А ведь тут работы было на полдня, не меньше. А впрочем, вы, кажется, очень устали. Разве можно заниматься магией в такую жару?! Так недолго и сердечный приступ получить.

– Ну вот, пожалуйста! – провозгласил Саврето, едва успев отдышаться. – Вот тебе жизнь, мое дорогое Пугало. Распоряжайся ею по своему усмотрению. А вы, ма Криш, не соблаговолите ли показать мне, где именно в этой дубине содержится дух?

Криш грустно усмехнулся и загадочно произнес:

– Возможно, в том же месте, что и у меня?

Саврето уставился на Криша так, словно его внезапно осенило. Но прокомментировать эти слова он не успел.

В этот миг до их слуха донесся отдаленный крик и конский топот, и вскоре из-за поворота дороги показался одинокий всадник, что есть сил погонявший взмыленную лошадь.

– Война! – кричал всадник, низко припадая к растрепанной гриве. – Король До-Кано Федо Кеза III форсировал Арру! Война!

– Свят-свят-свят! – пробурчал Саврето и машинально опустил рукава.

– И чего ему неймется?.. – задумчиво сказал Криш и вздохнул.

Друзья озабоченно переглянулись, проводили курьера взглядом до самого Вьетского моста и только потом двинулись вслед за ним. Война могла многое изменить в тихой, размеренной жизни уездного Итоля.

Ну до пугала ли было тут?..