* * *
Потолок прямо перед глазами раскрашивался бледными отсветами огней рекламы, прорывающимися сквозь неплотно задернутую штору. Смена цветов шла по кругу в точном порядке и четком ритме, в отличие от мыслей, роившихся в голове. Спина немного затекла, но не хотелось менять позу. Пляска разноцветных пятен завораживала, не давая отворачиваться.
Карина, помолившись перед сном, легла со своего края кровати. Вскоре она тихонько засопела, и ее легкое дыхание, как и цветная раскраска потолка, стали частью комнаты.
У меня осталось меньше суток. «В любом случае решение будет за вами». Арбитр сказал это прощаясь. После того, как мы договорились о встрече. «Извините, завтра у меня неопределенный день. Прошу вас прийти к восьми часам. До десяти я точно приду, но только на пятнадцать минут. В какое именно время — заранее сказать не могу». Конечно, у него могут быть и свои дела, не одним же мной заниматься. «Завтра вы должны дать ответ, Сергей Данилович. Хотел бы предоставить вам больше времени на размышление, но послезавтра утром улетаю. А когда вернусь, боюсь, будет поздно». У меня меньше суток. Завтра вечером нужно дать ответ. Просто сказать несколько слов Арбитру. И после этого вернуться домой. Чтобы начать собирать вещи. Или, заперевшись в ванной, изучать несколько листов рекомендаций — моего единственного оружия против беды. Такого же сильного, как листок подорожника против гангрены.
Все просто. Ситуация сводится к двум решениям. Нет, — и можно делать вид, что никогда не встречал Арбитра, конверт достал из почтового ящика. Почему бы и нет? Сейчас там много чего можно найти. И всю жизнь принимать соболезнования. И врать, что сделал все, что мог. Себе и окружающим. Да, — и Карины не будет совсем. Она станет прежней, но не для меня. А для меня не останется даже тех крох, что есть сейчас. Ее не будет. Совсем. Валентина Михайловна не поймет. Разве можно понять дезертира? А Данилка? Даже и думать не хочется. Карина вернется в горы. Но найдется ли там место мне? Ведь горы — это не только ледники и скалы. Это люди, это друзья. Как их делить будем? И никому, кроме самого себя, не смогу сказать, что сделал все, что мог. И этого оказалось достаточно. Впрочем, не стоит лукавить. Все не так кошмарно. Валентине Михайловне достанутся все лавры спасительницы дочери. Справедливо. Материнская любовь — вот что по-настоящему свято в жизни. Данилка вырастет. Когда-нибудь смогу объяснить ему. Или Арбитр поможет. А меня ждет потрясающая женщина с неземной любовью. Сколько же раз она отказала женихам? Если три раза в неделю, то сто пятьдесят шесть раз в год. За последних десять лет, да плюс еще года три в студенчестве, не меньше. Ого! Больше двух тысяч. Четыре мотострелковых батальона…
Карина шевельнулась, спугнув мои мысли, которые стремительными воробышками разлетелись во все стороны. Сонно всхлипнув, она повернулась на другой бок и положила голову мне на плечо. Теперь стоило только вытащить руку из-за головы, как жена оказывалась в моих объятиях. Тепло дыхания приятно щекотало шею, успокаивало. Умчавшиеся мысли стали осторожно возвращаться.
Нечестно, конечно, так над Алексой иронизировать. Даже в мыслях. До помутнения в глазах ведь по горным тропам бегал, лишь бы выгнать ее из сердца. А теперь чего? Узнал, что любит она тебя, и расчирикался? Стыдно, Серега! Ты как будто пытаешься сорвать на ней зло. Она-то в чем виновата? В том, что десять лет назад вошла в вагон метро на станции «Парк Культуры»? Или в том, что не сумеет разлюбить? А Каринка сможет? Та, которой станет? А не эта, у которой «на все воля божья»? На порог дома не пустит — это факт. Даже разговаривать без необходимости не будет. А вот разлюбить-то сможет? А сын? Сколько лет он будет видеть во мне предателя? Грэг морали читать будет, на путь истинный наставлять. Он в семейных вопросах кремень. Игорь промолчит, но мысленно осудит.
Каринка вновь зашевелилась. И пробормотала тихо так, неразборчиво. Но я расслышал! Люблю тебя! Кисть под одеялом легла на грудь. Пальцы чуть скользнули и замерли, — она так и не проснулась.
А может это все подстава? Элегантная операция других? Специально подсадили Карину на религию. Зачем? Чтобы заполучить меня. Не много ли возомнил? Зачем ждать десять лет? Ну ладно, девчонка в одиночку не могла найти меня. Но Арбитр — это же структура, которая обеспечивает выживание целой расы. За три дня разыскали бы. Тогда она еще не приняла решение не трогать меня.
Может, был не нужен, знали, что Алекса теперь все равно в материнство уйдет? А когда у нее дочь погибла, вспомнили обо мне. Глупо. Зачем ждать пять лет? Да и Арбитр не возражает, если я уйду не к Александрине. А к любой женщине. Как не верти, а играют они по-честному. Благородно. И ждут от меня такой же игры.
Каринка опять вздрогнула. Пальцы пришли в движение, и ладонь поползла к дальнему плечу.
— Сережа…
Моя рука, не ожидая распоряжений, выбралась из-за головы и легла на плечи супруги, несильным, но ясно обозначенным усилием прижимая ее. Потом тихонько поползла по удивительно бархатистой мягкой коже, туда, вниз, к талии. Тело Карины отозвалось на ласку, прижимаясь к моему боку, губы добрались до шеи, и язык легонько прошелся по коже до самого уха. Но она еще спала, мышцы вновь расслабились, нос уткнулся в щеку. Не надолго, на несколько секунд. Потом она начала приподниматься, опираясь на локоть той руки, что лежала поперек груди. Моя рука сопротивлялась отчаянно, пытаясь не дать вырваться жене из подмышки, но победа Каринки предопределялась правилами игры. Жесткие соски буквально царапнули бок, и теперь она нависала надо мной, уперевшись кулаками вытянутых рук в мои плечи. Одеяло свалилось и Карина, которая дома почти всегда спала одетая только в обручальное кольцо, смотрелась какой-то фантастической инопланетянкой с переливающейся различными цветами кожей. Одно колено раздвинуло мои ноги, другое встало на живот, заставив напрячь пресс.
— Ты никуда не сможешь уйти…раб! — проговорила супруга «демоническим» голосом. Резко дернувшись, я уронил Каринку на кровать рядом с собой. Дыхание перехватило. «Не сможешь уйти, не сможешь уйти, не сможешь уйти», — стучало в висках.
— Что? — в голосе тревога и озабоченность. — Я сделала тебе больно?
Пальцы нежно скользили по щеке.
— Прости, прости, пожалуйста! Сереженька, мой хороший…
— Нет, все нормально! — чтобы не продолжать разговор можно закрыть ей рот нежным поцелуем. Но я выбрал страстный долгий одуряющий. И почувствовал, как выгибается, опрокидываясь навзничь тело моей любимой женщины.
Рассвет застал нас измотанными. Разноцветная пляска на потолке потихоньку растворилась в светло-серой мгле. Карина опять пристроилась у меня на плече, засыпая. У нас оставался один час до звонка будильника.
— Ты не спишь? — тихо так, чтобы не разбудить, если я уже уснул.
— Нет, милая.
— Знаешь, мне приснился ты.
— Не может быть.
— Ты стоял у двери и спрашивал, люблю ли я тебя.
Держись, Серега! Голос должен оставаться ровным.
— И что ты ответила?
— Что люблю, — устраиваясь поудобнее, промолвила жена.
Даже вздремнуть уже не удастся. Я сказал все правильно — так и нужно. А вот что скажу вечером Арбитру??
* * *
— Добрый вечер, Михаил!
— Здравствуйте, Сергей Данилович! Проходите!
В комнате темно, метрдотель зажигает свечи.
— Боюсь, что вам придется подождать около часа.
— Не страшно, меня предупреждали, что так может случиться.
— Принести ноутбук? У нас отличный высокоскоростной интернет.
— Нет, спасибо. Этого добра и на работе хватает.
— Тогда ужин. Сейчас достану меню.
— Не стоит. Вчерашний салат, пожалуйста.
— Понравился?
— Очень.
— Хорошо, салат. Что еще? Традиционный шашлык?
— А можно, что-нибудь другое? Например, рыбу.
— Семга в сыре подойдет?
— Это лучшее, что можно придумать. Вино белое.
— Разумеется.
— Бутылочку минералки.
— Хорошо.
— Только сначала, не сочтите, Михаил, за извращенный вкус, чашечку двойного кофе.
— Плохо спалось? — улыбка доброжелательна.
— Немного.
— Хорошо, устраивайтесь, сейчас будет кофе.
Свечи горели ровным огнем, выхватывая из темноты лишь стол, подоконник, да стул напротив. За окном по обоим берегам Яузы медленно текли потоки машин. Текла река, зажатая каменными парапетами. Текли ручейки людей, входящих и выходящих из метро. Текла жизнь. А здесь, в небольшой уютной комнате, жизнь замерла. Остановилась. Моя жизнь. И хотя мне предстоит еще допить крепкий кофе из маленькой чашечки, потом есть салат и рыбу, дожидаясь Арбитра, она будет стоять на месте. Неподвижно. До тех пор, пока сюда не войдет Арбитр. Я поднимусь ему навстречу, мы обменяемся рукопожатиями. Затем скажу несколько слов. И жизнь снова помчится безумным галопом. А пока она будет стоять. Потому, что я принял решение. О котором могу пожалеть, но не смогу его изменить.