предыдущие главы ⤈
==========
Мне необходимо было часто открывать окна. Сидя в своей маленькой комнатке я задыхалась, мне казалось, что весь кислород выкачали в щель под дверями, и я открывала окно на проветривание и зимой, и летом. Бывало, что даже в холода у меня по нескольку часов подряд было открыто окно и я, чтобы хоть как-то согреться, сидела под теплым одеялом и пила горячий чай.
Работало это не только в моей комнате, но и в общественном транспорте, и на работе, где я сидела в огромном офисе с кондиционированием.
Особенно неприятны были такие приступы в метро. Внезапно мое сердце начинало учащенно биться, на лбу выступала испарина, щеки краснели. Мне казалось, что весь вагон смотрит на меня и думает всякие гадости, от этого становилось еще душнее и сердце билось быстрее и быстрее.
Именно по этой причине я изменила свой график работы и ездила в метро на час раньше бизнес часов, когда протиснуться в вагон было очень сложно.
Нехватка кислорода заставляла меня покидать свою комнату и куда-то идти. Я бродила по улицам, я принимала практически все предложения о прогулке или походе в кино от коллег и племянницы, живущей неподалеку.
Карантин стал для меня настоящим испытанием.
После пяти дней сидения в закрытой комнате, я с упоением бродила по улицам и дышала свежим воздухом сквозь маску.
Однажды утром я встала пораньше, налила в термос горячего чаю, завернула бутерброд, запаслась влажными салфетками и остатками антисептика, оделась и пошла за город.
Было пять утра, людей на улицах совсем мало, если не сказать, что вообще никого.
Я жила в том районе, который соседствовал с лесополосой. Здесь недалеко была река с пляжами, теряющаяся в хвойной полосе. Я шла туда.
Из-за карантина и того, что было еще достаточно холодно и рано, людей там не было вообще. Обойдя изгиб реки недалеко от закрытого торгового центра, я перешла по мостику и оказалась на другом берегу. Здесь был пляж, а немного дальше начиналась лесополоса. Сначала шли небольшие лиственные кусты, уже покрытые мелкими ярко-зелеными листиками, дальше переходившие в сосны, шумящие на ветру в десяти метрах над землей.
Здесь берег был пологим, но нерасчищенным от камыша и старых сосновых ветвей. Кто-то соорудил импровизированную лавку из поваленного ствола сосны на двух пеньках. Я уселась на дерево, достала термос и бутерброд, налила горячего чаю, над которым в прохладном утреннем воздухе густо поднимался пар.
Глубокий вдох и выдох. Я сняла маску и любовалась отблесками встающего солнца в мерно текущей воде.
Чай грел мне руки, бутерброд, как обычно, желудок, а звук и запах волнующейся над головой хвои - душу.
Точно так же я сидела три года назад там, в поселке. Тогда я была не одна и это была осень. Единственный раз в жизни я уговорила тогда еще будущего мужа встретить рассвет на озере. Даже удивительно, что он согласился - ведь обычно он спал до обеда.
Тогда я точно так же приготовила чай в термосе, два бутерброда, небольшую скатерть и мы отправились к озеру.
Утро было прохладное, но чувствовалось подбирающееся тепло. Мы спустились вниз к водному зеркалу, окруженному лесом со всех сторон, прошлись до другого берега и уселись на бетонный отбойник, положенный кем-то через дорогу, чтобы машины не подъезжали прямо к воде.
Пока я расстелила скатерть, разлила по чашкам чай и разложила бутерброды, уже взошло солнце и стало тепло.
Мы молча любовались бликами на воде, которую волновали отчаянно плывущие к нам утки. Я помню то чувство, растекающееся по всему моему телу и органам: спокойствие, уверенность, любовь ко всему вокруг и даже счастье… Мы сделали несколько фотографий, которые я позже удалила. Оставила только ту, где был термос на фоне озера.
Сейчас все было по-другому. Я была здесь одна, но не было грустных чувств. Пережевывая бутерброд с курицей, запивая его горячим чаем, я впитывала в себя красоту вселенной, звуки планеты и запахи хвои. На душе плотно сплелись два чувства, перетекающие одно в другое так незаметно: одиночество и умиротворение.
Как плохо, что нет никого, кто хотел бы так рано выйти со мной на эту прогулку.
Как хорошо, что нет никого, кто отказал бы мне в этой прогулке.
Я снова жила в нашем старом доме, будто не было этого года. Откуда-то слышался звук работающей мотокосы, в окна влетал теплый летний ветерок. Ее светлые красивые волосы развевались на этом ветру, закрывая мне глаза. Я слышала запах шампуня, оставшийся на них. Она казалась мне феей, появляющейся из ослепляющих лучей солнца.
Вскочив на кровати, я вытерла вспотевший лоб и приложила ладонь к груди, будто это движение могло помочь мне успокоить выскакивающее сердце.
Часы показывали два часа ночи. Зная, что мне больше не уснуть, я перебралась на коврик и уселась лицом к окну, сомкнув пятки и разведя колени. Спина приятно хрустнула и заныла.
Я не видела и не слышала Игнасио уже почти неделю, но в тот момент мне до боли в груди необходимо было просто посидеть с ним рядом.
“Забери меня” - написала я и отложила телефон.
“Выходи через пять минут” - тут же пришел ответ.
В какой момент жизни мы понимаем, что мы одиноки: когда впервые все друзья разъезжаются на лето, а ты остаешься один? Или когда впервые расстаешься с любимым человеком? Или сидя в два ночи на полу маленькой комнаты за сотни километров от дома?
Самые страшные виды одиночества - это одиночество в толпе и одиночество рядом с любимым человеком. Я знала оба.
Мы лежали в машине на откинутых сиденьях и смотрели через люк на звезды. Игнасио молча лежал на своем, я на своем. От него приятно пахло чем-то очень мужским, внушающим доверие. Запах какого-то дерева… В свете луны я смотрела на его профиль - он не брился несколько дней и на лице была заметна густая щетина. Зачем природа дает мужчинам длинные ресницы? Этого я никогда не понимала. Кадык выделялся над круглым вырезом свитера, уходящего под пальто.
- Что такое? - спросил он, поймав боковым зрением мой взгляд.
- Пытаюсь высмотреть в тебе изменения. - ответила я и перевела взгляд на звезды.
- И как успехи?
- Ты не брился несколько дней. Это все.
Игнасио ухмыльнулся.
- Как у тебя дела? - спросил он, по-прежнему не глядя на меня.
- Хорошо. А твои?
- Тоже хорошо.
Он молча поднял свое сидение и завел мотор. Через пятнадцать минут мы уже были в его квартире.
Переодевшись в пижамы, мы улеглись на кровать и включили телевизор. Игнасио пытался накормить меня, но я была не голодна. Мне просто хотелось, чтобы сейчас кто-то был рядом.
Он лег сзади и обнял меня, как делали только два человека: моя мама в детстве и бывший муж.
Впервые я почувствовала себя действительно одинокой рядом с бывшим мужем. Мы были рядом, но и не были. У каждого из нас была своя отдельная жизнь, пересекающаяся только на короткий промежуток времени. Иногда мы могли не разговаривать друг с другом целыми днями - у него была своя работа за компьютером, у меня - своя за моим компьютером и мы сидели в разных комнатах, занимаясь своими делами. Мы встречались на кухне три-четыре раза в сутки, чтобы покушать. Основную часть приема пищи он всегда с кем-то разговаривал по телефону или сидел в интернете.
Закончив все запланированные на день дела, я уходила смотреть телевизор. Я всегда засыпала одна. Каждую ночь я тонула во сне в одиночестве. Сны мои были беспокойными и недолгими. Я просыпалась рано, бывало, что и в четыре утра. Тогда я брала подушку и уходила в гостиную, где включала телевизор и смотрела его, пока не усну. Иногда это даже удавалось.
Я была одинока с ним и в больших компаниях. Я растворялась в его природном обаянии и умении приковать к себе взгляды и интерес других людей. Входя в комнату с новыми людьми, он устанавливал контакт всего за несколько минут и тут же становился душой компании. Я же так не могла. Мне всегда нужно было присмотреться к человеку хорошенько, пережить с ним пару-тройку приключений, ощутить его присутствие в своей жизни на протяжении нескольких недель, а то и месяцев прежде, чем я могла раскрыться. Да и то, я никогда не раскрывалась никому до конца.
Во время таких вечеринок я молча стояла в углу или сидела в каком-то свободном кресле, унывая от скуки, потягивая напиток, наблюдая за тем, как моя вторая половинка проводит чудесное время и с грустью вспоминая оставленный дома скетчбук или уютное кресло перед телевизором.
Живя под одной крышей, мы могли даже особо не встретиться в течение дня. Летом я пропадала в своем саду: я очень любила цветы и деревья и готова была тратить на них практически все свое время. Я уходила туда после завтрака и возвращалась перед ужином. За день я успевала покосить газон, прорвать траву между цветами, почистить пруд, удобрить и полить все цветы в земле и в кашпо, убрать во дворе, поиграть с собакой, постирать вещи и приготовить еду.
Но самое большое одиночество я испытала в наше последнее посещение молодежного хаба, в котором его нынешняя подруга была главной. Мы ездили туда уже около года - помогали с организацией досуга молодежи города, устраивали разные праздники и вечеринки. За год я знатно устала от всего этого, тем более, что особых успехов на этом поприще не было. Очень часто мы сидели там одной и той же компанией - неизменные десять человек, к которым редко кто присоединялся.
И вот в один из дней мы снова устраивали посиделки. Я знала, что снова будет скучно и поэтому взяла с собой карандаши и альбом. Целый вечер я сидела в кресле-мешке в углу и рисовала. Он ни разу за вечер ко мне не подошел. Все время он провел с ней. Они сидели на диване, они выходили на балкон. Они увлеченно о чем-то беседовали, низко склонившись друг к другу. Я наблюдала за ними и видела все. Я видела их чувства, видела тот огонь, которого никогда не было между нами с ним. В тот вечер я окончательно все поняла и почувствовала, что точка невозврата пройдена. Дальше уже ничего не будет и любые события будут разворачиваться только в одном направлении.
Мне тогда казалось, что все знают. Все знают, кроме меня. Все знают и думают: ну ты и дура! Мне захотелось бросить все и уйти, убежать куда глаза глядят, забрать свою собаку и кошку и бросить его одного в этом доме. Мне было так больно и так одиноко, что я просто не могла оторваться от своего альбома, не отваживалась поднять глаза и посмотреть на них еще раз, поэтому рисовала картинку за картинкой, не отрывая взгляда, целый вечер. У нас же был договор, он должен был обо всем мне сказать...
- Ты спишь? - теплое дыхание Игнасио коснулось моей шеи.
- Нет. - ответила я.
Мы перевернулись на спины и лежали рядом, не касаясь друг друга.
- Я тебе не мешаю? - вдруг спросила я, сама того не ожидая.
- Почему ты должна мне мешать, Аврора?
Я промолчала. Я и сама не знала как уточнить этот вопрос.
- Почему ты развелся?
Игнасио подбирал слова. Или вспоминал причины развода. Или просто не хотел говорить. В любом случае, он молчал очень долго и я уже думала, что он заснул.
Телевизор работал с приглушенным звуком. Он отбрасывал разноцветные тени на стены и потолок, в них плясали яркие пятна, превращающиеся в ночных призраков. Комната стала похожа на ночной аквариум - в слабой подсветке медленно плавают спящие рыбки, а где-то в углу мерно пускает пузыри воздушный компрессор.
- Она меня разлюбила. - внезапно ответил он и я вздрогнула от неожиданности, потому что уже была в полудреме.
- Как ты об этом узнал?
- Как и все узнают, наверное. Отношения начали портиться, много ссор, непониманий. А потом серьезный разговор и мой переезд из квартиры. А ты почему развелась?
- Хм… - я улыбнулась. - Он мне изменял, выставлял ревнивой шизофреничкой, а потом бросил.
- Прости…
- Все нормально. Я уже пережила это. Практически.
- Ты его сильно любила?
- Не в любви дело.
Я села и оперлась о стену спиной. Прохладная бетонная стена приятно чувствовалась телом.
- Дело в предательстве.
- Да, я понимаю… - Игнасио тяжело вздохнул и отблеск с экрана телевизора осветил одну часть его лица.
- Нет, не понимаешь. - я улыбнулась своим же словам. Насколько самоуверенной или эгоистичной надо быть, чтобы сказать такое другому человеку. Но это было так. - У нас был договор.
- Договор?
- Да. Мы заключили его в тот день, когда начали встречаться. Мы договорились, что если вдруг однажды кто-то из нас полюбит другого человека, то сразу скажем об этом. И он не сдержал слова. Видимо, он так и не узнал меня за девять лет, если думал, что я буду мешать их настоящей любви.
Мы снова молчали. беззвучный телевизор отбрасывал разноцветные блики на стены, потолок и на нас. Игнасио молча смотрел вверх, я - в противоположную стену. Там висел какой-то портрет. Но мое внимание было рассеяно и думала я тогда не о нем.
- С тобой не соскучишься, Аврора. - вдруг сказал он.
- Почему?
- Ты заключаешь договоры с любимым человеком, ты странная...
Я пожала плечами. Это не впервые я слышала такие слова.
- Что странного в честности? Разве быть честным и просить того же взамен - это странно?
- Ты пытаешься оградить себя от душевной боли. Честным людям тяжело.
- Я знаю. - мне стало смешно и я рассмеялась. - Давай выпьем? Хочу выпить из чашек. Дай мне свою самую нелюбимую чашку.
- Зачем тебе самая нелюбимая?
- Она соскучилась по ласке.
Что, если я больше никогда не увижу родителей? Вдруг я уже заразилась и где-то внутри меня растет и набирается сил смертельный вирус? Вдруг этот карантин не закончится никогда я больше ни разу в жизни не увижу маму и папу, не услышу их голосов не почувствую тепло их объятий?
От этой мысли похолодело в груди. Мне срочно нужно встать, пройтись, что-то посмотреть, послушать, съесть или выпить. Нужно отвлечься.
- Алло, мам? Как у вас дела?
Я откинулась на свою кровать. Я проснулась больше двух часов назад, но до сих пор не застелила постель. В тот день мне хотелось побыть неряхой - не класть вещи на свои места, валяться в кровати до обеда, не мыть посуду сразу же после еды. Я лежала на спине, смотрела в потолок и разговаривала с мамой по телефону. Не знала о чем говорить, но так приятно было слышать ее голос около моего уха. Как здоровье, как там папа? Стандартные вопросы.
Я представляла, как она разговаривает со мной, сидя в кресле напротив телевизора. Папа уже ушел на работу, а она готовилась к выходу в огород - выпила таблетки от болей в колене, натянула фиксирующий бандаж на сустав и рассматривала семена огурцов, надев очки на кончик носа.
В доме пахло гренками. Или блинчиками. Моя кошка, которую я забрала из того дома, теперь жила у них. Раньше нелюдимая, она теперь выходила на улицу и любила бегать по саду и сидеть у мамы на руках.
И мне очень хотелось вернуться туда, вычеркнуть из жизни эти годы, прожитые впустую, пойти другим путем.
Но разве такое возможно?
Продолжение следует...