Предисловие
В начале были люди. И люди были слабы.
Не умели они бегать быстро, как тигр, не умели они плавать глубоко, как рыбы. Не были они сильны, как медведи.
И так как не было у них ничего, в чём бы они были первыми, они стали хитрыми.
И в хитрости своей они превзошли всех и вся. Хитростью создали они оружие, догнавшее тигра в степи, поймавшее рыбу в глубине и одолевшее медведя в лесу.
И люди стали царями над землями и водами, где жили они.
И было мало им власти, слаще которой они ничего не ведали. И восхотели они стать царями по всей земле. И стали они делать всё больше оружия, строить большие города и опутали землю дорогами, подобно сетью.
И где ложилась эта сеть, всё забирали люди себе: рубили леса, убивали зверей, рыли шахты.
Когда кончались деревья в лесах, звери на земле и золото под землёй, люди забрасывали новые сети дорог. И рубили новые леса, убивали новых зверей, рыли новые шахты.
И было людей тысячи миллионов по всей земле. И все они хотели быть царями над землёй. И воевали люди друг с другом, ибо все хотели быть царями и владеть всем.
И против людей придумали люди оружие страшное, ибо цари воевали с царями. Люди строили железные машины, железных птиц летучих и железные корабли. И воевали они на земле, на воде и в воздухе.
И не было победы одних царей над другими, хотя много было пролито людской и звериной крови, разрушено городов, лесов и скал, отравлено колодцев и рек.
И придумали тогда люди оружие страшнее страшного. А такое оружие, что в один миг разрушает целые города.
Столь страшно было то оружие, что побоялись люди его использовать, но пугали им друг друга.
И много хитрости было у людей, коль создали они оружие страшное и оружие страшнее страшного. Но мало было в них мудрости, ибо не видели они, как страдала земля от того, что рубили её леса, убивали зверей, рыли шахты, как страдала она от того, что воевали люди, оставляя глубокие раны на теле её.
И наказание гневное постигло тогда людей.
Но то был не гнев богов. Боги пришли позже. То был гнев самой Земли. Вскипели яростью моря и вышли из берегов на десятки и сотни километров, смыв тысячи городов и деревень. И миллионы людей погибли под волнами, миллионы лишились крова. Миллионы погибли от голода. И многие умирали в новых войнах, ибо выжившие хотели отобрать чужие земли взамен утонувших.
Мало было мудрости у людей, ибо один из них, правитель одной из двух самых великих держав на земле, сказал: «Пришёл час моего народа, избранного и великого! Пора показать миру, кто правит на земле!»
И решил он применить оружие страшнее страшного.
И гибель ждала всю Землю, ибо некому было её спасти, а сильнее людей с их оружием не было никого.
И тогда пришли боги-хранители, Шесть Великих. Они преобразили мир своею волею, сильнее которой не было ничего со времён сотворения.
Все следы человеческих деяний были стёрты с лица земли. Самих людей осталось несколько десятков тысяч, разбросанных по миру.
Но зато мир стал другим. Человек больше не был венцом творения и царём природы. Природа вернула своё, а человек занял своё место, будучи лишь частью её. Ему пришлось заново учиться жить в Новом мире, ибо не было больше ни прежних городов, ни орудий — ничего, только руки и окружающий мир.
Люди были тогда единственными ментосами на Земле, единственными разумными существами. Чтобы оставить это в прошлом, боги-хранители создали новых ментосов.
Сначала они сотворили гномов, ещё в I веке Светлой эры. Они создали их умными, чтобы те могли соперничать в мудрости и хитрости с людьми, и трудолюбивыми, чтобы они смогли приспособиться жить в Новом мире не хуже людей. Шесть Великих сотворили сначала именно гномов, ибо поверья о гномах давно существовали у людей, это творение было давно готовым в воображении живущих, их не нужно было его выдумывать.
Затем, на рубеже I и II веков Светлой эры, боги-хранители сотворили дивов. Их создали сильными и выносливыми, чтобы люди знали, что есть кто-то сильнее их даже среди ментосов, а не только среди богов.
А потом, лишь в третьем веке, были созданы вириды. Их Шесть Великих хотели создать мудрейшими и честнейшими. И, видимо, потому вириды долгое время не хотели общаться с людьми.
Но новая вера объединила всех. Вера в равенство всех ментосов и верховенство природы позволила разным народам существовать в относительном мире и почти согласии.
Ментосы новой эры осознали, что их далёкие предки были варварами на своей же земле, и в V веке среди последователей веры в Шестерых Великих возник особый культ — культ Непрощения предков, где особо почиталась богиня-хранительница Хельга, которая неоднократно предлагала остальным из Шести уничтожить человечество как недостойное творение природы. Но Пять уговорили её смилостивиться и сохранить оставшихся людей. И в противовес культу Непрощения возник культ Прощения предков, последователи которого особенно преклонялись перед Эолалией, покровительницей дружбы, верности, покоя и любви.
Предположительно данные слова являются частью
утраченного труда
Ориата Тумнеля. Этот вирид жил в пятом веке
в Великоморье и известен тем, что не любил
людей, доказывая, что стремление к таким порокам,
как властолюбие, корысть, равнодушие к другим
заложено в их природе.
Глава 1. Король и его новый дом
Картина 1. 28 день месяца хельго 882 года Светлой эры
Когда король Альфред I окончательно был убеждён волхвом Ингваром, лекарем очень опытным и знающим, что болен проказой, первые несколько минут он был в такой растерянности, что не знал что и делать, чего с ним никогда не случалось прежде, ибо в представлении подданных он был человеком волевым, решительным и разумным. Двор же был шокирован. Пока король приходил в себя, а волхв Ингвар быстро забрал заранее подготовленные вещи и покинул стены дворца, непривычное и незаметное с первого взгляда движение началось в галереях и кулуарах королевской резиденции. Слухи, предположения, домыслы и, главное, страхи двигались в разные концы Краснокаменного дворца, стоящего на центральной площади Кайрина. Кто ещё успел заразиться от короля? Может, кто-то из тех, кто пировал с ним на прошлой неделе по случаю взятия крепости Хураг? А пир-то был знатный: сотня гостей, столько же прислуги и пятнадцать гибких танцовщиц из откуда-то из-за Сердарской долины… Одна из них на следующий день вышла замуж за одного из гостей, известного купца из Мидтирна, второго по важности города королевства… А может, болезнь подхватили слуги, стоящие теперь по всему дворцу, растерянно глядя по сторонам? А может, сама королева? И где она, королева? Почему её не видели уже два часа? И, кстати говоря, кто заразил самого короля? О, возможно, он болен уже давно, но только теперь это стало известно!
Слухи быстро ползли по городу, и не прошло и часа, как добрались до рыночной площади, а оттуда они расходятся быстрее молнии.
Рынок был в тот день необыкновенно оживлён, покупатели и торговцы не умолкали ни на минуту, и темой обсуждений были не цены и качество товара, а состояние короля, о котором на самом деле никто ничего не знал.
- А может он умирает? - спрашивала торговка овощами, что рано утром собрала огурцы и помидоры и привезла их за три километра с фермы мужа. Теперь она стояла под навесом из парусины, скрывавшем её от солнца. Далеко не у всех были такие замечательные навесы, но госпожу Ирлих все знают хорошо: она всегда торгует знатными овощами и может себе позволить хороший новый навес из старого паруса.
- Нет, я знаю точно: король жив, я полчаса назад общался с одним из его слуг, - гордо сказал один карманник, одетый в льняную рубаху и серые штаны. У него были очень честные глаза, поэтому все его слова казались правдой, что способствовало успеху в его карьере. Он тут же стал центром внимания для тех, кто его слышал, ведь всем хотелось знать, что говорят слуги — они могут сообщить самые надёжные сведения.
Его товарищи по ремеслу, увидев, что тот прочно отвлёк внимание торговцев и покупателей, стали опустошать карманы зазевавшихся граждан.
- Слава королю! - думали воры и искренне желали, чтобы король прожил подольше и желательно периодически болел как-нибудь позанимательнее, ведь тот день стал для них весьма прибыльным.
Картина 2
Сам же король сначала повелел оставить себя в покое в тронном зале и часа два не давал о себе знать, так что кое-кто из придворных начал беспокоиться. Сначала король сидел на троне, справа и слева от которого с самого потолка спускались два огромных знамени Кайринского королевства: трёхполосные стяги с красными боковыми полосами и чёрной центральной с растительным орнаментом тоже красного цвета. А потом Альфред вызвал своего сенешаля, господина Тростфина. Когда Тростфин, высокий и худой, соответствующий своей фамилии человек, вошёл в тронный зал, король уже ходил около трона туда-обратно, теребя свою широкую бороду, даже поначалу не обратив внимания на вошедшего. Стояла гробовая тишина, только поскрипывало большое знамя, висевшее слева от трона (Тростфин нахмурился: он раньше не слышал этого скрипа, ведь обычно в зале бывает более людно и шумно) да гулкие раскаты шагов короля поднимались до самого потолка. Но потом Альфред вскинул голову и произнёс, обращаясь к сенешалю:
- Хвала небесам, мой друг! Хвала богам, что Изольда ненавидела меня…
- Простите, ваше величество? Боюсь, я вас не совсем понимаю.
- Как ты можешь не понимать, ты, который всегда понимает меня с полуслова?! - Король хотел приблизиться к сенешалю, но затем остановился (вспомнив, что заразен). Тростфин же даже не шевельнулся. Король хотел положить руку на плечо верного помощника, но вместо этого развёл руки в стороны. - Как ты можешь не думать об этом? А ведь скажи, ты любил королеву Изольду?
- Да, господин, я чтил её. Её величество всегда относилась ко мне с уважением. И я считал её очень достойной женщиной. Я уж не говорю о том, что она, согласившись на брак с вами, обеспечила мир с Синирским ханством…
- Да, Сид, она пожертвовала собой, вступив в этот брак. - Король снова принялся ходить туда-сюда. - Но ты подумай: если бы она любила меня, я бы с ней виделся и виделся бы с нашим сыном, понимаешь? Тогда я заразил бы и его. Кто знает, как долго я уже болен? А благодаря ненависти Изольды я не видел принца Эмиля года два… надеюсь, что хотя бы два! Она спасла моего наследника от меня же! Если бы ты знал, как я ей благодарен!
Вздохнув, король тяжело опустился в свой трон, подлокотники которого были украшены прыгающими леопардами.
Тростфин почтительно склонил голову.
- А теперь послушай, - продолжил король. - Во-первых, я уезжаю из дворца. Я буду жить во флигеле в саду. Там будет мой тронный зал, мой рабочий кабинет, моя опочивальня и молельня. Стража будет стоять снаружи. Оформи соответствующий приказ и принеси мне на подпись. Во-вторых, всем, кто общался со мной последние два года, запретить заходить в левое крыло дворца, где живёт принц Эмиль. Ты лично будешь это контролировать, ясно? И ещё: напиши Дориану. Я хочу, чтобы он занялся воспитанием моего сына. Никто лучше его не справится с этим. Всё это сделать в течение полутора часов. Параллельно я должен переехать. Всю мебель и ковры из моих покоев сжечь. Всё. Иди.
- Вы полагаете, что почтенный Дориан согласится заняться воспитанием принца Эмиля, помня ваше отношение к нему?
Альфред усмехнулся, вспомнив, как он в последний раз видел старика Дориана.
- Напиши ему так, чтобы он не отказал.
Тростфин, поклонившись удалился, а затем за дверью послышались его чёткие удаляющиеся шаги и первые приказы. Тростфин быстро всё организует и, вероятно, быстрее, чем за полтора часа.
А король, глубоко вздохнув, пошёл прочь из собственного дворца. Никогда предки Альфреда не уходили из дворца таким образом. Отец, дед, прадед — все скончались здесь хозяевами. Альфред, успевший многое передумать и решить за последние два часа, погрузился в воспоминания. Он не хулил судьбу за такое тяжкое наказание — на это он потратил первые сорок минут своего одинокого пребывания в тронном зале. Теперь он вспоминал свою покойную супругу Изольду.
Она стала его женой против собственной воли, да и сам король не был без ума от неё. Но она была младшей дочерью могучего владыки Синирского ханства. Королю необходим был этот брак, чтобы быть уверенным, что с Синиром войны не будет, так как сам он мечтал покорить остров Элвуд, к войне с которым тщательно готовился. Брак состоялся, Альфред даже получил в дар отборную армию из тысячи наёмников. Жена, юная и строптивая Изольда… Король пытался припомнить её лицо. Вообще-то она была красавицей: пышные тёмные волосы, гордый взгляд, благородная поступь и всегда — полное осознание своего достоинства… Её красоте позавидовали бы многие местные горожанки. Поначалу она благоговела перед супругом, родила королю сына Эмиля, но, так как король с первого месяца супружеской жизни отдавал предпочтение дружеским посиделкам и военным советам и, как утверждали некоторые, не отличался верностью, Изольда не только отлучила короля от своей спальни, но и не пускала его повидаться с сыном. Муж и жена отдалились друг от друга почти с первого дня совместной жизни. Но надо отдать должное королеве: она ни разу не жаловалась отцу на своё положение. Правда, злые языки говорили по этому поводу, что хан Шарукан сам не особо жаловал свою дочь, известную слишком твёрдым для девушки характером. Но в любом случае честь семьи для него была бы очень важна: он отправил дочь в Кайрин не для того, чтобы её унижали. Бедная Изольда, достойно переживавшая выпавшие ей невзгоды, стала жить для своего сына, который стал смыслом её существования.
К счастью или нет, но спустя два года несчастная Изольда, не любимая ни отцом, ни мужем, скончалась.
Эмиль унаследовал от матери нелюбовь короля. Сам король, бывший женатым ещё и до Изольды и имевший от первой жены двух дочерей, решил испытать судьбу в третий раз, поняв, что хочет иметь сына от любимой и покорной женщины, будучи уверен, что будет привязан к такому ребёнку. Его избранницей стала прекрасная Аделаида, знатная, благородная, и, кажется, покорная девушка, дочь знатного винодела. Она воплотила сокровенное желание мужа — родила ещё одного мальчика — Августа, которого Альфред в глубине души чаял сделать своим наследником (этому пока препятствовал только страх перед ханом Шаруканом). Но маленький Август оставил этот мир после полуторамесячного пребывания в нём. В то же время стало известно о болезни короля, и Аделаида сбежала из дворца, боясь заразиться от венценосного супруга.
И король понял, что его наследником останется именно Эмиль. Теперь Альфред надеялся, что Эмиль не успел заразиться от него и проживёт долгую жизнь…
Картина 3
Король медленно брёл от дворца к флигелю, расположенному в саду позади Краснокаменного дворца. И там к нему подошёл леопард по имени Дроманах. Это был старый леопард, которого Альфред приютил после поездки на юг страны: там хромое животное несколько часов следовало за караваном, надеясь найти пропитание. Тогда Дроманах был ещё молод, но уже хром: неудачная охота обрекла бы его на гибель, но король пожалел его. «Как обидно умирать, будучи сильным», - подумал тогда Альфред о леопарде. А теперь он вдруг ясно понял, как эти слова подходят к нему самому. Леопард в Кайринском королевстве почитается как священное животное, поэтому Дроманаха по-королевски устроили во дворце, где он имел право ходить туда, куда ему вздумается. К людям он давно привык, но, получая от них пропитание и уважение, он чувствовал себя хозяином во дворце, лишь в короле ощущая равного.
- Ты по-прежнему не боишься меня, - улыбнулся Альфред и погладил леопарда по голове. Леопард смотрел в глаза королю. - А для всех них я теперь — источник смерти. Так что, мой божественный друг, теперь я удаляюсь в изгнание в глубь сада. Ищи меня там, если захочешь увидеть.
Дроманах понимающе жмурился и шагал рядом по брусчатой дорожке, на которую пятнами ложились тени деревьев.
- Честно говоря, я давно думал переустроить этот сад. Мне никогда не нравились стройные ряды кипарисов перед дворцом. Мне хотелось чего-то более дикого, чтобы деревья росли там, где им вздумается и чтобы садовник не слишком усердно подрезал им ветви. За флигелем так и есть. Он сзади, где непарадная часть сада. Но не думал я, что моё желание видеть вокруг себя дикий сад исполнится таким образом…
Когда король подошёл к флигелю, слуги уже суетились там. Увидев господина, они склонились перед ним. Альфред махнул рукой: продолжайте. Искоса и с опаской поглядывая на прокажённого короля, слуги готовили флигель к его проживанию.
Новая мебель, новые ковры, посуда… И новое чувство — одиночество. Вот что ожидало короля в его новом жилище. Он видел — и проходя по дворцу, и идя по саду, и придя к флигелю — как опасаются его все обитатели замка. Слуги и приближённые стремились не оказываться слишком близко к заразному монарху. Садовник, увидев приближающегося короля, поклонился и сделал вид, что идёт осматривать растения где-то в другой стороне сада; его сынишка, который прежде нередко подбегал к королю, чтобы отвесить низкий поклон и получить монету, теперь смотрел в сад и на короля из окна домика отца, приютившегося под искусственным холмом; весёлые фрейлины не играли теперь в мяч под сенью деревьев. Не слышен вокруг смех, не слышны громкие крики приветствий. Все боятся, потому что они ещё здоровы.
Спустя час с небольшим господин Тростфин явился к королю с докладом о выполненных поручениях и с приказами на подпись. К этому времени был готов небольшой кабинет на втором этаже флигеля, куда и удалились король с сенешалем. Леопард в пару прыжков догнал их и растянулся на ворсистом ковре.
Король, подписав бумаги, бросил пронзительный взгляд на помощника.
- Такое ощущение, будто твоё отношение ко мне осталось прежним после того, как ты узнал о моей болезни. Только ты не изменил своего отношения. Да он, - король кивнул на леопарда. - Почему, Сид?
Господин Тростфин склонил голову:
- Вы ошибаетесь, ваше величество. Я по-другому теперь думаю о вас. Мне очень вас жаль, и жалость моя сильнее страха заразиться. Оставить вас или бояться быть рядом с вами было бы предательством с моей стороны. Я должен быть вам благодарен за то, что вы сделали для меня. Если бы не вы, я был бы никем, прозябал бы в порту и грузил бочки с вином на корабли, лишь мечтая об этом вине, а потребляя дешевое пиво в кабаках. Здесь, в стенах Краснокаменного дворца, я провёл счастливые годы жизни — и это благодаря вам. Помните, как вы приметили меня, когда я катил бочку на борт «Бесстрашного Каспийца»? Бочка сорвалась и покатилась по настилу, грозя врезаться в толпу на набережной. Я схватил её за край, пытаясь остановить, а она от этого свернула и упала в воду. Все смеялись надо мной, а капитан, которому я служил, распекал меня и высчитывал, сколько я ему теперь должен. И только вы подумали о том, что я спас ту самую толпу, смеявшуюся надо мной… Случай, который изменил мою жизнь! Вы взяли меня тогда грузчиком во дворец и я дал себе слово, что буду предан вам как может быть предан грузчик… Ну, а дальше… вы ведь помните?.. Большинство живущих во дворце думают лишь о себе, не понимая и не пытаясь понять, какой тяжкий удар обрушился на вас с этой болезнью, я уж не говорю о побеге королевы.
- Как ты прав, Сид! Никогда — нет, никогда! — народы не думают о своих королях! Только о себе и заботятся!
Альфред понимал, что его жизнь круто изменилась: теперь рядом с ним не будет прежних друзей и даже жена его покинула. На глазах его появилась влага, когда Сид говорил свои слова. Сид всегда говорил только по делу, всегда очень кратко и содержательно. И теперь король впервые слышал от него слова благодарности и сочувствия. Да и вообще слова сочувствия он не слышал раньше ни от кого. Когда он услышал последнюю фразу о королеве, он горько усмехнулся. Он верил когда-то, что эта женщина сделает его счастливее.
- Где она сейчас?
- Я не знаю точно, но у меня есть сведения, что она сбежала вместе с графом Марком Орлером.
- С Орлером? - Альфред сделал сердито-презрительную мину, ведь он очень доверял Орлеру. - Ты уверен в этом?
- Нет, но…
- Думаешь, стоит её догнать и наказать? - спросил Альфред, понимая, что она теперь ему совершенно безразлична.
- Ошибкой был весь этот брак, ваше величество. У вас был наследник, принц Эмиль, а вы хотели лишить его этого титула. Что бы подумал отец Изольды, если бы вы объявили наследником не его внука, а Августа?
- Разумеется, я бы дождался смерти хана. Я не думаю, что он долго протянет. Хотя… возможно, теперь он меня переживёт. Однако, как я уже заметил, наше недопонимание с Изольдой спасло Эмилю жизнь. Слава Шести Великим, что так произошло! Напиши письмо хану, заверь его, что Эмиль в полном порядке и готовится стать королём. Ты найдёшь, что написать, правда ведь?
- Да, ваше величество, я сделаю это… Однако мне жаль, что королева Изольда умерла. Она по-настоящему благородная женщина и не поступила бы так, как Аделаида. Возможно, теперь вы бы сблизились.
- Ты прав, Сид. Знаешь, тогда я был к ней равнодушен… Даже, признаюсь, она раздражала меня своей дотошностью во всём, своим самовольством, характером. А теперь… Теперь я люблю её. Люблю, за то, что она была именно такая, что спасла моего сына. Она ведь была характером похожа на меня! Теперь я понимаю, сколько боли я ей причинил, я бы даже готов был просить у неё прощения на коленях… Вероятно, - король горько усмехнулся, - скоро у меня будет такая возможность. Волхв Ингвар говорит, что мне осталось лет шесть. Вообще-то это много, но гораздо меньше, чем я хотел бы прожить. Лет на сто.
Сид с сочувствием смотрел на своего господина. А потом вновь перешёл к насущным вопросам:
- Прикажете ли найти королеву?
- Пусть катится ко всем горгульям. К чему она теперь, ведь так?
- Боюсь, ваше величество, вы ошибаетесь. Хан Шарукан будет огорчён таким вашим решением. Он до сих пор не может простить смерти дочери и вашей последующей женитьбы. А если вы ещё и позволите Аделаиде, сопернице его дочери, уйти безнаказанной, он наверняка как-то проявит своё недовольство. Да и в конце концов есть ещё один момент. Весть о вашей болезни будет невозможно скрыть, даже если бы об этом запретили говорить под страхом смертной казни. Как только весть разнесётся, весь Гараккум будет жить в предощущении вашей смерти. Вы свой авторитет заслужили, и он останется при вас, даже если Аделаида сбежит. Но теперь ваша жизнь — это уже работа на авторитет вашего сына. Если вы дадите сейчас слабину — это будет сразу сказываться на отношении к мальчику. Можно было простить Аделаиду в любой другой ситуации, но не в этой. К тому же, прошу прощения за прямоту, после вашей смерти она может претендовать на трон, ведь Эмиль ещё мал…
- Ему четыре года! - возмутился король. - Если я проживу шесть лет, значит, когда я умру, ему будет десять. Это не так уж мало. У нас есть время подготовить его!
- Не сердитесь на меня, ваше величество, что я буду говорить то, что думаю, но это будет наиболее честно в данный момент. У меня есть основания полагать, что Ингвар мог назвать такой… длительный… срок, чтобы вам угодить. Видите ли, о вашей болезни подозревали достаточно давно. Помните, сколько раз я советовал вам осмотр знающего лекаря? Я говорил с Ингваром накануне: он боялся признаться вам, чем вы больны. Он боялся вашего гнева, поэтому я не могу ручаться, что он не прибавил год или два к вашей предполагаемой жизни. Простите меня за то, что я говорю это прямо. Но он, кажется, пытался сбежать. Я советовал господину Орлеру, начальнику Облачной стражи, задержать его, но я не предполагал, что Орлер сбежит сам.
Король обхватил голову руками:
- Прекрати! Остановись, Сид! Нельзя так быстро… так много бед сваливать на одни плечи! Ведь несколько минут назад я верил, что у меня ещё целых шесть лет и что моему сыну ничего не грозит!
- Ваше величество! - Сид пытался смягчить свой голос, сделать его менее деловым, но у него плохо это получалось: сказывалась многолетняя привычка безупречной службы. Он склонил свою угловатую темноволосую голову, на которой отметились глубокие залысины. - Сейчас вам нужно взять себя в руки и точно понимать, чем вы располагаете и чего хотите добиться. Вы всегда прекрасно умели это делать, даже на войне, помните, вы давали распоряжения на случай вашей гибели в бою. Сейчас всё-таки ситуация чуть легче. Но вы должны понять и принять один факт: даже если вам дано прожить лет шесть, последние два, а то и три года вы не сможете вставать с постели, ослепнете, и вам трудно будет защищать своего сына от неизбежных интриг.
- Я завещаю трон Эмилю! Кто посмеет перечить моей воле? Или нет? - король задумался. - Она сбежала. Да ещё и с Орлером. Это не просто так. Похоже, они готовятся к борьбе… Если она сейчас так себя проявила и нашла поддержку у самого начальника Облачной Стражи, она сможет объявить себя законным регентом, ведь она моя жена, а потом… Ты прав, Сид, ты невероятно прав! Её надо найти. Распорядись!
Альфред задумался. Он понимал, что с этого момента королевство начинает уходить из его рук. Королевство, которое он выстраивал полтора десятка лет. Поэтому он посмотрел на Сида взглядом, который слугу слегка напугал.
- Сид… Ты всегда был рядом со мной, потому что всегда был нужен мне, чтобы переворачивать ту гору мелочей, которую мне совсем не хотелось трогать: великие люди не любят возиться с мелочами. Ты мои руки, Сид. Ты исполнителен, точен, быстр. Но ты ведь ещё и умён. Ты мгновенно делаешь выводы, даже когда я не успеваю этого делать. Раньше мне был не нужен помощник в управлении страной. Теперь же ты нужен мне вдвойне… Так как мои руки слабеют, твои должны стать сильнее. Я хочу дать тебе новые полномочия и назначить тебя на пост начальника Облачной Стражи вместо предателя Орлера. Как ты на это смотришь?
Тростфин, хотя он и был человеком невероятно сдержанным, даже немного расширил глаза, что говорило о его крайнем изумлении. Должность начальника тайной стражи короля давала огромную власть и огромную ответственность тому, у кого есть эта власть и совесть.
- Но… Ваше величество… На мне так много обязанностей. Я управляю двором, питанием, снабжением Учёного совета и являюсь вашим секретарём. Я готов служить вам в любой должности, но я не вездесущ: я не смогу сделать больше, чем в силах сделать один человек.
Эти слова сенешаля деликатно намекали, что Тростфин не готов принять предлагаемую должность и что ему по душе те дела, которыми он занимается сейчас. Но король всё-таки король.
- Ты прав, друг мой. У тебя очень много дел. Тогда я поступлю по-другому. Я просто освобожу тебя от других должностей и лучше назначу тебя визирем и начальником Облачной Стражи. У тебя будет не так много дел, но они будут поважнее, чем кухонное снабжение. Готовь приказы и можешь набирать себе помощников.
Сид Тростфин склонил голову и пошёл выполнять поручения короля.
- Постой! Ещё. Прикажи принести портрет сына. Это будет моё новое олло.