Каждый край имеет свои особенности в отношении уклада народной жизни, традиций и обычаев. Не исключение и край Орловский, которому принадлежит город Болхов.
Но интересно, что этот небольшой уездный город имел свой, только ему свойственный колорит, как говорили раньше, «физиономию», что запечатлелось в отзывах окрестного населения, шутках и поговорках, местных преданиях, героями которых были болховчане.
Две главные черты, которые выделяли болховчан на общем фоне - благочестие и «своемерство», какое-то особое высокомерие жителей города, за что закрепилось за ними прозвание «дулебов». В этом понятии заключались недалекость, упрямство, самоуверенность. Слово «дулебы», как полагают, происходит от названия племени, обитавшего в этих краях, владения их именовались «Дулебией». Позже понятие «дулебы» обрело оценочный характер.
Вот как определяет его болховский бытописатель Т. А. Мартемьянов, оставивший подробные очерки о бытовом укладе болховчан конца XIX в.: «невежество не простое, но горделивое, надменное, щеголявшее своею жалкою ученостью "на медные гроши"; грубоватость, преувеличенное поклонение, на китайский манер, всему своему, столь же сильное презрение ко всему чужому, не местному... Умственное достоинство типичный болховитянин ценит на "рубли": рубль - ум, два рубля - два ума, а три - так совсем разумный человек", - гласит популярная болховская поговорка. И, замечательно, этот своеобразный "умомер" и доселе весьма распространен в Болхове...» .
Но за этими нелицеприятными для болховичей характеристиками и оценками скрывается и другая черта - патриархальный уклад жизни, нелегко поддающийся каким-либо нововведениям, благодаря чему сохранялось благочестие, приверженность вере, попечение о благолепии храмов, которых в Болхове было гораздо больше, чем в других уездных городах, даже более крупных. Сохранился отзыв о болховчанах середины XIX в. - Преосвященного Смарагда, епископа Орловского и Севского: «Редкий по благочестию город. Примерные чада церкви...» Но и это благочестие сочеталось с самыми неожиданными предрассудками, ставшими неколебимым местным обычаем. Так, преп. Макарию (Глухареву) пришлось бороться со странным для благочестивого города обычаем местных девушек не посещать храм Божий из боязни прослыть «Христовыми невестами».
Особенно любопытны были свадебные обычаи. Свадьбе предшествовал ритуал знакомства: «Болховский флирт и поныне свершается, по древнему обычаю, под открытым небом, на улицах. Молодежь собирается, для этой цели, вечерами на поседки. Места собраний - лавочки, устраиваемые заботливыми родителями для дочек-невест у своих домов. "Старосветские" богатые граждане делают их с навесом, украшают резьбой. Ходят сюда один-два "чистых" кавалера. Но этот тип поседок быстро вымирает.
Большую живучесть обнаруживают огульные "вальяжи", распространенные в кругу небогатого населения. Они в особенности процветают на городских окраинах и в подгородних слободах. Обстановка тут самая скромная и состоит из простой длинной деревянной скамейки, которою "пользуются" девушки чуть не целого квартала»
«Смерклось. Барышни, принарядившись, высыпают на улицу, чинно садятся на лавочки, попевают вполголоса какую-нибудь песню или лущат семечки. Кавалеров еще нет. Они появляются позже, когда обыватели улягутся спать. Лишь только стемнеет - опустевшие улицы то тут, то там оглашаются песнями и звуками гармоники. <...> Отправляются молодцы не в одиночку, а группами в 5-10 человек. Недалеко от намеченной лавочки партии останавливаются и легким кашлем оповещают девушек о своем желании повальяжничать с ними <...>
Начинается вальяж. Сперва разговор плохо клеится, бесцельно перебирается городское "новенькое", местные сплетни. Мало-помалу беседа принимает более задушевный характер ... Расторопные кавалеры, кстати, испытывают "характер" своих дульциней. Способы испытаний незатейливые, первобытные... Галантный молодец нечаянно как бы чихает прямо в лицо своей зазнобе <...>, иногда пребольно щиплет "предмет" <...>
Щелчок подруге в нос значит "весь твой", утрет кавалер свой нос ее платочком - то же, стащит ли колечко на "память" - равносильно намеку на некоторое неравнодушие».
На «поседках» и «вальяжах» в большом ходу были песни и куплеты. Т. А. Мартемьянов сохранил в своем описании нехитрый репертуар этого народного развлечения: «Поются еще пресловутая "Барыня", конечно, не везде и сравнительно в приличном виде, - песня "О разбойнике Чуркине"; "Вишня", "Талисман" Пушкина, даже "Выхожу один я на дорогу" Лермонтова также проникли в "вальяжный" репертуар последнего времени. Наряду с песнями лет с пятнадцать-двадцать сильно распространились куплеты преимущественно двустишные, завезенные молодцами с чужой стороны и фабрикуемые по этим образцам домашними "подражателями" с бессмысленным припевом: Их-ох, их-ох-ох-ох-о, о!».
А вот еще один обычай того времени: «На поседках принято еще "клянчить" у барышень колечки и носовые платочки "на память". Количеством этих сувениров измеряются сердечные успехи молодцов. Отсюда понятно стремление последних иметь их побольше. Счастливчики на этом поприще сильно преуспевают и обращают даже "клянченье" в своего рода промысел; они успевают за ночь посетить несколько "поседок", собирая всюду обильную дань. У девушек всегда при себе большой запас для уплаты этого "налога" сердцеедам.
Приведем описание свадебного обряда: «При браках в Болхове властной родительской воле отводится еще очень важная роль. Родительский выбор обязателен для молодежи. Правда, молодежь все более и более проникается сознанием и своего права в этом отношении, требует уже внимания к своим желаниям; но "общественное мнение" не одобряет этого новшества, не поддерживает его, и "родительская власть" может еще рассчитывать на порядочное долголетие. При выборе невесты обращается большое внимание на "породу"; наравне с нею, если не выше, ценится и приданое. Приданое обязательно даже у последних бедняков. Почти всякая девушка несет в новую семью жемчуг. Жемчуг - это родовое женское достояние; оно переходит из поколения в поколение, дробясь между дочерьми по удельной системе. Как украшение - его употребляют на серьги, ожерелья и на головной убор.
Опомолвке подруги невесты оповещают околоток торжественным боем в медный таз. Этот оригинальный набат, преследуемый полицией, производится на улицах. Свобода невесты со дня помолвки подвергается некоторым ограничениям: так, ей возбраняется бывать на вальяжах, любезничать с молодцами "постороннего ведомства". В вознаграждение за столь крупное лишение жених обязан посещать ее до брака чуть ли не ежедневно. С пустыми руками визиты не практикуются. Жениху, по обычаю, надо презентовать своей избраннице конфекты, пряности, духи, помаду и т.п.
Накануне венчания постель невесты торжественно перевозится в дом жениха; смотреть ее в тот же день собираются кумушки всего околотка - это не возбраняется. В день венчания пир у молодого идет без тещи; на следующий же день у молодых бывает последняя пирушка, с участием тещи; ее, с разными церемониями, приглашает сам зять. Есть обыкновение, чтобы после пира зять кланялся ей в ноги, в благодарность за хорошее "девичье поведение" жены; практикуется также вслед за пиром избиение сватьюшками недорогой посуды: горшков, кувшинов и проч. о стены спальни новобрачных.
В заключение свадьбы - пресловутая "баня". Новобрачных отправляют в настоящую баню, которая для читателей неинтересна. Гораздо занимательнее уличная "пародия" на баню, устраиваемая нередко гостями; в ней участвуют преимущественно женщины, наряженные в мужские костюмы. Процессия сопровождается "тазовою музыкою", а иногда и музыкантами; сваха, впереди, с помелом в руках, отхватывает трепака; прочие участницы также от времени до времени поют и пляшут, - и все это делается на ходу. Вереницы мальчишек и девочек тянутся во хвосте "бани" в качестве зрителей. Пройдя две-три улицы, все расходятся по домам - свадьба кончена.
