Освоив трюк с поджиганием кончика сигареты, Ольгерд ещё пару минут был занят попытками регулировать цвет, что оказалось невозможным – его огонёк оставался исиня-зелёным, размер (заметив напряжённое лицо и чуть вздувшиеся вены на руках парня, Эдвард облёк его «рабочую» левую руку в какой-то полупрозрачный волшебный пузырь, спустя буквально секунду загудевший под натиском струи огня) и температуру, что также к успеху не привело, языка пламени, после чего наконец переключился на другую тему.
– А есть ли какие-нибудь волшебные палочки или что-то в этом роде? – поинтересовался он вкрадчиво.
– Есть, – простодушно ответил синеволосый, отвлекшись на закипающий кофе (сам он травяные чаи не любил, предпочитая заряд бодрости в кофейных зёрнах), но моментально спохватился и добавил: – Но вам я ничего такого не покажу, рано ещё. Не беги впереди паровоза, раздавит.
Дэмиан дёрнул хозяина квартиры за рукав рубашки, смешно хмурясь:
– А почему рано? Волшебные палочки это что, какая-то жуткая тайна, которую ты нам случайно выболтал и которой мы тебя теперь можем шантажировать?
– Мне не нравится ход твоих мыслей, – Эд покачал головой, переливая кофе из турки в старую, выщербленную с края чашку. – Просто артефакты имеют очень узкую специализацию. Вам пока не подойдёт, а показывать без возможности дать поиграться с моей точки зрения как-то нечестно.
– Ну, хотя бы покажи, – для разнообразия, без командной нотки в голосе попросил блондин, нервно сминая пальцами край своей рубахи. – Я до сих пор не могу до конца поверить, что это всё действительно происходит, что магия и вправду есть. А ну как мы с этим, – он неодобрительно посмотрел на слишком легко, по мнению Ольгерда, верящего во всё подряд Дэма, – не прошли сквозь озеро в ваш странный, извини уж за честность, мир, в котором каждый может то, чему я посвятил десяток лет, с рождения, а лежим трупиками в телеге и мирно едем к главному этих Рыцарей Смерти, кем бы он ни был, и всё это, – литовец обвёл рукой комнатку, подразумевая, очевидно, сложившуюся ситуацию, – исключительно галлюцинация моего умирающего сознания?
– Ничего себе у тебя загоны, – поражённо протянул Эдвард, нервно отхлёбывая из чашки. – Если бы Маришке попался такой клиент, она бы уже этим летом переехала на острова. Это подруга моя, психотерапевт, не обращайте внимания, – пояснил он в ответ на удивлённые взгляды.
– Мне в качестве психотерапии вполне подойдёт демонстрация какого-нибудь масштабного чуда, – вкрадчиво заметил Ольгерд, цокая ногтями по весёленькой синей кружке с лягушонком, из которой он пил чай.
– Чудо не обещаю, но свою «палочку», так и быть, продемонстрирую, – вздохнул Эд, вставая из-за стола. Пришельцы тоже подскочили, в нетерпении пожирая глазами парня, казавшегося им сейчас если не круче вообще всех на свете, то, как минимум, величайшим кудесником вселенной.
Эдвард вместе со своей импровизированной свитой, шушукающейся за спиной, как и положено придворным, прошёл в спальню, ту, что покрупнее. Здешний интерьер разительно отличался от серой обыденности остальной квартиры хотя бы тем, что по всем подоконникам и полкам были расставлены различные растения вперемешку с книгами, даже с железного крюка на потолке свисало кашпо с непонятным, вьющимся вокруг верёвочек, держащих горшок, растением.
Сразу после зелёного ковра взгляд цеплялся за стоящий у окна стол из какого-то тёмного и даже на вид тяжёлого дерева, с кучей ящиков и ящичков, дверок и дверец, с подставкой под перо, чернильными пятнами (впрочем, не очень заметными под горами бумаги) и ужасающе громоздкой ярко-вишнёвой пишущей машинкой.
– Что это за динозавр? – восхитился Дэм, подойдя ближе и потянувшись к клавишам.
– Не трожь! – завопил Эдвард, бросаясь наперерез ему.
– Да не трогаю, не трогаю, – рыжий заложил руки за спину и виновато взглянул на хозяина квартиры, выглядящего так, словно у него на глазах кто-то пытался грязно надругаться над телом его любимой бабушки, к тому же, умершей несколько лет назад.
– Это, – выдохнул синеволосый сердито, – не динозавр. Это – тот самый артефакт, который я хотел вам продемонстрировать. Наша фамильная Лжепечатня.
– Что-что? – удивлённо переспросил Ольгерд, с недоверием косясь на красного монстра, будто скалящегося белыми кнопками.
– Лжепечатня, – повторил тот. – Всё, что возможно напечатать на этой машине – ложь, то есть правду написать невозможно. Обычно в книжках вашего мира артефакты, связанные с письмом, всегда пишут только правду, и это заблуждение. На самом деле, заколдовать вещь на анализ вероятностей и поиск совпадения с миллионом вариантов ошибок проще, чем с одним вариантом правды. Одно минимальное расхождение, и правда превращается в ложь, а вот заведомую ложь в правду превратить куда труднее, поверьте мне. Мои предки, все до одного, были юристами, возможно, из-за того, что им с детства обещали отдать эту старушку. А я вот проверяю на ней свои книжки на правдоподобность.
– А можно ли с её помощью выяснить, например, верность теории струн? – поинтересовался Дэмиан, с уважением разглядывая такой древний агрегат.
– Насколько я понял, эксперимент вашего Шрёдингера вполне описал устройство вселенной, – с некоторой печалью в голосе ответил Эдвард, глядя в окно. По закону жанра за ним должна была быть ясная ночь, освещающая лицо мечтателя бледным светом мириад звзёд, но, как назло, разгорался день и в глаза парню нещадно било солнце, напоминая о том, что жизнь хоть и сказка, но всё-таки от книжных штампов весьма далека. – Все теории любой науки о космосе одновременно и верны, и нет. По крайней мере, у меня вышло напечатать и «жизнь на Марсе есть» и «жизни на Марсе нет», что меня тогда сильно озадачило. Так что верность теории струн мы с вами так никогда и не выясним.
– Не всё так плохо, – попытался подбодрить его Дэм, заметив упадническое настроение и подрагивающий от драматизма голос Эда. – Ты ведь можешь её использовать. Пусть и не в целях познания Вселенной, но, определённо, в целях её улучшения. Дашь что-нибудь из своего почитать?
