Алексей ЗАРЕВИН
Шагаю в сторону поселковой почты.
Сзади голос:
— Мужчина, вы в контору?
Рядом никого, вопрос может адресоваться только мне. Но черт подери, где я и где "мужчина, вы в контору". Это не может быть про меня, потому что не может быть никогда. Молча прибавляю шагу.
Сзади настойчиво:
— Мужчина, вы контору?!
Все-таки мне. Надо как-то реагировать. Как?
Лучше всего, конечно, вежливо объяснить, что куда я иду — это только мое собачье дело, и никому, кроме меня, это не должно быть интересно. Но культурный налет не позволяет послать ко всем чертям человека, который лезет в грязных сапогах, куда его не приглашали.
Ответить, что в контору, не могу, потому что я же не в контору, а к почтовому отделению. Но в деревнях контора и почта обычно находятся в одном здании, более того, в одном помещении. Если скажу "нет", а по факту окажется да. Войду в почту-контору, и получу: ага! штош вы сказали, что не в контору, а сами в контору. И придется объяснять, что никогда не был ни в конторе, ни на почте, и не знал, что это одно и то же... А для русского человека нет хуже, чем оправдываться перед другим русским человеком.
В общем, обернулся и отвечаю:
— Нет.
— А думала, в контору, — сообщает тетка. — Если в контору, так она уже закрыта.
До двери почты-конторы оставалось шагов десять.
Вернулся домой и накатал пост о вопиющей неделикатности глубинной россиянки. Уверен, что россиянка, вернувшись домой, рассказала всем соседям про чванливого москвича, которому хотела добра, а он через губу да сквозь зубы и даже спасибо не сказал, сволочуга такая.