Божественная корова — это я. Именно такое прозвище я ношу со времен студенческой юности. Вам оно кажется обидным, а может быть даже оскорбительным? Ну, а мне — нет. Его дали мне в юности не для того, чтобы унизить, а в знак восхищения. Это теперь фигурой я подтянулась под коровьи габариты. Что же касается тех достопамятных времен, то я была мелкой и тщедушной. Коровой же прозвана за то, что родилась в год Быка. На одной из новогодних студенческих вечеринок, шумных, веселых, мой поклонник Костя Клычков громогласно поздравил меня с Новым годом и назвал Божественной коровой. Коровой — вы уже знаете почему. К тому же он пожелал мне быть его женой, родить ему много детей и быть для них ласковой матерью — ну, короче, идеальной коровой. А титул "Божественная" он мне присвоил за два таланта: вкусно готовить и дарить замечательные подарки. Заметьте, это не самореклама, а Костина точка зрения. Она была бурно одобрена окружающими. Замуж за Костю я не вышла, он как-то сошел с дистанции и исчез из нашей компании. А кличка осталась. Естественно, называть так меня могут только друзья.
Умение вкусно готовить осталось при мне. Теперь это даже проще, чем раньше, потому что синонимом вкусной еды стала домашняя. Народ уже и сырники воспринимает как деликатес, тем более, рыбный пирог или куриные окорочка, фаршированные грибами. Если честно, я люблю подпустить туману, назвав обычное блюдо вычитанным из кулинарной книги экзотическим словом. Замечено, народ поедает с особым воодушевлением все, вплоть до отварной картошки. Не сочтите меня манипулятором, хотя не скрою, во мне есть некоторая доля экстравагантности, но все-таки я хочу раззадорить своих гостей. Жизнь стала лучше, наверное, но и более пресной, как ни странно. Поэтому заставить их удивиться, очнуться от суеты — по-моему, это неплохо! А издержки кулинарных опытов я взяла на себя. Прощай, фигура!
Вас, кажется, удивила формулировка "дарить замечательные подарки"? Это не означает — дорогие. Замечательные — это те, которые всегда замечают, потому что ими пользуются, или они насмешили, или о них мечтали, но не могли себе позволить. Словом, подарки — это отдельная страница моей жизни! Это, если хотите, философия! Есть же философия одежды, философия еды или бизнеса, бытовая философия. Почему бы не быть философии подарков?
Во-первых, подарок должен быть неформальным. Во-вторых, таким, чтобы его можно было "обыграть" при вручении: тостом, стихотворением или еще как-то. В-третьих, я предпочитаю дарить то, что человек сам себе не купит: денег там жалко или искать некогда, а чаще всего и то, и другое.
Вы хотите пример? Ну, еще в институтские годы тотального дефицита я сшила на день рождения одному знакомому мерзляку фланелевую ночную рубашку и колпачок с длинным свешивающимся хвостиком (припомните классического гномика). Дополнялся этот комплект самовязанными полосатыми носками. Насколько я знаю, этот подарок в свой срок сыграл большую роль в жизни этого мерзляка. Когда он довел девушку своей мечты до постели и предстал перед ней в своем спальном костюме, она хохотала как полоумная, зато оценила оригинальность его и согласилась стать законной женой (а между прочим до этого колебалась в принятии окончательного решения). А потом (после свадьбы) и вовсе отобрала у мужа рубашечку, колпачок, а заодно, носочки и спала в них сама. Ну разве это не успех? Ну почему же сразу: "Во времена дефицита любой чепухе были рады!".
Хорошо, приведу пример из эпохи нарождающегося капитализма в России. Теперь всё есть. Человека поразить трудно, тем более не вкладывая в этот подарок безумных денег. Один знакомый олигарх получил в подарок экслибрис. Сначала он вытаращил глаза, потому что не знал, что это такое. А потом два дня с упоением штамповал все книги в доме, включая Чуковского и букварь своего ребенка. Как он признавался в приватной беседе, эти два дня вернули его в детство, помогли полностью релаксировать. Каким образом? А он в детстве очень любил оставлять метки "здесь был Вова Горохов". Везде — на парте, в лифте, на заборе. Попадало ему по первое число, сами понимаете. А тут сидел и штамповал "из книг Вовы Горохова" — и никаких последствий, ничего предосудительного, сплошная респектабельность.
Та история, о которой я хочу сегодня рассказать, тоже связана с подарками и днями рождения. В тот раз я искала что-нибудь ласкающее взор эстета. Чтобы извлечь максимум удовольствия, решила отправиться на вернисаж на Крымский Вал. В начале перестройки вернисаж больше радовал глаз. Тогда со всего бывшего Советского Союза хлынули художники. Множество талантливых работ можно было встретить просто так, на набережной. Они были как разные цветы на одной клумбе: непохожие, очень своеобразные по технике исполнения и палитре цветов. Среднеазиатские, мне лично напоминающие Сарьяна, или грузинские, где мне виделся Модильяни, а иногда Анри Руссо, наши реалисты. Причудливо преломляющие видение мира абстракционисты. Кружевные пуантилисты. Я обожала вернисаж тех лет! Теперь не то, к сожалению… Очень много завелось "клюквы". Умильные такие пейзажи с церквями, букетики цветов, трафаретные работы. Бог с ним, что не у всех есть мастерство. Иногда безыскусные ученические работы дарят больше чувства и оставляют больше впечатления, чем работы маститых. Кстати, то же самое я замечала и в театре. Студенческие спектакли по энергетике почти всегда выше, чем спектакли звезд. Там всё без погрешностей, но и несколько выхолощено. Нет, так не кажется?
Вернусь к вернисажу. Я искала работу, в которую была бы вложена душа, и чувствовалось настроение. Поэтому я не спеша брела и останавливалась присмотреться, перебрасывалась иногда парой слов с продавцом. Теперь художники редко сами стоят со своими работами. Они тиражируют удавшиеся работы в тиши мастерских. Но все равно иногда попадается что-то талантливое.
Через полчаса хождения, когда немного начали подмерзать ноги, я наткнулась на уголок картин, запечатлевших радость деревенской жизни. Ими была увешена часть стены, от пола до самого верха. Я присела на корточки и разобрала подпись: В. Егорушкин. За моей спиной неслышно возник мужчина. Не вставая, я повернула к нему голову и подняла на него глаза:
— Это вы Егорушкин В.? Или Вы его полномочный представитель в мире искусств?
— Я, — он кивнул головой в знак согласия.
"Смутился", — почему-то самодовольно отметила я. Снизу вверх он казался довольно высоким. Светлоглазый, за сорок на вид, с негустой и несолидной бородкой. Это, надо думать, для художественного образа. Хорошо, хоть не в бархатном берете! Детский сад, трусы на лямках, честное слово! Стоит и ногами в валенках переступает, притоптывает на месте. Понятно, что зимой много не простоишь, но видок такой, будто ребенок, когда в туалет просится.
— Не поняла, — строгим голосом продолжила я, — так автор или продавец?
— Автор.
— Ну что ж, Егорушкин В., работы Ваши, конечно, конъюнктурные, но настроение в них есть. Свет. И ощущение воздуха.
Как это он смог изобразить лицом, не знаю, но вид имел одновременно оскорбленный и польщенный.
— И чего же Вы хотите за свою работу, вот эту, например, или эту? — Я указала на те два пейзажа, что хорошо бы смотрелись в паре. Дальше по законам рыночного жанра полагалось задать вопрос в стиле Жванецкого: "Это за все сразу или только за пять штук?". Но Егорушкин назвал такую цену, что сразу выбил инициативу из моих рук.
— А что так дешево цените свой труд?
— Это специальная цена. Для уточнения диагноза. Вашего, естественно.
— Какого диагноза? Дальтонизм? Кретинизм?
— Нет, снобизм. Идете, поглядываете по сторонам, изображаете из себя ценителя. А ведь покупать ничего не будете. Так, задираете меня из спортивного интереса. Вот назвал Вам фантастически низкую цену, а Вы сейчас скажете, что это слишком дорого, или нужно прикинуть как она подходит к Вашему интерьеру.
Однако Егорушкин В., несмотря на застенчивый вид, показывает зубки. Даже можно сказать, клыки.
— Почему такая агрессия, Егорушкин? Фамилия такая ласковая, обманчиво ласковая.
— Да потому, что художника может обидеть каждый. Когда человек останавливается у твоих работ, чувствуешь себя как, наверное, раб на невольничьем рынке. Тебя выбирают, заглядывают в рот, щупают руки и ноги, а потом качают головой — нет, дескать, не то! Тебя отвергают, не понимают. На вкус, как говорится, и цвет товарищей нет. Но все равно это ранит.
— Извините, — присмирела я. — Вообще-то не в первый раз покупаю картины, но с этой точки зрения процесс купли-продажи не рассматривала никогда. Не обижайтесь. Ну и еще — эти две работы я у Вас покупаю.
— А я не продам! — Скрестил руки на груди он.
— Почему? — Опешила я.
— Потому что мне ваша жалость не нужна!
— При чем тут жалость? Я искала картину для подарка. Ваша — именно то, что мне нужно. Другое дело, что Вы цену назвали явно заниженную. Но никто ведь за язык и не тянул. Так какая Ваша цена, пламенный революционный борец Клара Цеткин?
— Не смейте называть меня Кларой Цеткин! — Привзвизгнул он. — Цена остается прежняя.
— Хорошо, вот деньги. Я забираю оба пейзажа.
Неврастеник и психопат! Как с такими жёны живут? Просто невероятно! Эти мысли крутились у меня в голове, пока я на машине добиралась до своего спального района. Или же он от мороза так озверел? Нет, от мороза они там, в основном, пьянеют, потому что регулярно опрокидывают самые традиционные для нашей страны напитки в объеме 100 грамм на каждого, которые покупают вскладчину. Это я сама видела сто раз собственными глазами.
Дома я выставила картины на спинку дивана и метнулась поставить чайник. А все-татки он молодец, черт возьми! С душой написал! В квартиру с его работами привнеслось лето, гармония оттенков зеленого, солнечные блики. Прямо дарить даже жалко. А тем более с учетом того, за сколько они мне достались. Всю неделю я присматривалась к пейзажам. Да, однозначно они радовали глаз, вносили успокоение в душу. На том и другом была изображена деревенская жизнь. На одном — деревенский двор, из живых душ – один петушок. Но ощущение такое, что сейчас огласятся все звуки деревенской жизни: петух запоет, мать позовет детей завтракать, хлопнет дверь, залает пес. Как на волшебной картинке, всё придет в движение и появятся все скрывавшиеся до этого персонажи. На другой картине — деревенский полдень: луг, знойно, солнце палит (это всё передано цветом! О, волшебное искусство — живопись!). Всё замерло, ленится, дожидается прохлады вечера, который сменит жаркий день. Именно это вспоминается обычно зимой, когда хочется поторопить смену времен года.
Ах, как не хотелось дарить эти чудные вещи! Ах, как не хотелось встречаться вновь со скандальным В. Егорушкиным! А что делать? И в воскресенье опять поперлась на Крымский Вал.
Припарковалась почти на набережной под строгим и осуждающим взглядом Петра I.
К Егорушкинскому торговому месту шла целенаправленно, по сторонам уже особенно не глазела и, если честно, несколько поджимая хвост. Уж очень мы расстались неласково, чтобы не сказать — скандально. Только напрасно я робела, потому что на Егорушкинском месте молодой парень в рыжей дубленке торговал акварельными конями всех мастей и во всех ракурсах.
— А где же Егорушкин? — опешила я.
— Да мать у него заболела. Теперь только на следующие выходные будет. А чего Вам Валька? Вот купите у меня лошадок — очень красивые. Вы каких хотите?
— Мне лошадки не подходят. Мне подарок ко дню рождения нужен, и уже в ближайший вторник. Именно в стиле Егорушкина. Вы сказали, его Виталик зовут, да?
— Нет, Валентин, — разочарованно протянул парень. — Если Вам уж так надо, то могу его телефончик дать. Если время есть, то подъедете к нему домой. У него мастерской нет, он дома работает. Подберете то, что Вам нужно. Может, даже и цену скинет.
— Спасибо! — Обрадовалась я. А потом уже позже, в машине, меня стали мучить сомнения. Нехорошо как-то! С другой стороны — что нехорошо-то? Ну если ему неудобно — откажет, да и всё. А если деньги нужны — подъеду, я же на машине. Мне самой подарок хороший требуется. Искать что-то другое — тоже головная боль, а с пейзажами (я уже твердо решила) расставаться не буду.
Строгим голосом я приказала себе не мямлить и стала набирать номер Егорушкина. Он сам снял трубку, собственной персоной.
