А, Борька «Сека», в бытность уже взрослым, здорово помог мне, организовав ремонт рассыпавшейся ночью, напротив колхозного балакинского гаража, мой «тарантас» времён советской эпохи, ГАЗ – 24, «ВОЛГИ».
Заглох, как – то враз мотор, в глухую полночь на шоссе напротив, единственного в округе, гаражного хозяйства моей малой родины. Надо ж такому случится.
Но, хорошим людям везет, особо на друзей.
Сторож открыл ворота после того как в течении получаса я тарабанил по забору подобранной палкой. На мой настойчивый стук и лай собак ворота наконец заскрипели и открылись. Показавшийся в щели полуоткрытого притвора, невысокого роста мужичок грозно спросил, что я «ломлюсь в его владения». Я объяснил ситуацию, попросил помощи. Тот поёживаясь от ночной прохлады, уже миролюбиво проворчал, что помощи я до утра не получу, слесаря и механики уже давно спят, а здесь кругом всё закрыто. В разговоре я упомянул Борьку Секу как своего друга детства. Сторож оживился и заявил, что Борька работает тут на базе одним из механиков. Затем, подумав, предложил «сбегать» за ним и позвать на помощь.
Заперев ворота снаружи на висячий замок, он быстро засеменил в сторону села, а я забрался в свою машину и замер в ожидании.
Очнулся от громкого стука по капоту. Перед машиной стояли сторож и Борька. Борька, явно с «бодуна», держал в руках трехлитровую бутыль с мутной, в свете фонарей, жидкостью. Аккуратно поставив банку на обочину он, нарочито радостно поприветствовал меня, похлопав по плечу и открыл капот. Попытавшись запустить мотор и поняв, что это не получается, он отправил сторожа за двумя слесарями, специалистами по подобным «движкам», а сам, прихватив банку, пригласил меня в сторожку.
В сторожке нашлась кое- какая закуска и мы приняв «на грудь» мутненького самогончика из бутыли, закусили, распарились и ударились в воспоминания. Сначала «перемыли и перетерли косточки» всех знакомых и родных. Потом перешли на общеполитические темы. Затем пошли разговоры о том, как сложилась жизнь у его…, у меня.
Он вдруг вспомнил давнишний случай. Учился он тогда, то ли в четвертом, то ли в пятом классе. Появился в их селе однорукий мужик в офицерской форме и хромовых сапогах. Поболтался среди бывших фронтовиков и прибился жить у Татьяны, подружки моей бабушки. Я её помнил. И вот как-то раз присел он на скамейку около двора родителей Борьки и затеял разговор о моей бабуле и её сыне Иване. Разговор был длинный, но, Борькин, детский мозг всё запомнил. Оказалось, Филип, как называл себя офицер приехал в село к моей бабушке, не зная, что её уже год как нет. Приехал, чтобы передать кое- какие вещи Ивана, которого он прошлой осенью похоронил где-то на Урале. Сам Иван всю жизнь рвался к себе на родины, где он, уходя на фронт, оставил молодую жену. Но, поскольку в первом же бою, он потерял обе ноги, то так и не решился показаться перед ней таким убогим. Почти каждый день он писал письма ей письма, но складывал их в вещмешок и наказывал Филипу передать, при «случае», его матери:
- А она, уж решит, как с этим распорядится….
Где-то через год Филиппа похоронили. Отпевали его в местной старообрядческой церкви, хотя никто не знал какой он был веры. Следом за ним, почти сразу, «ушла» и Татьяна. На похоронах говорили, что она, в молодые годы, паломницей была даже в Иерусалиме. Хотя особой набожности, за ней, не наблюдалось.
Ближе к утру появился сторож, с двумя слесарями. Приняв «по сто грамм на грудь», мы затолкали машину в гараж и они занялись ремонтом. Борька снова отправил сторожа в село, на этот раз за самогоном. Мы же распаренные около печурки после возлияний, не спешно продолжали разговор.
Борьке вспомнился ещё один случай, связанный с нашей семьёй. Как- то раз, недавно, осенью. Какой год Борька не мог вспомнить, но помнил, что границы были уже «открыты». Все село с интересом разглядывало старика и двух молодых людей, приехавших на такси и молча стоящих на краю оврага, который образовался на месте бабушкиного сада. Потихонечку собралась толпа, возник разговор. Оказалось, что это старший сын Аграфены Савельевны, Леонтий, вместе со своими сыновьями, прибыл проведать родных, аж, с самой Америки. Кто-то его признавал, кто-то нет. Семью Леонтия: жену и двоих сыновей, родившихся до войны, давно уехавших в Сибирь сразу как она кончилась, мало кто помнил. Многие знали только бабушку. Толпа постепенно рассосалась. Борька вместе с Леонтием и его сыновьями двинулись в сторону церкви, к батюшке. У того должен был быть адрес Антоши. Батюшки на месте не оказалось. СлУжка сказала, что тот уехал в город, но скоро должен вернуться.
В ожидании все присели, некоторые полулежа в тени кучерявых берез и Леонтий, с лёгким акцентом, гортанно перекатывая звуки, начал свой нелёгкий рассказ.
На фронт они с Иваном прибыли в одной теплушке, поскольку были призваны одновременно. Где-то, в каком-то поле, их выгрузили и построили в шеренгу. Раздались команды:
- На первый и второй рассчитайсь!
Поскольку Иван и Леонтий стояли рядом, то один был первым, другой – вторым.
- Первые! Два шага вперёд!
Иван сделал два шага вперёд, Леонтий остался стоять на своём месте.
- Вторая шеренга! Кругом! По вагонам! Бегом! Марш!
Поднялся пронизывающий ветер со снежной пургой. И через несколько минут рядом никого не было видно. Двери вагонов захлопнулись и паровоз , пыхтя, потащил состав в снежную мглу.
Так, судьба- злодейка разделила братьев.
На вторые сутки стали слышны раскаты артиллерийских выстрелов и разрывов. По всему чувствовалось, что фронт где-то рядом. На рассвете налетели «Юнкерсы». В щепки разнесли все теплушки. Кто-то из призывников прятался под остатками вагонов, кто- то бежал по полю. Земля была буквально вскопана осколками снарядов, бомб и пуль. Леонтия оглушило, когда он выпрыгнул из вагона, может это его и спасло. Очнулся он, когда уже рассвело от звуков незнакомой речи и редких одиночных выстрелов. По полю, вдоль железнодорожного пути ходила команда солдат в непонятной форме весёленькой голубоватой расцветки. Пленных, способных ходить, сгоняли в колонну. Не способных идти – пристреливали. В колонне их, с эшелона, набралось человек двадцать.
Оказалось, что их взяли в плен солдаты итальянской армии, воюющей на стороне «фрицев». Когда их пригнали в часть, то Леонтия, как наиболее здорового мужика определили в медицинское подразделение Красного Креста. А через год с небольшим, в составе выводимых «Великим Дуче» экспедиционного корпуса, с Восточного фронта, Леонтий оказался в Италии, в концентрационном лагере, вместе с остатками частей белой гвардии, передислоцированных из Албании по приказу генерала Врангеля. Концлагерь находился на острове Сицилия. Куда, где-то ещё через год, пришли американские войска, освобождать Италию. Никто не догадывался с какой целью, но всех русских загнали в трюмы кораблей и вывезли в штаты. Где и разместили в зонах заселенных пленными и гражданскими лицами японского происхождения. Охраны и конвоирования не было. Наоборот, администрация поселения привлекала русских для поимки бежавших и этапирования японцев. Как-то малу по малу, незаметно, колония русских рассосалась. Кто-то уехал в город, кто-то вернулся в Европу, кто-то устроился на корабли, матросами. Леонтий познакомившись, к этому времени, с красивой полуиндианкой–полуфранцуженкой, перебрался к её родителям, в Канаду. Где и проживает до сих пор, с женой и двумя сыновьями - школьниками. Работал лесорубом. Сейчас на пенсии.
Занимательный рассказ прервал, приехавший из города, батюшка. Он, поискав у себя в алтаре, нашел алма-атинский адрес Антоши и посоветовал дать ему сразу сейчас телеграмму, «чтобы не выпасть там как снег на голову». Адрес первой семьи Леонтия он так и не нашел.
Так за разговорами наступило утро и расцвело. Слесари оказались приличными специалистами и, с восходом солнца, моя «рабочая лошадка», несколько раз «чихнув», заработала как часы.
Рассчитавшись с ремонтниками, я задремал в уже прогретой машине и очнулся только к утру следующего дня.
Продолжение следует.... Ставьте лайки! Подписывайтесь на Дзен канал Фартовый ! Ваша поддержка очень важна.