Он нёс её, завернув в одеяло, по песку, по гальке, нёс так бережно, как будто бы это было что-то ценное.
«Да, я расстроилась! Ещё бы, выкладывает фотографии всякие. Конечно же я расстроилась! Нет, мне не обидно, но я расстроена...». Вглядываясь в тёмное и бесконечно звездное небо, размышляла она.
Послышались шаги, кто-то негромко окликнул. Затаив дыхание она продолжила лежать, всем телом вжимаясь в лавку, чтобы её не заметили.
– Картошку взяли, средство для розжига тоже, куда она делась?
....
– Я не пойду! – буркнула она.
Все остановились.
– Идите, мы подойдём, – с этими словами он направился к скамейке. – Что случилось, пять минут назад ты же собираюсь?
Поразмыслив пару секунд, поняла, что отвечать бесполезно: она и сама не могла понять, что случилось.
Он подошёл ближе к лавочке, взялся за концы шерстяного одеяла, на котором она лежала, поднял и запрокинул её на плечи.
– Значит пойдём так.
Какое-то время он нёс её таким образом по берегу пляжа, нёс так бережно, что ей непременно надо было сказать, что дальше она дойдёт сама.
Костёр тихо потрескивал, картошка запеклась и была съедена. Звёзды светили так ярко, что казалось, будто небо накрывает своим блестящим покрывалом с пайетками всех, кто сидел этой ночью у костра.
Он подсел к ней на бревно.
– Слушай, какая песня есть! – С этими словами он начал играть незатейливый мотив, что-то мурлыча себе под нос.
Затем песни сменились на более знакомые, все стали подпевать. Ночь уставшими движениями сворачивала своё блестящее покрывало, и как пайетки падают с материала и остаются одиноко поблескивать на полу, так и звёзды кое-где оставались мерцать на небе.
А она все всматривалась в звёзды, впитывала в себя каждую ноту, сыгранную на гитаре, жалко вдыхала воздух, который окутывал их и все смотрела и смотрела на угасающие звёзды, как будто знала, что больше такое никогда не повторится.
И потом, много лет спустя она будет так же смотреть в звездное небо, находить те самые звёзды и думать, что где-то там ему точно хорошо.
И потом они обязательно встретятся.