Неизвестно, когда закончится пандемия, но мы уже сейчас начинаем сталкиваться с ее последствиями: экономический спад, рост насилия внутри семьи и глобальный переход в онлайн.
Как изменится глобальный мир после пандемии?
Мы до сих пор не знаем масштабов бедствия и длительность всех негативных последствий, связанных с пандемией. Как и не понимаем глубину падения экономики и количество возможных жертв. Но можно предположить, что внешний шок, вызванный пандемией, — это то, что специалисты называют V-эффект. Иначе говоря, он будет очень глубоким, но относительно краткосрочным. Пандемия не будет длиться годами, скорее всего, это затянется на несколько месяцев. Мы знаем, что во все предыдущие кризисы на смену глубокому спаду приходил восстановительный рост. Это не значит, что все вернется на круги своя, но через какое‑то время экономика не будет в таком большом упадке и хаосе, как сейчас. Высказывание, что мир никогда не будет прежним, — сильное преувеличение. Конечно, он изменится, но не до неузнаваемости. Внешний шок может подтолкнуть процессы, которые вызревали и раньше. Это касается и экономики, и повседневной жизни, и международных отношений. Прежде всего, это процесс глобализации. Бороться с такими проблемами невозможно в рамках одной страны. Это неправда, когда говорят, что люди сейчас разбегутся по своим квартирам и замкнутся в себе. Наоборот, чтобы успешно противостоять новым вызовам, необходима кооперация разных стран. Именно развитые государства оказались наиболее сильными жертвами. Это не эпидемия лихорадки Эбола, которая поражала страны Африки, и глобальному миру до нее особо не было дела. Сейчас ситуация другая, отсюда будет явный спрос на объединение и международное сотрудничество.
Какой Россия выйдет из пандемии?
Если говорить о России, то неизвестности еще больше. Потому что наша экономика, по всей видимости, пострадает от кризиса сильнее экономики других развитых стран. Наши власти не готовы выделять деньги, как это делают другие государства. Поэтому я ожидаю, что спад в России будет глубоким, тем более на этот негативный путь накладывается зависимость нашей страны от мировых цен на нефть, поэтому кризис по нам бьет больней.
Многое будет зависеть от того, какие уроки наши власти из него вынесут, в том числе и во внешней политике. Потому что все меры, которые Россия предпринимала, носят тактический характер.
Мы вредим США, чтобы обанкротить их сланцевые компании, и неважно, что при этом мы тоже будем терпеть большие убытки. Неважно, насколько полезна российская отправка всяких материалов и медиков за рубеж, важнее, чтобы об этом было громко сказано.
И вот такого рода тактические шаги Россия предпринимала и будет предпринимать. Думаю, сейчас власти из‑за кризиса надеются добиться снятия санкций, при этом так, чтобы Россия не убирала свои контрсанкции. Это поведение может принести некоторые тактические выгоды, но не думаю, что Россия выиграет от этого стратегически.
Появятся ли у нас новые ограничения после эпидемии?
Здесь есть две разные стороны. С одной, российским властям хотелось бы иметь возможность установить тотальный контроль. С другой, они не в силах этого сделать. Это связано не только с технической стороной: для такого контроля необходима хорошо работающая и дисциплинированная бюрократия, которая подстроена под все механизмы управления. Даже попытка ввести такой контроль в Москве нарывается на многочисленные сложности. Я не верю, что российские власти способны быстро — в течение эпидемии — перестроить работу всего госаппарата на другие рельсы, поэтому, вероятно, карантин закончится раньше, чем властям удастся настроить эту систему. Я ожидаю, что власти столкнутся с большим количеством других проблем: спад экономики и вместе с ней поддержки на массовом уровне.