Увидеть, как жили народы, населявшие Российскую империю, какими промыслами занимались, чем обставляли свое жилище, во что наряжались, какие обряды сопровождали их жизненный путь, довольно просто. Для этого нужно всего лишь приехать в Санкт-Петербург и отправиться в Российский этнографический музей. Так мы и поступили.
Текст: Татьяна Нагорских, фото: Александр Бурый
Цель нашего визита – Российский этнографический музей (РЭМ), который расположился в самом центре Санкт-Петербурга, на площади Искусств, образуя единый архитектурный ансамбль с Русским музеем.
ДОМ ДЛЯ НАРОДОВ
Такое близкое соседство не случайно. Изначально музей задумывался как Этнографический отдел Русского музея императора Александра III. В 1895 году его сын, император Николай II, во исполнение воли и в память своего отца, «незабвенного покровителя русского искусства», издал указ о создании Русского музея, состоящего из трех отделов: художественного, этнографического и памятного.
Однако идея о музее, который представил бы панораму «этнографического протяжения нашего отечества, картину народов, обитающих в России и в непосредственном соседстве с нею», будоражила умы ученых и общественных деятелей начиная с середины XIX века. Еще тогда художественный критик, историк искусств Владимир Стасов писал: «Впервые у нас явилось намерение создать такой музей, где представлена была бы бытовая жизнь всех разнообразных, многочисленных народностей, вошедших в состав Русского государства. Мысль грандиозная беспримерная…»
Реализовать мечту удалось лишь полвека спустя. В 1902 году был утвержден штат Этнографического отдела и открыто его финансирование. А в 1903-м началось строительство здания, впервые в истории России специально задуманного под музей. Выиграл конкурс на разработку проекта талантливый архитектор Василий Свиньин. Незадолго до этого он закончил реконструкцию Михайловского дворца для размещения в нем художественных коллекций Русского музея и с энтузиазмом взялся за новое дело.
По замыслу архитектора «здание Этнографического отдела должно было строиться исключительно силами отечественных рабочих и только из отечественных материалов…». На этой почве, как вспоминала внучка архитектора, у Василия Свиньина даже вышел конфликт с Карлом Фаберже. Известный ювелир предлагал оформить парадный зал музея, посвященный памяти императора Александра III, знаменитым дорогостоящим каррарским мрамором. Но архитектор отдал предпочтение удивительному по красоте и рисунку розовому мрамору из Олонецкой губернии. И не прогадал. Сегодня этот Мраморный зал считается одним из красивейших парадных залов Санкт-Петербурга и главной достопримечательностью Российского этнографического музея.
В советские годы академик Александр Ферсман очень поэтично описал его посещение: «В полумраке туманного ленинградского вечера входили мы в этот мраморный зал. <…> вот зажигаются огни, одна за другой убегают тени, яркие лучи света заливают розовые мраморные стены, розовые колонны, розовый пол. <…> мрамор… сиял своей вечной неизменяемой красотой... для которой нет ни слов, ни кисти художника». Нам, к сожалению, не удалось в полной мере рассмотреть и запечатлеть этот удивительный зал, в котором в тот момент проходила временная выставка.
В центре Мраморного зала должна была находиться уже изготовленная бронзовая скульптура императора Александра III (утраченная в 1918 году. – Прим. авт.), а на стенах позади нее – бронзовый горельеф «Народы России», олицетворявший национальное многообразие и процветание Российской империи. До наших дней он дошел восстановленным в гипсе. 183 фигуры горельефа – собирательные образы представителей различных народов, населявших нашу страну до революции. Правда, во фрагменте, посвященном русским, есть один персональный портрет – писателя Льва Николаевича Толстого. Скульпторы Матвей Харламов и Василий Богатырев увековечили образ «великого писателя земли русской», а для нынешних посетителей музея отыскать фигуру писателя на горельефе – увлекательный квест.
Согласно замыслу архитектора Высочайшего двора в здании Этнографического отдела помимо просторных, хорошо освещенных и оснащенных по последнему слову музейного экспонирования залов планировалось разместить современные фондохранилища, лаборатории, кабинеты сотрудников. Но осуществить проект полностью не удалось. Строительство растянулось на долгие тринадцать лет – до 1916 года. Успешному полномасштабному завершению помешала начавшаяся Первая мировая война. Даже через сто лет недостаточность и неприспособленность помещений для хранения фондов – одна из основных забот современных сотрудников музея.
«ЦАРИ – НАРОДАМ, НАРОДЫ – ЦАРЯМ»
Для широкой публики Этнографический отдел впервые раскрыл свои тяжелые дубовые двери уже при советской власти – в 1923 году. А в 1934-м он обрел самостоятельность и получил название «Государственный музей этнографии». Сегодня это самый большой и наполненный этнографический музей страны, в собрании которого более полумиллиона ценнейших экспонатов.
Его основателями и первыми фондодателями были представители династии Романовых, крупные ученые, частные коллекционеры. Именно им музей обязан поистине уникальными коллекциями. В «Очерке деятельности Этнографического отдела с 1902 по 1909 год» отмечено: «Первым неоценимым в научном отношении по богатству и разнообразию материала является дар Его Императорского Величества Государя Императора – богатейшая коллекция предметов буддийского культа, собранная князем Э.Э. Ухтомским. Вторым ценным вкладом в собрание музея является приобретенная на средства Его Величества и принесенная в дар Государем Императором коллекция русских старинных вышивок и тканей, собранная Н.Л. Шабельской и представляющая редкое по полноте и высокому достоинству отдельных предметов собрание, известное не только в России, но и в Западной Европе». Так объединились устремления собирателей памятников «живой старины» и возможности дома Романовых.
Помимо Николая II и его отца, императора Александра III, почти все члены императорской семьи занимались коллекционированием. К примеру, великий князь Георгий Михайлович, назначенный первым августейшим управляющим Русским музеем, с отрочества был страстным нумизматом. Помимо своего обширного собрания русских монет, подаренного Художественному отделу Русского музея, в Этнографический отдел он передал богатейшую коллекцию персидской и турецкой парадной утвари, грузинской керамики, редких ковров. Вполне вероятно, что столь значительную коллекцию начинал собирать еще его отец – великий князь Михаил Николаевич, бывший наместником на Кавказе в 60-х годах XIX века.
Тем самым, как было отмечено на выставке «Цари – народам, народы – царям», посвященной императорским коллекциям в собрании Российского этнографического музея, усилия представителей дома Романовых по организации музея являют собой «прекрасную картину целенаправленной деятельности семьи, воодушевленной стремлением познать культуру народов своей страны и дать этим народам возможность самопознания и проникновения в культуры друг друга».
Помимо коллекций, собранных Романовыми, а также приобретенных ими у собирателей этнографических редкостей, музей хранит предметы совершенно уникальные. Большая часть из них находится в специально выделенной комнате.
ОСОБАЯ КЛАДОВАЯ
Вход в нее ничем не примечателен. Однако, отворив с трудом тяжелую входную дверь, мы неожиданно попали внутрь… бронированного сейфа. Собственно, так и называли эту комнату в разные годы: «Бронированная кладовая», «Комната-сейф», «Сокровищница». Сейчас ее зовут Особой кладовой. Здесь хранятся самые ценные экспонаты: раритетные украшения, искусно и богато расшитые одежды, подарочное оружие, культовые предметы.
Большинство из них представляют собой дорогостоящие подарки монаршей чете от знатных представителей народов, населявших Российскую империю. Позднее собрание Особой кладовой пополнялось ценностями из личных коллекций представителей дома Романовых, а также экспонатами, привезенными сотрудниками музея из этнографических экспедиций. Одним из главных условий попадания предметов в кладовую являлось наличие в них драгоценных металлов, камней, жемчуга, а также историческая и художественная ценность.
В первую очередь обращает на себя внимание витрина с русскими женскими головными уборами, щедро украшенными мягко мерцающим в полумраке речным жемчугом. Тем самым, которого когда-то было в избытке в российских северных реках – настолько, что продавали его пудами, и даже самая простая крестьянка могла позволить себе жемчужное украшение.
Здесь же выставлен и изумляющий роскошью отделки праздничный женский наряд, состоящий из сарафана, рубахи-долгорукавки и бархатной, украшенной золотным позументом душегреи. Сразу мысленно представляется героиня повести Максима Горького «Жизнь Матвея Кожемякина»: «Невеста, молодая и высокая, была одета в голубой сарафан, шитый серебром, и, несмотря на жару, в пунцовый штофный душегрей».
В Особой кладовой хранятся все виды русских серег: массивные, похожие на фигурки птиц новгородские «голубцы» XVI века, популярные в XVII–XVIII веках «одинцы», «двойчатки», «тройчатки» с вставками цветного стекла или камня, а также более поздние серьги в виде розеток, бантов и виноградных гроздьев.
По красоте и изяществу исполнения им не уступают татарские воротниковые пряжки. Выполненные в технике «бугорчатой филиграни», с вставками сердолика, бирюзы, малахита или цветного стекла, они прикреплялись на воротник женского костюма и служили одновременно и украшением, и амулетом. Пять ниспадающих сияющим водопадом цепочек пряжки символизируют собой ежедневный пятикратный намаз. Есть в кладовой и особый татарский вклад – части костюма богатой казанской татарки, подаренные еще императору Александру III. Помимо вышитого головного убора и нарядной безрукавки в этом костюме обращают на себя внимание роскошные бархатные сапожки-ичиги. Как рассказывают в музее, «традиционно ичиги создавали из разноцветных кусочков кожи в технике мозаики. А эти представляли собой статусный подарок, поэтому были выполнены из бархата и расшиты золотной нитью и жемчугом».
Предметы, которые изготавливали для подношений высшим лицам государства, как правило, были традиционными, характерными для дарившего народа. «Они выполняли роль этнических символов и должны были привлечь внимание императора к культуре дарителей и через магию благопожелания вызывать к ней интерес и доброе отношение», – замечают экскурсоводы музея. Чаще всего такие изделия выполнялись местными искусными мастерами, но встречались среди них и вещи, сделанные на заказ в известных ювелирных фирмах. Как, например, подносное серебряное блюдо для хлеба и соли, изготовленное на знаменитой московской фабрике Павла Овчинникова, – подношение императору Александру III и императрице Марии Федоровне от представителей Терского казачьего войска во время их путешествия на Кавказ в 1888 году. Издревле на Руси такие блюда были обязательным атрибутом и важных семейных событий, и парадных государственных торжеств.
Помимо специально отобранных редкостей членам царской фамилии дарили и вещи бытового назначения, но искусно сделанные. Взять хотя бы демонстрируемые в Особой кладовой дары представителей буддийского населения Российской империи – калмыков и бурят: сосуды для кумыса из кожи и дерева с серебром, коралловые украшения, богатые одежды. В музейном костюме бурятки из роскошного китайского шелка присутствует занятная деталь – серебряные хозяйственные предметы (ситечко для чая, щипчики для бровей, зубочистка), прикрепленные к поясному украшению наподобие европейского средневекового шатлена.
Среди других подношений калмыцкой депутации особо выделяются редчайшие по красоте и мастерству исполнения украшения алтаря. «Императрице и великим княжнам было передано пять изображений «Белых Тар» – символа сострадания всех будд. Императору была поднесена скульптура «Зеленая Тара», к которой верующие обращаются с молитвой о спасении мира от бедствий», – рассказывают в музее. А наследнику цесаревичу Алексею, как известно, страдавшему от неизлечимой болезни, символично подарили стилизованный буддийский алтарь с центральной фигурой Ушнишавиджаи – богини долголетия.
ОБСТАНОВОЧНЫЕ СЦЕНЫ
Отдавая дань участию последних Романовых в жизни музея, не стоит забывать, что с момента основания Этнографического отдела отбор предметов, приобретение коллекций, а также формирование экспозиций проводились на серьезной научной основе. У истоков музея стояли ведущие ученые-этнографы того времени. В бурных дискуссиях они вырабатывали идею будущего главного народоведческого музея страны. Главным спорным вопросом был, «как, в каком количестве и качестве представить культуру титульной нации страны, а также культуры сопредельных народов». В итоге родилась концепция, которой музей придерживается до сих пор: отдельно выделена экспозиция русских – самой многочисленной нации России, а экспозиции соседних народов сформированы по сходству культур и территориальной близости друг к другу. Например, экспозиции «Народы Белоруссии, Украины, Молдавии», «Народы Поволжья и Приуралья», «Народы Северного Кавказа» и так далее. В настоящее время в музее можно познакомиться с культурой более 150 народов начиная с XVI века по настоящее время.
Первое, на что обращаешь внимание, попадая в музей, – это особенности экспонирования коллекций. Наряду с привычными витринами, в которых выставлены экспонаты, большую часть музейного пространства занимают жанровые экспозиции или, как их называют сотрудники музея, «обстановочные сцены». В мельчайших деталях здесь воссозданы из бережно сохраненных «памятников эпохи» интерьеры традиционных жилищ, занятия различными ремеслами, проведение характерных обрядов того или иного народа. Без специальных мультимедийных технологий можно попасть на Крайний Север и увидеть, как чукчи охотились на моржей, заглянуть в ненецкий чум, покрытый оленьими шкурами, или каракалпакскую юрту, обернутую циновками, рассмотреть пугающие современного человека обряды «проводы русалки» у русских или пляски ряженых в страшных масках на Масленицу у народов Прибалтики.
Достоверность экспозициям также добавляют анатомические манекены, имеющие внешнее сходство с представителями тех или иных народов и одетые в подлинные народные костюмы. Эта одежда порой создана из очень необычных, почти забытых сегодня материалов, например рыбьей кожи, крапивного или конопляного полотна. Даже спустя столетия поражает высочайшее мастерство, с которым сделаны эти наряды, то врожденное чувство прекрасного, которым обладали наши предки.
В воссоздании обстановочных сцен сотрудникам музея помогают подлинные фотографии, обширная коллекция которых – настоящая гордость РЭМ.
Вот на фото простой крестьянин, смеющиеся ребятишки, совсем юные молодожены, старуха, качающая люльку с младенцем. «Самое же главное, – рассказывают в музее, – то, что фотографии позволяют рассмотреть лица людей, давно ушедших из жизни, увидеть их улыбки и смущение перед фотоаппаратом, понять мир, в котором жили предки, узнать, как он постепенно менялся и как изменился».
Российский этнографический музей – место, куда традиционно приезжают на практику студенты художественных вузов из разных городов страны: будущие дизайнеры костюма, тканей, украшений, интерьера. Здесь они тщательно изучают и делают зарисовки разнообразных национальных костюмов, аксессуаров, бытовой утвари и обстановки старинных жилищ. Музей – излюбленный источник вдохновения и для состоявшихся художников, архитекторов, мастеров народного творчества, работников театра и кино. Материалы из фондов РЭМ помогли в создании не одной кинокартины и театральной постановки.
РУССКАЯ СТАРИНА
По замыслу основателей Этнографический отдел должен был стать наглядной иллюстрацией всего культурного многообразия народов и племен, которые проживали в мире и согласии на территории Российской империи, самобытности и многоликости культуры каждого из них. А также – как можно более полным собранием по культуре русского народа и его взаимодействию с другими народами страны, так как к концу XIX века стало понятно, что этнография русских в музеях представлена довольно слабо. Поэтому титульной нации Российской империи – русским – в музее посвятили не один, а целых пять прекрасно оформленных залов, рассказывающих о крестьянском труде, ремеслах, русской избе, костюмах и обрядах. Как писала известный исследователь костюма, в том числе русского, Мария Мерцалова, «громадно, обширно наследство русского народа. Веками копилось оно, и вкладывали русские люди в него не только свой труд, но свою душу, свои мечты, надежды, радости и горести. Уходило и терялось многое – время не щадило человека и его творения, но то, что сохранилось, что дошло до нас, открывает нам неповторимый, дивный лик народа-творца, очищенный от всего случайного, наносного, способного исказить истинный смысл созданного им».
Все начинается с галереи потрясающих фотографий русских людей, сделанных как профессиональными фотографами, так и сотрудниками-корреспондентами РЭМ в экспедициях, а также карты обширного расселения русских по территории страны. Многочисленные фото как бы переносят посетителя в атмосферу повседневной жизни народа на рубеже XIX–XX веков, подробно показывают, как проходил тот или иной обряд, манеру ношения костюмов. Фотографии рассказывают о близких и понятных каждому человеку вещах: как трудились и воспитывали детей, как обустраивали жилище и одевались, как отдыхали и праздновали.
В старину мужчины занимались земледелием, ловко управляясь деревянными сохой и бороной. На долю женщин выпадала жатва, которая сопровождалась обрядовыми действами. Музейная обстановочная сцена показывает кульминационный момент жатвы – обряд завязывания «николиной бородки». Как объясняют в музее, «женщина опоясывала полотенцем несколько несжатых колосьев ржи и пригибала их к земле, как бы отдавая обратно силу, отнятую у земли спелыми хлебами. Под «бородку» клали хлеб с солью, с целью задобрить Николая Угодника и надеясь на щедрый урожай в будущем году».
Женщины занимались не только сбором урожая, но и его дальнейшей обработкой. Например, в течение целого года они осуществляли все этапы обработки льна. В музейных сценах можно детально разобраться в этом непростом процессе: от разламывания жесткой костры на деревянной мялке, трепания и чистки кудели гребнем до изготовления ткани и ее отбелки. Елена Львовна Мадлевская, сотрудник отдела этнографии русского народа РЭМ, хранитель мягких фондов, рассказывает, что «существовала даже присказка: «лен – бабья судьба». Ткачеством занимались только женщины, а вот окрашиванием тканей – набойкой – в основном мужчины. Нам посчастливилось застать процесс ткачества в музее на старинном ткацком станке.
Помимо земледелия традиционными занятиями русских были скотоводство, охота, рыбная ловля, разведение пчел. В сцене, посвященной скотоводству, сидит незаменимый сельский специалист – коновал, владевший особыми тайными знаниями по лечению скота и использовавший целебные снадобья. Коновала всегда можно было отличить по кожаной сумке с особенной, почти ювелирно сделанной латунной бляхой с изображением всадника и двух человек. В музее представлена целая коллекция этих необычных и до сих пор загадочных атрибутов профессии.
По-настоящему изумляет зал, посвященный русской избе, где искусно воссозданы особенности традиционного жилища. Оформленный еще в 80-х годах ХХ века, он нисколько не утратил очарования подлинности и недаром был удостоен премии в советские годы. Переступив его порог, мы как будто зашли в гости к далекому предку. Елена Львовна объясняет, что «здесь показан фрагмент избы с основной его особенностью – встроенной мебелью. То есть полки, лавки прямо во время строительства врубались в стены. Это называлось «неподвижный ряд избы». Как положено, особо выделен красный угол, а остальные предметы расположены в строго установленном порядке.
Неповторимое своеобразие северным русским избам снаружи придавала домовая резьба. Львы и птицы-сирины, русалки-сирены, виноградные побеги и гроздья украшали лицевую сторону крестьянского дома. Эта традиция пришла в стародавние времена от украшения кораблей. Примечательные фрагменты резных лобовых досок бережно хранятся в музее, скрытые от солнечного света, но открытые взгляду любознательного посетителя.
Разнообразием форм и яркостью красок привлекает русский народный костюм. В собрании музея представлена одежда почти всех областей России: от архаичной с поневой до ставшего русским символом комплекса с сарафаном.
Перефразируя выражение Анатолия Луначарского «музей – это памятная книга человечества», можно сказать, что Российский этнографический музей – это памятная книга народного искусства нашей многонациональной страны и ее ближайших соседей, в которой ярко раскрывается принцип равноправия культур. Нет плохих и хороших народов – каждый по-своему самобытен, интересен, многолик. И хотя музеи чаще всего формируют картину прошлого, в современной ситуации музей народоведения является наглядным воплощением подзабытого сегодня словосочетания «дружба народов». Заведующий Этнографическим отделом в 1910-х годах, этнограф, антрополог Николай Могилянский говорил, что музей «пробуждает в широкой среде общественное самосознание, сознательную любовь к окружающему, к своей малой провинциальной родине, затем к своему отечеству и более широкое, наконец, мировое чувство человечности».