У Распутина были не только фанатичные обожатели, но и ярые противники.
То, что в основе антираспутинской истерии лежало коллективное безумие всей образованной России последних предреволюционных лет, невольно признавали сами герои тех далёких событий.
«Патриотические цели»
Вот, например, как оценил политические последствия убийства Григория Распутина в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года группой «идейных монархистов» экс-председатель IV Думы Михаил Родзянко (к слову, лично их вдохновлявший на «подвиг»): «Вне всякого сомнения, что главные деятели этого убийства руководились патриотическими целями. Видя, что легальная борьба с опасным временщиком не достигает цели, они решили, что их священный долг избавить царскую семью и Россию от окутавшего их гипноза. Но получился обратный результат. Страна увидала, что бороться во имя интересов России можно только террористическими актами, так как законные приёмы не приводят к желаемым результатам…».
Как нетрудно понять, перед нами отнюдь не извечное российское «хотели как лучше, а получилось как всегда», а что-то вроде массовых бредовых галлюцинаций.
«Царь ненастоящий!»
На первый взгляд, дело было в том, что итогами этой революции не был доволен в России практически никто. Монархисты и сам царь мучительно скрежетали зубами при одной мысли о том, что самодержцу пришлось пойти на конституционную сделку с «бунтовщиками». Либералы возмущались тем, что эта сделка оказалась «слишком половинчатой". Социалисты же негодовали, что революция 1905 года не увенчалась свержением «эксплуататорских классов» и созданием «республики трудящихся».
Однако все эти причины кажутся решающими, повторяю, лишь на первый, поверхностно-партийный взгляд. Ибо в основе всех вышеупомянутых идейно разновекторных недовольств лежало нечто фундаментально общее для них всех. А именно то, что в результате первой русской революции страна лишилась «настоящего царя». Или, говоря языком современной политологии, «легитимной власти».
Недержание самодержавия
Дело в том, что Николай II, чей авторитет неуклонно падал практически с первых же дней вступления на престол в 1894 году, после подписания Манифеста 17 октября 1905 года окончательно и бесповоротно превратился, с точки зрения российской традиционной легитимности, в «пустое место». А именно в «самодержца», неспособного «самого себя держать» и нуждающегося в публичной поддержке «снизу»..
Ничто — даже сам Манифест 17 октября — так грубо и зримо не возвестило о произошедшей делегитимации самодержавия, как приключившиеся на следующий же день после подписания Манифеста черносотенные погромы.
И хотя сам Николай II приветствовал активность черносотенцев (и на приёме делегации Союза русского народа 23 декабря 1905 года даже прикрепил себе и наследнику Алексею членские знаки Союза), появление в стране многочисленных ультрамонархических и националистических партий как бы давало сигнал: прежнего самодержавия больше нет, его надо восстанавливать заново!
Явление старца
И вот, когда каждая из политических партий приготовилась к большой битве за влияние на царя, вдруг оказалось, что все они в своих расчётах обманулись, ибо царь «уже занят», поскольку близ трона прочно окопался неказистый с виду фаворит — «грязный мужик», воля которого значит для Николая II больше, чем воля любой политической силы или лоббистской группы.
В возвышении Распутина огромную роль сыграли видные деятели православной церкви. В частности, архимандрит (в будущем епископ) Феофан, неофициальный духовник царской семьи. Видя живой интерес Николая II ко всяким «божьим людям» из народа, Феофан рассчитывал использовать Распутина в своих интересах. А именно для «правильного воздействия» на императора.
Разозлённый Феофан объявил Распутину войну. Формально по той причине, что узнал о сексуальных «похождениях» Распутина от растлённых им женщин. Однако известно: о том, что Распутин в Казани «на бабе ездил», волынский архиепископ Антоний предупреждал Феофана давно, однако это не помешало ему отправить «божьего человека из Тобольска» на аудиенцию к государю.
Все против одного
Сами политические активисты, впрочем, стремились найти более объективные объяснения того, почему они ненавидят Распутина.
Черносотенцы напирали на то, что проклятый хлыст своей преступной близостью к трону, по сути, парализовал здоровую деятельность Святейшего синода и тем самым подрывал вековой авторитет самодержавия в целом, обрекая Россию на крушение её государственных основ.
О том, что Распутин своим безобразным поведением разрушает авторитет монархии, писали и правоцентристы, добавляя к этому упрёки в том, что он мешает России двигаться по пути прогресса.
Левые либералы видели корень зла Распутина прежде всего в том, что он протаскивал на самый верх реакционных и некомпетентных министров, а также в том, что — особенно в годы войны — через него в правительство проникали безответственные влияния и коррупция.
Если к этому добавить появившееся в годы Первой мировой войны обвинение Распутина в шпионаже в пользу Германии, то картина ненависти к нему станет поистине эпической и тотальной.
Монархисты-анархисты
По словам экс-премьер-министра России Владимира Коковцова, ещё в 1910—1912 годах «в газетах всё чаще и чаще стало… упоминаться имя Распутина». Причём большой резонанс получили заметки о жизни Распутина в Тобольской губернии в окружении разных петербургских дам.
В России начала ХХ века огромной популярностью у читателей пользовалась не нелегальная марксистская газета «Искра», а иллюстрированный еженедельный журнал «Искры». Для этого издания Распутин был интересен в первую очередь как своеобразный селебрити, достойный обложки. Но такой нейтральный подход в прессе был скорее исключением.
Невероятное событие произошло в 1912 году: все без исключения фракции (единственный случай за всю историю дореволюционных Государственных дум!) единодушно проголосовали за одно из решений. Речь шла об обращении к правительству с протестом против цензуры. Поводом оказался выпуск православным писателем Михаилом Новосёловым брошюры с кричащим заголовком: «Распутин и мистическое распутство». Весь тираж брошюры был арестован властями. Но предисловие успели перепечатать несколько правоцентристских газет. Эти выпуски также по требованию цензуры подверглись аресту. В результате разгорелся скандал, который докатился до депутатов. Удивительно, но в борьбе за свободу слова объединились все партии. На волне этого негодования, уже не опасаясь санкций, текст сразу же перепечатали десятки российских газет. От крайне правых до самых либеральных.
На газеты как на главную для себя опасность в феврале 1912 года, в период очередного всплеска медийных пересудов вокруг его фигуры, сетовал и сам Распутин.
Но кто же первым открыл газетную охоту на старца? И вновь ответ известен: черносотенцы! Именно со страниц одной из самых авторитетных крайне правых газет — «Московских ведомостей" — Россия впервые официально услышала неблагозвучную фамилию царского фаворита, узнала о том, что он «хлыст» и «эротоман», одним словом, получила тот негативный (и во многом ложный) образ его личности, который в дальнейшем ляжет в основу распутинского мифа и станет фундаментом всеобщей ненависти к старцу.
Лидер октябристов Гучков решил вынести обсуждение распутинской темы на думскую кафедру и сделал, таким образом, негативно заряженную общественную дискуссию о нём де-факто необратимой. Не случайно именно Гучкова Александра Фёдоровна ненавидела больше всех думцев и в письмах к мужу предлагала повесить…
Левым либералам — кадетам и прочим — оставалось в этой ситуации лишь максимально тиражировать и умножать антираспутинский контент, тем самым добивая и без того хромую утку «думского самодержавия». Милюков, к слову, вполне отдавал себе в этом отчёт: «Наружу мы [думцы] сами вывели Распутина, когда Государственная дума впервые о нём заговорила. Тогда это был первый скандал, который был публично устроен… Это первый случай раскрытия отношений Распутина к царской семье…».
В отчаянии царь и царица пытались пойти навстречу Думе (как они это понимали, разумеется) и два раза назначали на пост главы МВД членов Госдумы — сперва крайне правого Алексея Хвостова, а потом и вовсе октябриста Александра Протопопова. Но общественность просто начинала тут же считать этих министров «распутинцами». И ненависть к старцу в итоге возрастала.
Многолетнее недовольство верховной властью оказалось испытанием, которое образованная и политически активная Россия вынести не смогла. И в итоге — почти в буквальном смысле слова — рехнулась.