Вообще я свое тело очень сильно люблю, потому что когда мне удается абстрагироваться от понятия красоты, меня в целом удивляет, что тело в природе может быть. Это просто какая-то большая штука, которая ходит, движется, бегает, она такая сильная и классная. Но, к сожалению, это происходит редко, такое абстрагирование. В обычной жизни мое тело я пытаюсь не замечать. Что-то там ходит, работает, ну и ладно.
Ну, то есть мое отношение к нему связано напрямую с чувствами и эмоциями, с тем, как я себя чувствую по жизни. И поскольку в определенный момент жизни то, что может называться душевным и моральным, было абсолютно мертвое, гнилое, мое тело, ну, не вызывало никаких эмоций, кроме негативных. Но с течением времени, пока мы к этому двигались, оно как-то выравнивалось.
В детстве я столкнулась с сексуальным насилием, и это послужило почвой к тому, что я не воспринимала свое тело, как какой-то приятный сегмент своей жизни. Ну, то есть с детства мое тело доставляло мне только негатив, какую-то боль, ту же самую физическую. И где-то лет с семи-восьми я себе внешне не нравилась никоим образом, ну, на почве насилия, плюс я никак не вписывалась ни в один слой общества, где я находилась.
Это из внутренних давних травм. А из недавних. Ну, предательство. Когда тебя предают, тебе делают настолько больно, что ты не чувствуешь себя человеком в принципе. Не то что, чем-то там, что ты можешь любить, а ты в принципе не относишься к себе, как к живому существу, как к чему-то, что заслуживает чего-то хорошего, и все это выливается в тело.
Я думаю, когда-нибудь смогу это преодолеть. Но мне кажется, полное принятие своего тела — это своего рода утопия.