Этому человеку есть что вспомнить. В солдатских «кирзачах» он прошагал через все 1418 дней войны. От Ярцева под Смоленском сорок первого года, до Блидене -- местечка вблизи города Салдуса, где в сорок пятом в последний раз выстрелил из своей снайперской винтовки. Он сражался за эту землю, за Латвию, в «белоснежных полях под Москвой», где в боях родилась латышская стрелковая дивизия, в топких болотах Старой Руссы, где дивизия стала гвардейской, под Насвой, где он -- рядовой из рядовых -- получил свой первый солдатский орден Славы. Потом, уже на латвийской земле, он добудет в разведке и вторую Славу. Вершиной его солдатской судьбы станет колокольня церквушки в Виеталве -- населённом пункте, лежащем на фронтовой дороге в Ригу. Что он увидел с той высоты? Только ли немецкие позиции, танки и артиллерийские батареи? А может, оттуда гвардии старшина, снайпер и разведчик Ян Розе увидел дни мирные, сегодняшние? Может, сыновей своих будущих, внука и внучку увидел? Наверняка! Иначе не провёл бы на колокольне пять огненных суток, корректируя огонь артиллерии. Пять суток, увенчанных золотой Славой.
Бой у Виеталвы золотой строкой вписан в историю нашего 130-го латышского стрелкового корпуса. Метр за метром выбивали фашистов солдаты 43-й гвардейской и 308-й стрелковых дивизий из каждого дома, с каждой высотки. Вместе со всеми ходил в атаки и мой давнишний друг -- Фридрих Дрейман. Он также получил тогда свою солдатскую Славу. Укрепившись в погребе одного из домов, он забрасывал фашистов ими же брошенными гранатами... Через несколько дней Фридриха Дреймана ранило, и ему не пришлось участвовать в триумфальном марше корпуса по улицам освобождённой Риги.А Ян Розе участвовал. Шёл в колонне, согревался теплом улыбок и радостного смеха горожан, крепко прижимая к груди вместе с автоматом букет осенних цветов. Этот день -- День Возвращения -- навсегда вошёл в его сердце. Напополам с болью...Мы стоим на берегу Даугавы, в самом центре Риги. Тогда, осенью сорок четвёртого здесь были сплошные руины. Оставляя Ригу, фашисты взорвали гранитную набережную, железнодорожный мост, десятки промышленных предприятий. Между обрушившимися в воду фермами моста горожане проложили доски и по ним перебирались из одной части города в другую... Пришлось тогда много поработать, чтобы навести относительный порядок в городе. Сапёры разминировали дома и улицы, связисты прокладывали телефонные линии. С этих работ началось восстановление Риги...
Все послевоенные годы Ян Розе жил и работал в Риге. В этом -- неразрывная связь его солдатского прошлого с настоящим и будущим. Связь времён, живущая в каждом нашем поколении.
Из Сегодня мы смотрим в Прошлое. Не можем не смотреть! Такая уж судьба выпала нашему поколению. Думаем о своих фронтовых друзьях, о том, какими они были, какими стали, или -- какими могли бы стать. Раненая наша память никогда не простит фашистам не только двадцать миллионов человек, не вернувшихся с войны, но и их неродившихся сыновей, дочерей, внучат. Незасеянных ими полей, невыстроенных ими жилых домов или судов, ненаписанных стихов и неспетых песен мы тоже не простим фашистам. Раненая наша память... Бессонными ночами она возвращает нас в горькие дни лета сорок первого, когда уходили мы из отчего края, отбиваясь от фашистских орд огнем.Мои однополчане из 130-го Латышского стрелкового корпуса никогда не забудут, как, вернувшись, целовали родимую землю у пограничного местечка Шкяуне в июле сорок четвёртого. Это были победные слезы!
Каждый знал, каждый чувствовал: и метровые сугробы под Нарофоминском, и спокойная гладь Ловати у Старой Руссы -- пройдены недаром. Заплачено дорогой, очень дорогой ценой... С того июльского денька пройдёт ещё почти триста дней-километров, и победные слёзы снова навернутся на глаза наших солдат. Случится это, когда под Блидене заполощутся на майском ветру белые флаги капитулирующих фашистов.От Шкяуне до Блидене не так уж много километров по обычным мирным меркам. А чем измерить шаги солдат-окопников? Радостью боевых побед? Или горечью утрат? Чем исчислить детский плач, дымные столбы над хуторами и городами, артиллерийские салюты и знаки ранений на солдатских гимнастёрках? Какой мерой, наконец, измерить воинскую дружбу людей всех национальностей и народностей, сражавшихся за освобождение латышей?..
Не так уж велика территория Латвии. А с июля сорок четвертого по май сорок пятого в различные периоды здесь сражались 18 армий. Восемнадцать! Они освободили 56 наших городов и 35 посёлков. 13 октября из лап фашистов была вырвана правобережная часть Риги. А в левобережье бои за город продолжались до 15 октября. Три дня! Очень долгих тогда и таких коротких -- теперь.Вечером 13 октября Москва салютовала освободителям Риги 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. За особые боевые отличия при участии в освобождении города 14-й истребительный авиационный корпус, семь стрелковых, четыре авиационных и четыре артиллерийских дивизии получили наименование «Рижских». Имя Риги было присвоено также десяти различным бригадам, восьми стрелковым, четырём танковым полкам и полкам самоходной артиллерии, многим артиллерийским и авиационным полкам. Десятки солдат и офицеров были удостоены званий Героя Советского Союза, сотни награждены боевыми орденами и медалями.
Освобождение Риги было вершиной боёв в Латвии. А может быть, и во всей Прибалтике. Но чтобы прийти к вершине, пришлось преодолеть и равнины, и предгорья. На пути нашей 43-й гвардейской дивизии, всего 130-го Латышского стрелкового корпуса их было немало. Как и у других корпусов и армий, очищавших Латвию от фашистской гнили. Я хорошо знал бывшего командующего 10-й гвардейской армией генерала армии Михаила Ильича Казакова. Эта армия освобождала Зилупе, Резекне, Мадону, Огре, левобережную Ригу, перемалывала часть немецкой группировки «Курланд» на заключительном этапе войны. Он рассказывал, какого ратного труда потребовал каждый километр, каждый хуторок латвийской территории. Особенно тяжело пришлось частям армии М.И.Казакова на Лубанской низменности. Шли, по грудь утопая в трясине, тащили на себе орудия и миномёты, штурмовали островки-перелески, подожжённые гитлеровцами.
Вообще надо сказать, что Прибалтийская операция была одной из самых трудных и тяжёлых в 1944 году. Она началась в ходе знаменитого сражения «Багратион», успешное завершение которого вывело советские войска к границам Литвы и Латвии. А деблокирование Ленинграда, памятная Лужская операция дали возможность начать освобождение Эстонии. 13 июля воины 3-го Белорусского фронта освободили столицу Литвы -- Вильнюс. Через десять дней части 3-го Прибалтийского фронта выбили фашистов из древнего Пскова, а 26 июля войска Ленинградского фронта с боями вошли в Нарву...
Всё туже и туже стягивалось наше кольцо вокруг вражеских войск, отходивших к побережью Балтийского моря. Общее наступление трех Прибалтийских фронтов началось 14 сентября. Через три дня, перегруппировав силы, пошёл вперёд и Ленинградский фронт.
Общее руководство осуществлял начальник Генерального штаба, Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Под угрозой окружения вражеские войска сдавали одну позицию за другой. 22 сентября 8-я армия освободила Таллин. 26 сентября наши солдаты вступили на территорию Латвии с севера... Началось отсечение группы армий «Север» от основных гитлеровских сил в Восточной Пруссии. Утром 5 октября 1-й Прибалтийский фронт обрушил сокрушительный удар на Клайпедском направлении. Через шесть дней непрерывных боёв советские войска вышли к Балтийскому морю на 35-километровом участке. Этот клин отрезал армии «Север». Образовался «Курляндский котел», в котором медленно но верно начали «перевариваться» свыше двухсот тысяч гитлеровских солдат и офицеров. Ох, как хотелось Гитлеру и его окружению, чтобы хоть часть этих войск пришла на выручку агонизирующей армии «Великой Германии». Не получилось! Отрезанная с суши и моря, группа армий «Курланд» была скована.
Моя солдатская судьба завершилась под Старой Руссой, в 1943 году. Но я знаком со многими, очень многими участниками боёв в Курземе. Это и Ян Розе, о котором говорил выше, и «сапёр милостью божьей» Паул Пихелис, и солдат Владимир Лаукман, и разведчик Николай Куплайс, и пехотинец Виктор Луке, и штабной офицер Иван Чаша, и телефонист Мориц Крауле, и военный корреспондент Грегор Броканс, и миномётчик Михаил Афремович, и... Всех и не перечислишь, не назовешь. Многие и сейчас живут в Риге, других забрали война или годы.
У каждого из живых в памяти словно бы навсегда застыли «стоп-кадры» эпизодов осенне-зимних боев на внешних обводах «Курляндского котла». Особый накал бои приобрели в декабре -- январе возле местечка Джуксте, где фашисты создали сильные оборонительные пункты, заслонив их мощной техникой и отборными эсэсовскими частями. На каждом из этих пунктов происходила своя «малая война» -- частичка многокилометрового сражения.
Паул Пихелис рассказывал мне, как студёными днями и ночами лежал, обдуваемый злой позёмкой и артогнём, и голыми руками буквально выцарапывал из мёрзлой земли мины. Что он вспоминал в те часы и минуты? Бои под Лиепаей и Ригой в первые дни войны? Или как пятого января сорок второго года был тяжело ранен под Москвой и ласковые руки русских женщин вернули ему жизнь? А может, припоминал, как выступал на первомайском митинге в городе Галиче, где в сорок втором лечился в госпитале? Он, почти не владевший русским языком, говорил так зажигательно, от души, что его поняли. Не могли не понять!Циприян Апшениекс рассказывал, как таскал по заметённым снегом холмам и лесочкам тяжеленные катушки с кабелем, «попутно» отстреливаясь от просочившихся в недальние наши тылы немцев. Как отогревался в землянках, деля солдатский котелок каши на троих совсем незнакомых ребят. Как там, в Курземе, вдруг повстречал девочку-подростка, которую освобождал когда-то от фашистской неволи в далёком русском селе. Как она узнала его, как не по-детски плакала от радости...В тех боях Ян Розе уложил своего последнего -- 116-го -- фашиста из снайперской винтовки. К этому времени он уже был опытнейшим разведчиком, многое повидал, перечувствовал. А вот рукопашную схватку в немецкой траншее не забудет никогда. До сих пор кажется, будто залило кровью ту траншею до самого бруствера...
Но какие бы эпизоды не вспоминали ветераны, все они сходятся во мнении: бои за Ригу, а потом в Курземе были очень тяжёлыми и затяжными. Здесь не проводилось глубоких наступательных операций, чем так богат заключительный этап Великой Отечественной на других направлениях. Борьба в Курземе внешне не была эффектной: не освобождали крупных городов, ходили в атаки на безвестные хутора или крохотные населённые пункты, после освобождения которых не раздавались победные московские салюты. Да, судьба войны решалась не здесь. Главные силы и основные технические средства сосредоточивали на Белорусских и Украинских фронтах. И всё-таки...
Вот несколько цифр. Отнюдь не «сухих», а политых человеческой кровью. За особые боевые отличия при освобождении Советской Латвии пять человек получили звание дважды Героя Советского Союза: Александр Мазуренко, Иван Павлов, Василий Раков, Нельсон Степанян и Николай Челноков -- все лётчики. Героями Советского Союза стали 318 солдат и офицеров. Все они -- люди разных возрастов, национальностей, мирных и военных профессий. Десять человек получили это звание в одном бою -- на высоте 144, под Лудзой. Представителей восьми национальностей Советской страны сплотил на этой высоте единый подвиг, общая судьба... Почти 30 человек стали Героями Советского Союза в боях за Ауце.Ауце... Не на каждой карте встретишь это название. Лежит городок в самом сердце Курземе. Не отличается ни особой красотой, ни достопримечательностями. До войны в нем было 3,5 тысячи жителей, да и теперь его проходишь пешком за 10-15 минут. Но тогда, осенью сорок четвертого, городок словно бы впитал в себя все типичные черты «курляндской осады». Части 51-й армии освободили Ауце 9 августа 1944 года сравнительно быстро, а вот удержать... С 10 и до 26 августа здесь шли настолько ожесточённые бои, столько в них участвовало солдат и техники с обеих сторон, что хватило бы, наверное, на освобождение крупного города. В журнале боевых действий группы армий «Курланд» за 21 августа читаю: «...на протяжении семи последних дней были введены в бой за Ауце четыре танковых дивизии, но взломать неприятельскую оборону не удалось. Можно удивляться упорству в сопротивлении его нескольких пехотных, танковых и артиллерийских полков. Советские пехотинцы умело ведут бой, а когда считают нужным, то, не щадя жизни, бросаются к нашим танкам и бронетранспортёрам и поджигают их, достигая этого иногда ценою жизни...» Добавлю, что в боях за Ауце участвовали части танковой дивизии «Великая Германия», которую гитлеровское командование, как правило, использовало только на решающих участках фронта.Второй раз Ауце освобождали войска 10-й гвардейской армии, а точнее -- его 7-й и 19-й корпуса. Вот так: на маленький городок -- два корпуса с приданными «катюшами», танками, самоходками и обычной артиллерией! Командарм М.И.Казаков рассказывал мне, что уличные бои шли всю ночь. Город превратился в сплошной костёр. Горело всё, что могло и не могло гореть. Танки шли на таран, орудия били только прямой наводкой, рукопашные схватки -- в каждой развалине, на каждом уличном «пятачке». На рассвете 28 октября вдруг наступила тишина. Город был освобождён!
После войны Ауце отстроился, стал учебно-испытательным центром Латвийской сельскохозяйственной академии. Признаться, я всегда поражался, что в городе нет памятника освободителям. Пока однажды весной не увидел «вдруг» в центре города огромный, весь в пышном цветении, фруктовый сад. Он выращен руками студентов академии и горожан. Подумалось: не в каждом городе есть такой величественный, такой вечно живой монумент своим освободителям!Монументы, памятники, берёзы у братских могил. Разные по высоте, они измеряются единой мерой -- мерой нашей памяти. Она -- по всей Латвии: на шумных улицах её городов, на берегах тихих речушек.Вернулись в Латвию, в Ригу её сыны-солдаты. Вернулись вместе с братьями по оружию. Вернулись! Возвращение это было возвращением чести и свободы латышского народа.Невольно думалось, что послевоенные десятилетия прошли то как единый день-мгновение, то как бесконечная лента хроники жизни, и пытаюсь отделить случайное от закономерного, главное -- от второстепенного.
Сделать это не просто. Выставка трофейных самолетов и танков на пыльной Эспланаде... Тусклые свечные огарки на прилавках магазинов и в квартирах рижан… Груды закопчённых камней в центре Старой Риги... Пролётки извозчиков, запряжённые тощими лошадьми... Спекулянтское буйство на рынке... Медь духовых оркестров на воскресниках... Первый трамвайный звонок и звонок в школе, тоже первый, на улице К.Валдемара... Хриплые голоса громкоговорителей и волшебник Бах в Домском соборе... И шинели, гимнастёрки с погонами и без -- на бульваре Райниса... Газетные киоски с бесконечными очередями... И очереди за хлебом, солью, спичками... Виселицы на площади Победы с качающимися трупами фашистских преступников... Танцы в клубе автодорожников на окраине Верманского парка... Лунное сияние сварки в разбитых окнах ВЭФа... Патрули на ночных улицах... Первые всплески ребячьего смеха в первом детском садике...И над всем этим -- мирное небо с таким милым сердцу рижским дождиком...С подразделениями Красной Армии, 13 октября 1944 года освободившими Ригу от фашистских оккупантов, в город вернулось правительство республики, оперативная группа советских работников, состоявшая из ста пятидесяти человек, среди которых был и председатель Рижского горисполкома Арнольд Деглав.Я был хорошо знаком с этим замечательным человеком, ласково прозванным в народе «Большим Деглавом». Опытный пропагандист-подпольщик, он имел свой подход к людям, к их умам и сердцам. Разный в общении -- то строго официальный, то радушно-улыбчивый, он был подлинным хозяином города. Хозяином рачительным, вдумчивым. Годы в исполкоме -- это непрерывная, почти круглосуточная работа, работа самоотверженная и очень, очень ответственная... Деглав не боялся взваливать груз ответственности на свои могучие плечи -- был он человеком дюжим, его волевое, со шрамом лицо как бы подчёркивало эту стать, -- и нёс этот груз честно. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что именно благодаря упорству, организаторскому таланту Арнольда Деглава Риге удалось в столь короткий срок преодолеть послевоенную разруху.
А разруха во всех отношениях была огромной. Десятки тысяч жителей города были уничтожены, свыше 75 тысяч -- насильно вывезены в Германию или эмигрировали. Материальные убытки от оккупации перевалили за миллиард рублей. 155 жилых домов были полностью уничтожены, многие сотни -- повреждены. Из 210 автобусов, курсировавших по улицам довоенной Риги, остались считанные. Четыре с половиной километра трамвайных путей и 11 километров их электрических сетей -- уничтожены. Весь трамвайный парк -- 164 моторных и 148 прицепных вагонов -- обездвижен. Из-за нехватки электроэнергии и воды трудно было выпекать хлеб.Но уже 15 октября рижане получили первые 10 тонн хлеба, 5 ноября -- 84, 15 ноября -- 102 тонны. В ноябре 1944 года в Риге уже работали 64 пекарни и проблема обеспечения хлебом была решена.Жизнь налаживалась. 17 ноября по улице Бривибас от бульвара Аспазии до Воздушного моста побежал первый трамвай.С помощью Красной Армии за 40 дней -- в невиданно короткий срок -- был восстановлен железнодорожный мост через Даугаву. Усилиями рижан, при активной помощи ленинградцев, москвичей, свердловчан, к 1 января 1945 года 366 промышленных предприятий города выдали продукцию почти на 10 миллионов рублей.1 ноября открылись двери первых рижских школ, 25 ноября в городе работали уже 85 школ, в которых обучались 22270 ребят. 15 ноября начал работать Латвийский государственный университет, несколько позже -- Академия художеств. В ноябре в городе действовали 6 клубов и 13 библиотек.В первые дни после освобождения в Риге работал только один кинотеатр -- «Сплендид Палас», который ежедневно давал несколько бесплатных сеансов. Но уже в ноябре были приведены в порядок 10 кинотеатров.Коллектив завода ВЭФ обратился к рижанам с призывом -- шире развернуть восстановительные работы. Одним из первых почин вэфовцев поддержал латышский театр драмы. Актеры обязались к 1 декабря полностью привести в порядок свою техническую мастерскую, дать несколько дополнительных шефских концертов в частях Красной Армии и госпиталях. За выполнением обязательств следила профсоюзная организация. Ее активистами были известные актеры Жанис Катлапс и Рихарде Зандерсонс. Они приложили немало сил, чтобы поставить первый спектакль -- по пьесе Рудолфса Блауманиса «Из сладкой бутылки».Накануне освобождения Риги трудные минуты пережил коллектив театра оперы и балета. Артисты скрывались от жандармов в подвалах театра. Загорелась гостиница «Рим», находившаяся напротив. Чтобы огонь не перекинулся на здание театра, артисты из ведер поливали крышу водой.Директором театра стал Рудолфс Берзиньш. В Ригу вернулись Элфрида Пакуле, Александр Дашков, Леонид Заходник, Вера Крампе. Все они получили суровую закалку в многочисленных фронтовых концертах. С них брали пример. В Риге появился еще один художественный коллектив -- Государственный театр кукол, основанный в дни войны в Иваново, при Государственном латышском художественном ансамбле. Руководили группой энтузиастов-кукольников известный переводчик Янис Жигурс и народная поэтесса Мирдза Кемпе.Управление по делам искусств открыло Рижское художественное училище имени Яна Розенталя с пятигодичным сроком обучения. Начало работу Рижское государственное музыкальное училище. Народный художник Латвийской ССР, лауреат Государственной премии СССР Джемма Скулме вспоминает:-- Уже на второй день после освобождения Риги моему отцу Ото Скулме предложили стать ректором Академии художеств. Он охотно согласился. В академию поступило немало студентов, в числе которых была и я. Были здесь и первые комсомольцы Академии художеств, которые в 1941 году встали на защиту Родины, а теперь решили продолжить образование. Гундега Васка, Элза Сталажа, Валдис Пукис, бывшие партизаны Анна Петрова, Улдис Пределис... Их руки последние годы держали оружие, а теперь снова взялись за карандаш и кисти. Правда, не все бывшие студенты успели явиться в академию. Например, скульптор Лея Новоженец в те дни в составе 43-й Латышской гвардейской стрелковой дивизии ещё находилась на фронте в Курземе. В академию она вернулась лишь после Победы.Новый, 1945 год Рига встретила затемненными окнами домов. Не были отменены комендантский час, ночные пропуска и другие ограничения военного времени. В окрестностях города стояли зенитные батареи -- в любой момент могли налететь фашистские бомбардировщики. Во многих школах размещались госпитали. Да и городское сообщение ещё не было налажено. Так что на работу и домой рижане ходили пешком или ездили на велосипедах.Одна маленькая деталь тех дней: у «больших» часов («Лайма» -- прим. ред.) была вывешена огромная карта Европы, на которой ежедневно отмечалось передвижение линии фронта на запад. Толпы рижан собирались у карты, обсуждали ход победных боев Красной Армии. Лишь в Курземе фронт почти не двигался.Всеми силами рижане старались помочь нашим солдатам. Одни заводы уже производили военную продукцию, на других -- ремонтировались танки, самолеты, артиллерийские орудия. А разве можно забыть подарки фронтовикам, отчисления в Фонд обороны? На Новый год, например, жители города отправили воинам 3000 подарков.
...Рига пришла в мирные дни. И первый из них -- 9 мая 1945 года -- она встретила флагами и улыбками, цветами и фейерверком праздничного салюта. Улицы города были переполнены людьми. На Эспланаде состоялся митинг, в котором участвовали свыше ста тысяч рижан. С приветственными речами к ним обратились Ян Калнберзин, Вилис Лацис, Арнольд Деглав, представители Красной Армии. Сколько дружеских объятий увидела тогда эта главная городская площадь!Рига идёт сквозь строй дней сегодняшних в дни завтрашние. Смена дней незаметна и обыденна. В повседневной суете мы её не замечаем. Только удивляемся, как быстро идут дни и проносятся годы…
Гунар Курпнек (1986 г.)