Берега. Роман- летопись.
Прошёл почти год, как её не стало, но тишина и спокойствие, которое я чувствовал рядом с ней с самого рождения, не оставляют теперь меня ни на минуту. Будто она рядом и никогда не умирала. Эта тишина и как бы лёгкая отрешённость заставили меня оставить работу, сменить номер телефона, удалить все аккаунты в соц. сетях - и вот сейчас я за рулём выезжаю из Минска по трассе М1, чтобы навестить её.
Так она и попросила в последнем разговоре: «Навещай меня, внучек, когда умру». Я отшутился тогда и сказал, что, мол, разменяв девятый десяток, можно предположить, милая бабуля, что смерть просто забыла о тебе. А на следующий день её не стало. Я не мог поверить и принять это, и с огромным трудом заставил себя приехать на похороны.
Она была сложна и проста одновременно, открыта и таинственна. Молчалива и в тоже время приветлива. В деревне её уважали и боялись, называли колдуньей, хотя она никогда никого не лечила, не заговаривала. Бабушка была набожной и очень внимательной к тому, что мы называем внутренним миром. Если она и стала кому- то понятной, так это мне, и только по той большой любви к её единственному внуку.
Когда я забирал ее к себе холодными и ветреными зимами, которыми так славится Новогрудчина, то по дороге в Минск она очень часто просила остановиться, и по несколько минут просто стояла в лесу на обочине - то ли слушала что- то, то ли высматривала то, что видит и понимает лишь она: Щорсы, Кореличи, Мир, мост через Неман...Я не удивлялся, просто делал, как она просит. Значит так надо. Я не удивился, когда впервые в Минске она пошла в универсам «Серебрянка», а я тайком шёл за ней, чтобы не заблудилась. Она подошла к забулдыге, сидевшему на ступеньках, что-то прошептала ему на ухо, и тот в следующее мгновение громко сказал: «Прости меня», - и побежал куда-то...Я спросил у неё после об этом, куда так стремительно дёрнул мужик, а она просто улыбнулась внутрь себя и негромко сказала: «Домой, к жене и детям...»
***
-Стой! Санька, стой! - крикнула мне бабушка.
Я остановился как вкопанный, что-то холодными крыльями ударило по щекам, от дерева к дереву полетели тени, к горлу подкатил ком и я заплакал, заревел взахлёб, не в состоянии двинуться с места.
-Ой дурень, миленьки мой, ну куды ж ты паперся?! - Я ж казала табе, не хади у гэту сторану.
Бабушка схватила меня в охапку, быстро сдёрнула с головы пуховой платок и накрыла меня сверху, до этого я никогда не видел бабушку без платка. Она быстро залепетала Трисвятое, а я стоял и плакал. Она прижимала меня руками к животу, и такое тепло и спокойствие наполнили меня...
-Бабушка, а что это было?- спросил я через несколько минут. Её глаза куда то смотрели через деревья.
-Ужас, родненький, чужой и старый ужас.
- А кто это Ужас и почему он старый? Бабушка улыбнулась, погладила меня по голове, чмокнула в лоб сухими губами.
- По кочану! Только запомни: пока мал, без меня на эту сторону дороги не ходи.
- А когда вырасту?- смотрел я на неё снизу вверх.
- Ну когда вырастешь, тогда и решишь, ходить тебе туда или нет. А пока не ходи. Идем, я знаю, где черники много.
***
Теперь, проезжая эти места, я сам останавливаюсь, выхожу из машины и стою там же и пытаюсь понять, услышать или увидеть то, что слышала и видела здесь она. Трасса не меняется с момента её строительства, лишь деревья становятся выше, заправок и гостиниц больше, да и покрытие лучше, а так всё то же самое. Если в Минске за день на светофорах в разных концах города можно встретить знакомых в соседних машинах, то М1 - это такой межгалактический тоннель, путь из «варяг в греки», поэтому и мысли на этой трассе такие «межгалактические».
Что дальше? Меня зовут Александр Пашин, мне 47 лет, я военврач, пенсионер. Свой домик возле деревенского кладбища бабушка оставила мне в наследство, и с этим надо что-то делать. О том, чтобы продать его, не может быть и речи, но и запускать его я не хочу. Жена заикнулась было продать, места-то заповедные, но быстренько стушевалась, зная моё отношение к бабушке. Вопрос этот мы больше не поднимали. Решили: пусть будет дача, а там посмотрим.
