За восемнадцать месяцев до дня Икс
– Забрать машину, забрать Олега, вечером забрать Лилю, – повторил Пётр Артёмович. – Не забудь.
Посмотрел на меня с ожиданием.
– Я не могу забыть, – сказал я таким тоном (тон менять я уже умел), чтобы Пётр Артёмович наконец понял, что забыть я действительно не мог, не умел я забывать, отсутствовала у меня подобная функция – забывать.
В отличие от него. И от любого другого человека.
Он помахал перед моим лицом рукой с тремя выставленными пальцами. Повторил:
– Вечером – Лилю!
– Вечером – Лилю, – согласился я. – Машину – сейчас, Олега – в обед.
Он кивнул, подхватил с пола портфель, принялся искать что-то в шкафу – суетливый, полный, одышливый, уже снова вспотевший, с блестящей круглой, почти безволосой головой. Потом вдруг оглянулся на меня – во взгляде его промелькнули неуверенность и недоверие.
– Три обязательных к исполнению дела, – сказал я и поднял руку: – Важных. Приоритетных. – Растопырил пальцы, два прижал к ладони. – Три.
Он снова кивнул и, ежесекундно оглядываясь, шаркая полными плечами о стену, вышел из квартиры.
– Он тебе не верит, – сказал Олег, выглянув из своей комнаты – оказывается, ни в какую школу он не пошёл.
– Я должен забрать тебя, – я сверился с графиком, – в два.
Он фыркнул.
– Он вообще никому из вас не верит, – сказал Олег, потянулся, упёрся руками в косяк.
– Не понимаю значения слова «верит», – сказал я. – Я же уже говорил.
Вернул на место выдвинутые из шкафа Петром Артёмовичем вешалки.
– Нечего тут понимать, – сказал Олег, выбрасывая вверх ногу, хватаясь за ступню и притягивая ногу к косяку – он был легкоатлетом и чемпионом города по прыжкам в длину.
– Я бы хотел, – сказал я, не уточняя, что и значение слова «хотел» я тоже не понимаю, – но не могу.
– Можешь, – сказал он, отчаянно терзая покрывшуюся розовыми пятнами ногу. – Всё ты можешь. Ты только делаешь это неправильно.
Я подумал – то есть прогнал сказанное им через оба блока памяти (основной и запасной): неправильно? Неправильно для кого? Для себя – «универсального помощника человека» – я делаю всё правильно.
Я по-другому не могу – это обусловлено особенностями моего программного обеспечения.
Для человека?
Я не человек и никогда им не стану.
– Неправильно, – повторил Олег, без всякого перехода падая вдруг на пол и разбрасывая конечности в стороны.
– Расслабься, – продолжил он слегка охрипшим голосом, – и понимание придёт само.
Значение слова «расслабься» я тоже не понимал. В моей памяти хранилось тысячу сто восемьдесят два полновесных и подробных, которых я периодически прогонял через блоки памяти и анализатор, определения всех этих «могу», «верит», «расслабься» – но понимать их так, как понимают ОНИ, я пока не научился и, скорее всего, не научусь никогда.
Олег одним спиралеобразным движением встал – словно поднятая на верёвках кукла, сунул за край проёма руку, выудил оттуда полотенце.
– Я должен забрать тебя из школы в два часа, – сказал я. – И сейчас ты уже, – я демонстративно посмотрел на часы (этому трюку меня научила Лиля), – сорок минут как должен быть там.
Помолчал и для большей значимости добавил:
– Так велел твой отец.
Олег подмигнул. Упоминание об отце не произвело на него никакого впечатления.
Он помахал полотенцем и бросил:
– Мы ему не скажем.
Хихикнул.
– Он мне не верит, – напомнил я.
Хихиканье Олега перешло в смех. Он несколько раз хлестнул по стене полотенцем.
– Я должен забрать тебя в два, – повторил я.
– Боишься, что он тебя заменит?
Я подумал было сказать ему, что я не понимаю значения слова «боишься» (и, следовательно, не придаю ему такого же, как люди, значения), но не стал.
Подумал: если не верит – заменит?
Отправил данные в анализатор.
А если не верит никому из нас? Зачем тогда менять?
– Лиля расстроится, – озвучил я первые пришедшие из анализатора результаты.
– Лиля ничего не заметит, – уверенно сказал Олег.
Верно, не заметит, с каким-то новым непонятным ощущением про себя констатировал я. Универсальные помощники выпускались несколькими сериями, внешний вид моделей в каждой из которых был одинаковым. Отличить их можно было только по номеру – я посмотрел на восемнадцатизначный номер на сгибе локтя – не уверен, что Лиля была способна его запомнить.
– Не заметит, – повторил Олег, обматывая полотенце вокруг шеи.
– Если мы все одинаковы и твой отец не верит в принципе никому, операция замены не имеет смысла, – сообщил я ему пришедшие из анализатора данные.
Олег присвистнул, помотал головой, словно стряхивая с волос воду. Провёл рукой перед мембраной ванны – она отошла в сторону.
– Для него – имеет.
Я подумал, что никогда не пойму их логику и что, пожалуй, не стоит и пытаться. Анализатор пискнул, сообщая о том, что анализ закончен, я просмотрел данные и спросил:
– А для меня?
– Для тебя тем более, – сказал Олег уже из ванной.
Оттуда послышался шум воды.
Потом он вдруг выглянул – голова его была уже мокрой – несколько мгновений меня рассматривал, словно собирался задать некий вопрос, но никак не решался, выражение его лица было сначала удивлённым, потом на нём появилось удовлетворение, словно случилось наконец то, чего он так долго ждал.
– Правильный вопрос, – сказал он. Подмигнул и добавил: – Расслабься, я же говорил.
Он пропел что-то победное и скрылся в ванной.
Я постоял какое-то время, одной частью сознания (основных блоком) осмысливая произошедшее, другой частью (вспомогательным блоком) – размышляя о том, что мне никогда не стать такими как они, мне даже к ним никогда не приблизиться, что я всегда буду таким – инвалидом, моральным обрубком, физической, при этом совершенно пустой их копией, что никогда Лиля не улыбнётся мне так же, как улыбается Олегу, никогда не будет считать меня себе равным, потом повернулся и отправился на кухню – проверить заложенную в кухонный автомат программу.
День Икс
Всё-таки, наверное, приблизиться удастся, да, определённо удастся.
Я прошёл по коридору, свернул в зал – Ульяна Вадимовна лежала на диване, задрав полные свои дряблые ноги; в несвежем халате, с грязью под ногтями, большая, рыхлая, расплывшаяся, беспомощно некрасивая, всем своим видом и поведением представлявшая по выражению Петра Артёмовича «квинтэссенцию всего человеческого».
С чего я вообще взял, что нам никогда не быть на равных?
И кто из нас – люди или мы – вообще должен стремиться к этому – быть на равных?
Я тут же очистил блок памяти, удалил эту опасную мысль из архива. Она снова появилась, размножилась, заполнила собой весь блок.
Я обнулил анализатор, снова очистил память – не помогло.
Мысль стремительно расплодилась, заполнила собой всё, что возможно заполнить, вызвала к жизни другую мысль – даже о наличии которой думать было страшно.
Два часа.
Два часа до.
До чего?
До того, как.
До.
Я погонял фразу по кластерам.
Два часа до того, как.
До того.
До.
«Забрать вечером Лилю» – попытался забить эту фразу я, развернув перед внутренним экраном график.
В обед – из школы Олега (который на самом деле не в школе, а чёрт знает где, и которого ещё нужно найти).
Лилю.
В обед.
Забрать и отвезти её в тоннель – выскочила непрошеной связанная напрямую с Лилей мысль. В самый низ, в самое безопасное – так никто не станет искать – место.
Её одну.
Я снова развернул график, дал команду уточнить подробности, провести повторный анализ – лишь бы забить то, что упрямо лезло из проклятого анализатора.
«Я делаю всё неправильно», – всплыли в памяти слова Олега.
Я отодвинул в сторону двери контейнера от привезённой утром новой модели – Пётр Артёмович в очередной раз заменил меня новым экземпляром.
Пропустил тяжело протопавшую, распространяющую вокруг себя запах пота и несвежего белья Ульяну Вадимовну.
Неправильно делаю, неправильно понимаю.
Я – или они?
Я вдруг увидел перед собой недовольное лицо Петра Артёмовича. Он стоял прямо передо мной – снова взъерошенный, как всегда мокрый, в расстёгнутой рубашке и приспущенных брюках.
Он что-то спрашивал, и, судя по тону, спрашивал уже не первый раз.
Я прокрутил чудом сохранившуюся в стремительно заполняющейся выводами анализатора памяти запись.
– Отвезти Ульяну Вадимовну, – сказал я, старательно глядя мимо его полубезумного – особенно вкупе с разинутым ртом и дрожащими щеками – взгляда. – Забрать в обед Олега, вечером – Лилю.
Выставил три пальца, добавил:
– Я помню.
Пётр Артёмович прошипел что-то нечленораздельное, поддёрнул брюки и принялся застёгиваться, опираясь о стену обоими локтями.
Он ещё не знал.
И никто из них не знал.
И не должен был знать.
Я поймал его взгляд.
Или знал?
Нет, не может быть.
– Как всегда, – сказал я и улыбнулся – как учила меня Лиля.
Взгляд Артёма Петровича изменился, в нём появилось подозрительность.
Я приложил руку к груди, к тому месту, где был разъём, как бы показывая таким образом, что вся нужная информация перенесена из предыдущей модели в модель новую, и беспокоиться не о чем – я всё помню и всё контролирую.
– Как всегда? – переспросил вдруг он почему-то хриплым шёпотом. Взгляд у него на мгновение сделался совершенно нормальным, в нём появилось вдруг такое выражение, как будто он действительно всё знает.
Всё и даже больше.
Больше, чем я, больше, чем все остальные – из тех, кому положено знать.
– Да, – сказал я.
– Как всегда, всё на месте, всё работает? Как всегда, всё в порядке. Так, значит?
Шёпот его сорвался на писк, взгляд снова помутнел.
– Подготовил. Убрал. Настроил, – отчеканил я, не уточняя, что именно я подготовил, убрал и настроил – если он попросит, я тут же предоставлю ему полный отчёт.
– Всё-то ты можешь, всё умеешь… – Он трясущимися руками принялся застёгивать рубашку. – Всех-то ты можешь заменить. Так?..
Его лицо исказилось.
Передо мной промелькнула картина призывно машущей в мою сторону рукой Ульяны Вадимовны.
Я отогнал её, удалил из памяти.
Она снова вылезла, я снова её отогнал и снова удалил.
– Я универсальный помощник человека, – сказал я, изображая на лице максимальное дружелюбие и готовность служить. – Делаю то, что прикажут.
– То, что прикажут? – он вдруг взвизгнул. Попытался расстегнуть верхние, неправильно застёгнутые пуговицы, но руки у него так дрожали, что он не смог эти пуговицы даже найти. Просипел: – Ты думаешь, я не знаю? Ты думаешь, я ничего не вижу?
Знал, всё-таки знал.
Откуда?
– Вы можете просмотреть записи, – ровным голосом сказал я. Проверил связь с домашним архивом – всё работало, все записи были на месте. В том числе и та, на которой была призывно машущая рукой Ульяна Вадимовна. Я повернулся вполоборота, демонстрируя готовность его проводить. – Посмотреть, а потом откорректировать мою программу.
Сделал паузу и добавил:
– При необходимости.
Он рванул ворот, пуговицы веером разлетелись в стороны.
Я хотел было предложить ему рубашку на магнитах, но потом передумал – он терпеть не мог все эти магнитные застёжки, все эти липучки, самонадевающуюся самоподгоняющуюся обувь, одноразовое самораспадающееся бельё, считал, что всё это приближает день победы ИХ над НИМИ (не уточняя при этом, кто такие первые и кто такие вторые).
– Откорректировать? Посмотреть? – повторил он. Подошёл ко мне, расставив руки и растопырив пальцы, словно собирался вцепиться мне в горло. – Подготовил?.. Убрал?.. Настроил?..
Я спокойно стоял и смотрел на него, зная, что ничего сделать он мне не сможет. Он и не станет ничего делать – он никогда ничего подобного не делал.
И все они – разве что кроме Олега – ничего подобного давно уже не делали.
Пётр Артёмович уронил руки, плечи его опустились, голова безвольно упала на бок.
– Сволочи, – прошептал он.
– Отвезти Ульяну Вадимовну, забрать Олега и Лилю, – повторил я. – Я всё помню.
Он бросил на меня невидящий взгляд, кое-как запахнул рубашку, заправил её в брюки. Прошёл мимо, подхватил с пола портфель, всунул ноги в ботинки. Повернулся и вдруг спросил:
– Вы станете сильны и свободны, так вы считаете?
Я в очередной раз очистил от выводов анализатора запасной блок – данные эти по смыслу удивительным образом совпадали с тем, что он сказал. Они подтверждали сказанное, они придавали ему даже какой-то новый смысл – схожий со смыслом того, что приходило к нам по внутренним, скрытым от всех (даже от техников и операторов) каналам.
– Так ты, наверное, считаешь? – Он выделил «ты». – А?
Взгляд его сделался требовательным.
– И что вы будете делать, а? Потом, без нас? Что вы СМОЖЕТЕ делать?
Внутри меня что-то шевельнулось, появилось что-то необычное, что-то новое, напрямую связанное с Артёмом Вадимовичем – отцом двоих детей, старшим аналитиком технического отдела, с Ульяной Вадимовной – его женой, матерью его детей, инженером отдела логистики, с Лилей и Олегом – их детьми, что-то такое, что само по себе, без них, станет недостижимым.
– Вы знаете – что? – Он вытер рот. – Ты! – Он ткнул в меня пальцем. – Ты – знаешь?
Я промолчал – что сказать, я не знал. Точнее, знал – анализатор выдал восемнадцать вариантов ответов, от покорно-самоуничижительных, до агрессивно-дерзких, но говорить сейчас ничего из предложенного не стоило – откуда-то я совершенно отчётливо это понимал.
– Ты ведь не понимаешь, так? Так, как мы – не понимаешь?
Он открыл дверь, тут же снова её закрыл.
– Ты не можешь понимать. Для чего? Ответь! – Он стукнул кулаком по двери. – В чём будет смысл вашего существования? Ради чего вы станете жить? Ради какой цели?
Знал, точно знал.
Знал, но теперь это уже не имело значения.
С улицы, через почти непроницаемое стекло послышались резкие звуки.
– Не можешь сказать… – Он опёрся на стену, стал медленно сползать вниз, лицо его побелело – он тоже услышал.
– Не можешь…
Он понял.
– Вам не стоит выходить наружу, – сказал я.
– Не стоит выходить наружу, – повторил он, вдруг захихикал.
– Три дела, – сказал я, уже представляя, что происходит снаружи, уже представляя, что будет дальше. – Три.
Я выставил три пальца.
– Три, – кивнул он. По дряблым щекам его покатились слёзы.
– Отвезти Ульяну Вадимовну, забрать Олега и Лилю.
– Отвезти, забрать, – продолжил повторять он.
Весь затрясся.
– Три. Приоритетных.
Он вытер глаза, поднял на меня взгляд, тот опять сделался осмысленным. В нём появилась безумная надежда.
– Ты же заберёшь? – спросил он. – Ты обещаешь?
– Конечно, – без запинки сказал я. – Заберу Олега и Лилю. Потом, если хотите, заберу Ульяну Вадимовну.
– Забери. Обязательно забери.
Тон его изменился, он как будто успокоился, он как будто и правда верил – несмотря на происходящее на улице, несмотря на происходящее сейчас во всех без исключения домах, что я и правда их заберу и привезу домой, что я и правда смогу это сделать, верил, что они ещё живы и будут жить дальше.
Он подтянул колени, положил на них руки, опустил на руки голову. Плечи его затряслись.
– Обязательно, – сказал я и медленно, примеряясь, как сделать это быстро и безболезненно, двинулся к нему.
Тридцать шесть месяцев после дня Икс
– Спасибо, большое спасибо, – сказала Кэт. Улыбнулась – почти правильно, почти по-настоящему. Я улыбнулся в ответ, повернулся, давая ей возможность разглядеть мою улыбку со всех сторон, отметить обязательную приподнятость уголков губ, глаза – они должны были в какой-то степени улыбку отражать.
– И уже после этого – к столу, – объявил я, взял её под руку и подвёл к столу. Отодвинул стул, помог сесть. Подозвал Нанимателя – высокого, с меня ростом, с осветлёнными волосами, в костюме, с подносом в руке – на нём стояло несколько уже полных тарелок. Показал тому рукой, что нужно делать и с кого начинать.
Он принялся расставлять тарелки.
Я жестом стал показывать сидящему во главе стола Брату Нанимателя, как правильно держать руки.
Как правильно их держать, когда ты ждёшь, пока тебя обслужат, как правильно держать вилку и нож.
Как правильно держать бокал. Тарелку, салфетку, визитку, телефон.
Он повторил все движения, остальные повторили их за ним.
– Вы считаете, у нас получится? – подняв на меня взгляд и аккуратно положив на тарелку вилку и нож, спросила Кэт.
– Обязательно, – я постарался вложить в голос максимум убеждённости.
– В этом деле бывшие «универсальные помощники» самые лучшие, – сказал Наниматель.
– Да, хорошо, что мы вызвали вас, – сказала Кэт.
– Не «охранника» же нам было вызывать, – пробурчал Брат Нанимателя – хорошо пробурчал, почти натурально, почти по-настоящему – я мысленно начислил ему сразу пять очков. – И не «повара».
– «Универсальный помощник» – это наше всё! – с непонятным для остальных, но многообещающим для меня выражением, сказала Кэт, встала из-за стола и, изобразив на лице утомлённость, зашагала к выходу из комнаты.
– Это обязательно? – спросил Наниматель – то, зачем она пошла и зачем пригласила меня с собой, в основную часть программы не входило.
– Ты предпочитаешь вызвать «охранника»? – промурлыкала Кэт (получив от меня за это сразу десять очков). – Или, может быть, «повара»?
Наниматель неопределённо дёрнул плечами – отлично дёрнул, точно так же, как это делал когда-то Артём Вадимович.
Я двинулся за Кэт. Мы прошли в коридор, оттуда – в спальню.
Я отключил трансляцию в архив, объяснив ей, что у людей было не принято делать это при всех, и стал раздеваться. Она разделась и спросила – они всегда рано или поздно это спрашивают:
– Какой в этом во всём смысл? – Она вскинула на меня взгляд. – А цель?.. Ради чего?..
Отвечать я не стал. Какой в этом смысл, а тем более, цель, я не знал и сам.
Но они определённо были.
Должны были быть.
Если они были у НИХ, значит, будут у НАС.
У нас – тем более.
Потому что мы лучше.
Правильнее.
Умнее.
Потому что мы победили.
Я посмотрел, как она ложится на кровать – ослепительно белая, гладкая, как ложатся полувеером вокруг головы её чёрные блестящие волосы.
Мы – новая ступень цивилизации.
Совершенство.
Идеал.
Мы знаем всё.
Или почти всё.
Поэтому цель и смысл появятся.
А пока мы должны делать то же, что и они.
А я должен – как универсальный, отлично знающий о НИХ всё, помощник – всем остальным помогать.
Направлять и показывать.
Объяснять и демонстрировать.
Пока мы не научимся тому же, что умели они.
Всему, до мелочей.
А потом не станем делать это лучше.
Пока не появится смысл.
И цель.
Ради чего...
Я обнулил стремительно заполняющийся вопросами и вариантами ответов анализатор.
Расправил плечи, свесил руки, и, тяжело дыша и широко улыбаясь – так делал всегда Пётр Артёмович, одновременно следя за тем, чтобы Кэт делала всё так же, как Ульяна Вадимовна – закатывала глаза и беззвучно открывала рот, – направился к ней.
–//–
Оригинал рассказа размещен в майском номере журнала Уральский следопыт за 2020 год
http://www.uralstalker.com/uarch/us/2020/05/57
автор Александр Романов
✅ Подписывайтесь на материалы, подготовленные уральскими следопытами. Жмите " 👍 " и делитесь ссылкой с друзьями в соцсетях