Дэмиан сидел и клевал носом над чашкой чая. На дворе был поздний вечер, и первый день в совершенно новом, наполненном искрящейся магией мире плавно подходил к концу. У парня была своеобразная традиция, которой он придерживался с детства, с самой первой поездки на море с родителями: солнце, плещущиеся волны дружелюбного тёплого синего моря, лижущие ноги в розовых девчачьих сандаликах, но уж какие были, квартира снятая у сухонькой, но всё ещё бодрой и улыбчивой загорелой старушки, и первое ночное бдение. Родители, сильно уставшие за время поездки, в конце концов просто махнули рукой на упёртого пацана и ушли спать, не дожидаясь, пока начнёт зевать Дэм. А тот сидел на кухне, на широком подоконнике, поглядывая на часы с квадратным циферблатом, и упорно ждал полуночи. С тех пор на каждом новом месте, приехал он туда только проспать ночь и отправиться скитаться дальше или собирался остаться на всю жизнь (которая в итоге заканчивалась месяца через четыре; абсолютный рекорд был установлен на последнем месте постоянного жительства, где Дэмиан умудрился протянуть аж полгода) парень дожидался полуночи, отдавая дань уважения месту. В глубине души он считал, что в новом жилище и жизнь должна быть новая, а значит, нужно дотянуть до момента полного обнуления, дождаться, пока часовая и минутная стрелки сойдутся в одну линию, или пока некрасивое «23:59» сменится четвёркой нулей, в общем, дотерпеть до переломного мига и в первый день новой жизни попасть совершенно другим. Редко что-то после этого ритуала менялось основательно, скорее, какие-нибудь мелочи: вместо прошлой марки чая в магазине у дома была только какая-то неизвестная, которая вдруг оказывалась на порядок приятнее прошлой, или по какой-нибудь случайности приходилось купить новые ботини, в которых внезапно было удобнее, чем в старых, и прочая приятная чепуха.
Конкретно сейчас Дэм гадал, что же может случиться после такой радикальной смены места жительства, как «переезд» в другой мир? Точно что-то абсолютно удивительное и непередаваемо волшебное. Может, прилетит волшебник в голубом вертолёте с халявным билетом в кино и багажником (а у вертолётов есть багажники?), забитым мороженым. Или окажется, что кто-то из двух пришельцев на самом деле утерянный в раннем детстве принц. Или наоборот, сын жестокого киборга-диктатора с астмой. Или седобородый колдун потащит их за сокровищами, которые придётся отвоёвывать у дракона в одной команде с двенадцатью гномами. Или...
Кто-то постучал по косяку двери. Обернувшись, Дэмиан рассеянным взглядом скользнул по Эдварду, скрестившему руки на груди и неодобрительно смотрящему на него.
– Полуночничаешь? – спросил он на удивление мягко и понимающе.
– Ага, – рыжий кивнул и украдкой глянул на часы.
Часы заслуживали отдельного упоминания. Не лишённая изящества конструкция из дерева и металлических штуковин формой напоминала сову с выпученными то ли от ужаса, то ли от восторга, то ли от боли глазами. Глаза были разной формы и размера: один был образован двумя непрерывно крутящимися в разные стороны шестернями, серо-стальной побольше и позеленевшей, видимо, бронзовой, поменьше, второй был косым спилом какого-то не очень толстого дерева с десятком годовых колец, так что создавалось ощущение, что сова ещё и приподнимает одну бровь, как бы спрашивая: «За что же ты со мной так, создатель? Тебе, может, отдохнуть, проспаться?» Перьевой же покров совы был сконструирован из железных и деревянных стружек, вьющихся в разные стороны, и к образу совы-мученицы добавлялась ещё такая деталь, как помятый вид. Очевидно, этим автор хотел заявить миру о своём лютом похмелье, и аллегорически изображал себя, как жуткую помятую сову с лапами разной длины и без ярко выраженных крыльев. Часы можно было считать образцом абстрактного искусства, но любого увидевшего это искусствоведа ещё дюжину дней по ночам мучали бы кошмары, в которых огромные лязгающие чешуёй совы хором уведомляли бы высшие силы насчёт несправедливости их жалкого существования.
Так вот, взглянув на часы, Дэмиан заметил, что до полуночи осталось ещё тринадцать минут, а значит, время на краткий экскурс в его причуды есть.
– У меня традиция такая, – пояснил он, ложкой гоняя по дну чашки одинокий, но не сломленный листик мяты, – дожидаться полуночи на новом месте. Вот такой закидон.
– А твоя традиция подразумевает одиночество? – уточнил Эд и сел на стул напротив.
– Да нет, не обязательно, – Дэм улыбнулся уголками губ.
– Слушай, а откуда у тебя этот шрам? – Эдвард взглядом указал на рассечённую надвое верхнюю губу парня.
– История не очень весёлая, – предупредил рыжий, отхлебнув из чашки давно остывший чай.
– Рассказывай, если тебе самому нормально.
– Ну, дело было три года назад. Мне было шестнадцать и я связался с плохой компанией. Мать с отцом на тот момент были заняты моей сестрой четырёх. На сестру я не злюсь, скажу сразу, она не виновата, но на тот момент мне было дико обидно за то, что на меня не обращают внимания, и из чувства противоречия я начал якшаться с местной группкой плохих ребят. Все они повально курили, бухали и девственником не был даже самый мелкий из них, четырнадцатилетний мальчик, по крайней мере, так говорили. Я в этой компании сначала был белой вороной, так как, несмотя на шкодливый характер, оставался маменькиным сынком, слово «секс» видевшим только в рекламе на листовках сомнительного характера. Пришлось выдумывать истории и рассказывать их с самым что ни есть серьёзным видом, к счастью, я неплохо умею убеждать. Однажды наша кодла столкнулась с другой, вражеской компанией. Не помню уже, что мы не поделили, то ли двор, то ли «крышу» какого-то ларька, но сцепились мы знатно. В пылу битвы мне прилетело чем-то по роже, я почти не заметил боли, как настоящий берсеркер, и только постфактум, когда набрал полный рот крови, заметил, что мне губу эдак аккуратненько пополам разрезали. Наверное, это была опасная бритва, или перочинный ножик, точно никто не знает, но губа нормально так и не заросла. Что самое смешное, родители так и не заметили, даже когда сестра вышла из несознательного возраста.
– Если ты хочешь, я могу это залечить, – непринуждённо предложил Эдвард. Дэмиан в ответ только пожал плечами.
– А зачем? Сейчас меня это уже не сильно волнует, а глаз в зеркале будет цепляться. Если бы я сейчас мог что-нибудь масштабнее заклинания-прикуривателя, я бы, скорее, залечил зануде его свежие шрамы, – в ответ на непонимающий взгляд он пояснил: – Ольгерду. Пока мы удирали от тех сумасшедших через лес, его несколько раз обожгло залпами плазмы. Я постоянно вижу, как он неосознанно трогает обожённые участки и морщится. Он, конечно, не то чтобы отличный друг, но всё-таки надёжный парень. Да и жалко его.
– Если хочешь, я тебя сейчас научу простой лечилке и ты сам его подлатаешь? – предложил Эд.
– Давай, – с блеском в глазах согласился Дэм, моментально вскочив со стула.
Под тихий щелчок пружины, сдвинувшей минутную стрелку на первое деление циферблата, начинающий волшебник и его невольный наставник покинули кухню.
