Плов доходил до кондиции. Написала на бумажке свой номер телефона, подписала "Б.К." и ушла.
Ехала домой и ругала себя. Ну что за детский сад! Придумала этот дурацкий портрет. Этот Егорушкин — спящий красавец с клочкастой бородой… Досада!..
Дома села, опять эти пейзажи в глаза лезут! И рябинки. Все-таки талантливый он, Валентин-то…
Ночью вдруг звонок:
— Бурёнка?
— Ну знаете, Егорушкин, это форменное издевательство!
— Почему же? Не могу же я Вас коровой звать, язык не поворачивается — такая Вы чудесная. И плов получился замечательный. Спасибо. Вы не сердитесь, что я заснул. На морозе промерз, дома отогрелся, поел, стал рисовать… Пловом пахнет… Вы так напевно рассказывали — сам не заметил, как сомлел.
Сомлел… Млеет он, видите ли от моего напевного голоса… Или от предвкушения плова?
— Я Вам чего звоню, — продолжал между тем Егорушкин, — нам бы, во-первых, возобновить наброски. И во-вторых, определиться как-то как друг друга называть. Я не могу Вас ни коровой, ни Бурёнкой… Ну ломает всего. Раз Вам так эта тема близка, то может быть, Ласточка или там Зорька? Как вообще сейчас коров-то называют?
— Не знаю. У нас на даче, на нашей улице всего двух коров держат. Одна — Кончита, а другая — Хуанита.
Егорушкин потрясенно охнул.
— А чего Вы удивляетесь? Насмотрятся бразильских сериалов — и понеслась! Бычок — Луис Альберто. Коза — Зораида. Хорошо, хоть девушек нейтрально называют — просто Мария. Слушайте, а может Вы будете меня паспортным именем звать — Татьяна? Но в исключительных случаях, конечно, можно и Ласточка, и Зорька.
— Да, знаете, давайте, как попроще. Хотя лично мне жалко терять эпитет "божественная". Но согласитесь, "божественная Зорька" как-то не звучит.
— Не звучит, — согласилась я. — А божественная Татьяна — звучит!
— Вообще, с именами Вы меня озадачили. Я когда проснулся, тоже решил имена всем дать. Вы не думайте, я спал, но всё слышал! Холодильник мой теперь — Ашот.
— Почему Ашот? — изумилась я, припомнив белый раритетный холодильник "Бирюса".
— Похож, — коротко ответил он.
Нет, художников не понять. У них тараканы в голове!
— Так чего я звоню, — продолжил Егорушкин, — Вы приезжайте ко мне завтра позировать. Не бойтесь, никто не будет эксплуатировать Ваш женский труд. Всё я приготовлю, а Вы — только гостья и модель!
Действительно, назавтра мне был предложен ужин в типично холостяцком стиле: селедочка, посыпанная луком, картофель отварной — трогательные в своей простоте. Мы даже выпили по рюмке какой-то наливки. Затем пришло время позировать. Как фокусник, Валя извлек шляпки и шали, роскошный палантин, горжетку, платья и даже кимоно. Я примеряла, а он оценивал. Уже всё почти было примерено, а Егорушкина никак не устраивал результат.
— Нет, это не Ваше всё. Одевайте следующее.
Подошел мне с точки зрения художника, сарафан. На плечи мне он набросил цветастую павло-посадскую шаль.
— Красавица!
Я про себя нескромно подумала то же самое, глядясь в высокое зеркало.
— Теперь полулягте на диван. Устройтесь удобнее, потому что Вам желательно не шевелиться хотя бы час. За меньшее время я ничего не успею! Вот так, обопритесь на руку головой… Ну всё, теперь замрите! Я начинаю работать и буду Вас развлекать разговорами.
Он коротко взглядывал на меня и что-то рисовал. У меня потихоньку начинали неметь руки, ноги, прикрываться глаза… Я проснулась среди ночи, не пойму — где, под каким-то странным одеялом, явно не в своей кровати. Боже! Стыд-то какой: заснула во время сеанса! Картина маслом! А если я еще храпела, как это у меня бывает? Тогда всё, прощай романтическая история!
Вышла на свет, в кухню. Егорушкин пил чай. Увидев меня, улыбнулся и потянулся за второй чашкой:
— Проснулись? Давайте чая выпьем! Сейчас еще только семь.
Ну да, я так крепко заснула, что потеряла счет времени. Зимой темнеет рано, поэтому мне показалось, что глубокая ночь.
— Да не стесняйтесь, что Вы заснули. Я Вас будить пожалел: Вы лежали такая беззащитная, так по-детски посапывали.
"Точно, храпела", — поняла я.
— Знаете, — продолжил Егорушкин, — я не мог Вас рисовать спящей. Это слишком интимно. Я чувствовал себя неловко, как будто подглядываю за чужой тайной. И еще, Таня, Вы видели, как сплю я, я — как Вы. Можно сказать, мы спали вместе. Может, перейдем на "ты"?
"Лучше бы, конечно, мы бы действительно спали вместе", — задумалась я и вздохнула. Егорушкин, видно, решил, что я ломаю в себе рамки приличий.
— Ну соглашайся! Ну, божественная!
— Ну соглашаюсь.
Мы продолжали встречаться. Валентин работал над портретом. Нас уже смешили эти казусы с засыпанием. У нас как бы было свое маленькое общее прошлое.
Внезапный звонок Егорушкина мог означать внеплановую встречу (чему я была бы рада) или отмену плановой.
— Танюша, божественная! Выручай! У меня через 2 дня день рождения. Я совершенно, ну абсолютно не хочу его отмечать. Придет без приглашения толпа знакомых, приведут с собой малознакомых или, того хуже, вовсе незнакомых. И выльется всё это в грандиозную трехдневную пьянку. Не хочу!
— Хорошо, это мне понятно, но я-то чем могу помочь? — растерялась я.
— Можно я отсижусь у тебя?
— У меня?
— Ну да. Тебя никто не знает, соответственно, и твоего адреса тоже. Мобильник я отключу. С утра маме позвоню, поздравлю ее с моим счастливым рождением и отключу.
— Ты не находишь, что это странно? Скрываешься у малознакомого человека от других малознакомых.
— Во-первых, у приятного человека. Улавливаешь разницу? А во-вторых, если я создаю тебе какие-то проблемы, ну там в личной жизни или еще что, то извини. Вопрос снят. Я забираю назад свое предложение.
— Нет, конечно. Приезжай ко мне. Будем играть в игру "Ленин в Разливе".
Договорились, Егорушкин прибудет ко мне завтра вечером. Грешно лишать человека дня рождения, тем более, когда он скрывается от всего мира. Но вся беда была в том, что я не знала, что подарить Валюшке. А подарить хотелось нечто из ряда вон выходящее. Я просто сломала себе голову. Интуиция, обычно замечательно дававшая подсказки, молчала. Со столом проще при нынешнем-то изобилии продуктов.
Времени было в обрез. Вернее, его совсем не было, магазины были еще закрыты. Мой крошечный обед позволял мне крупным чёсом изучить только ассортимент ближайшего универмага. Позволял, если исключить секции нижнего женского белья, кастрюль, отдела тканей и уголка, где продавались вышивки и бисер. Оставались, собственно, три кита: парфюмерия, фарфор и сувениры. Поколебавшись, парфюм я исключила тоже. Это нужно знать наверняка!
Мой выбор в итоге пал на рамочку для фотографий. Нет, это была не просто рамочка! Это было дерево, на каждой ветке которого висело одно сердечко с выемкой для фотографии. Всего сердечек было пять: для Егорушкина, его мамы, допустим, меня и еще 2 — на всякий случай.
Я ворвалась в дом после работы. Отбила кусочки свинины, завернула в них чернослив, нафаршированный клюквой. Потом завернула каждый рулетик в бекон и уложила их форму. Так, в духовке через 30 минут свинина будет готова! Салаты заботливо нарезаны с зарей. Оставалось только заправить их майонезом и выложить в подобающую посуду.
Скатерть — на стол! Самой переодеться… Всё это сильно смахивало на эпизод из фильма "Служебный роман", сами знаете, на какой — где тетя большая начальница ждет в гости Новосельцева.
Ровно в 20:00 прибыл Егорушкин, совершенно непохожий на отшельника, в прекрасном расположении духа, с бутылкой шампанского в одной руке и пакетом — в другой.
— Это к столу! — провозгласил он.
Разделся, я его провела по квартире, он стрельнул глазами по своим картинам и остался явно доволен, что они "осели" у меня — ведь я оба раза говорила, что беру их для подарка. Вымыл руки и уселся за стол.
— Дорогой Егорушкин! Горячо поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе счастья! Мы мало с тобой знакомы, но кажется, будто вечность! Вот мой подарок. На этом дереве жизни качаюсь я, рядом — ветка для тебя, вот ветка для твоей мамы, а еще две — для кого пожелаешь! Вообще говоря, свою фотографию поместила, чтобы оживить свой подарок. Ну что ты смеешься? Он тебе не нравится? Егорушкин, ты меня пугаешь! Ну перестань хохотать! Какая у тебя неадекватная реакция!
Нахохотавшись, Егорушкин достал из-под стола пакет, из пакета коробку.
— Дорогая Божественная корова! Мы мало с тобой знакомы, но кажется будто знакомы вечность! В честь моего дня рождения я решил сделать тебе символический подарок.
Он открыл коробку и достал… точно такое же деревце.
— Видишь, на нем пять сердечек. Одно для меня, я вставил свою фотографию тебе на память. Другое — для тебя. Третье — для твоей мамы, четвертое — для моей. А пятое, думаю, нам пригодится со временем.
Мы начали хохотать вместе.
— А мама-то твоя не против будет?
— А твоя?
— Да ладно, обеих уговорим!
Среди ночи я проснулась и занялась математическими подсчетами. Две рамочки по пять сердечек — это десять. Минус мы с Валей, минус мамы. Остается шесть.
— Егорушкин! Какую судьбу ты мне уготовил? Признавайся! Там шесть (!!!) пустых сердечек! Где мы будем жить?
— Не боись. В моей избе места много. Пару-тройку комнат под телятник переоборудуем. "Уж как я мою коровушку люблю", — запел он мне на ухо, обнимая покрепче.
Ирина Николаева
